Александр Белов (Селидор) - Воля и сила варвара. Статьи Страница 5

Действие-символ Источника. Только в этом случае оно является ритуалом Великой энергетической лавины грядущего.

Расширение жизненного пространства милитарной системы строится по предельно уплотнённому триглаву;

ЭКОНОМИКА — КУЛЬТУРА — ПОЛИТИКА. Его сферой действия должна стать вся территория распространения воинской аутентичной сословности, а принципом — полная взаимосвязь всех и каждого. Только в этом случае можно говорить о существовании системы, а, стало быть, и о существовании милитарного пространства. Взаимосвязь экономики, культуры и политики должна строиться в системе отношений, исключающей деньги как принципиальный показатель успеха. Иначе экономическая сфера всегда выйдет на приоритетное место, и всё превратится в обычную предпринимательскую практику.

В этом триглаве, составляющем нашу реальную жизненную оболочку, должен действовать другой эквивалент результата. Он призван уравнять творческие усилия и их материальное воплощение у всех бойцов милитарного пространства, показав равноценность действия по Источнику. Проработкой этого показателя и введением его в систему расчёта должны заняться наши проводники. От оперативности их усилий сейчас зависит осуществление проекта, а, стало быть, и реальное жизненное положение каждого из нас.

Да, мир живёт в системе вульгарных потребительских истин. Сделать нравственный прорыв в сферу иных отношений — не только наша задача, это— условие существования нашей духовной сути. Сегодня, когда приходится быть благодарным за человеческую порядочность и честность, то есть за самые естественные и нормальные качества, трудно предполагать, что отказничество от накопления, нестяжательство, вдохновит толпы общественно неприкаянных индивидуумов и приведёт их в систему. Нет, её делают другие. Обладающие тем, что непокупаемо, тем, что никаким образом не контролируется товарно-денежными отношениями — обладающие энергией перемещённого пространства.

Нет необходимости доказывать, что эта энергия влияет не только на событийный ряд отдельно взятой судьбы, но и на происходящее с другими. И всё-таки её цель — действие.

Действие как символ глобальной духовной системы, уже разворачивающейся в грядущем историческом пространстве России.

Да, Скифы мы... но не азиаты

Распад арийского этнокультурного единства, захвативший не одно тысячелетие, явился основным фактором становления и развития великих материальных культур древности и генератором развития общественно-этнических отношений. Однако из этого вовсе не следует, что археологическая и лингвистическая трансформация общества обуславливала распад этносферы ариев. По высказыванию Ю.В.Бромлея, «в условиях раннеклассовых отношений переселения часто сопровождались интенсивными этногенетическими процессами. При этом такие процессы, как правило, имели объединительный характер. Более того, начальной точкой формирования новой этнической общности в результате переселений обычно выступал не столько сам момент миграции этнической общности или отделения переселяющейся этнической группы от „материнского этноса“, сколько тот период, когда между переселенцами и автохтонными этническими единицами начиналось взаимодействие, в ходе которого у них появлялись общие характерные черты». Состав скифской народности, впервые упоминающейся в анналах Асархаддона VII в. до н.э. и оставившей материальную культуру периода того же VII века до н.э., формировали две генетические ветви, представленные срубной культурой Поволжья (автохтонный элемент) и т.н. андроновцами (миграционный элемент). Игнорирование андроновского участия в скифской народности спровоцировало возникновение расхожего заблуждения об азиатских отклонениях скифской антропометрии. Часть исследователей опускала упоминание андроновского ариотипа, настойчиво помещая родовое гнездо скифов в глубинные районы Азии, следуя за «классической» версией Геродота. Несостоятельность версии антропометрического «азиатства» скифов заключена в том, что в Средней Азии не выявлено элементов скифской культуры, а на Памире и на Иранском нагорье в тот же период жили чистые европеоиды, характеризующиеся комплексом признаков долихоцефалов, но отличающихся от скифских краниологической серией (Г. Дебец). Кроме того, и данные лингвистики, согласно Э.А.Грантовскому, «не позволяют искать родину скифов в Центральной Азии, на западе Восточного Туркестана и в соседних районах Казахстана и Средней Азии». Данные античной традиции позволяют ему смело помещать ядро формирующейся скифской этнокультуры в район между Волгой и Аральским морем. По мнению В.П.Алексеева население Минусинской котловины в эпоху бронзы целиком составляли европеоиды. Доминировали они и в Монголии. При выяснении условий арийского расселения, указанные обстоятельства особенно важны, ибо часть исследователей стремятся их не замечать. Локализованная в Поволжье исходная территория, общность позднеарийских народов (срубная культура), к которым относятся скифы, не позволяет принимать теории азиатской, и уж тем паче индийской, прародины ариев. В долине Инда европеоиды появились не ранее III тысячелетия до н.э., тогда как данные палеогеографии, палеоботаники и климатических исследований Средней полосы датируют их присутствие в этой зоне ледниковым периодом — то есть, началом голоцена (около 15 тысяч лет назад). В 1964 году в двухстах километрах к северо-востоку от Москвы были обнаружены захоронения давностью в 23 тысячи лет, известные теперь как «Сунгирская стоянка». Один из двух сохранившихся скелетов принадлежал пятидесятилетнему мужчине европеоидного типа. Во всяком случае, наблюдалось явное отличие от, например, гримальдийской расовой ветви того же периода, в которой позднее проявились негроиды (погребение близ Ментоны), а также от монголоидов палеолитических поселений таких, как Мальта и Буреть близ Иркутска — современников «сунгирского человека». Археологов поразило также присутствие следов социальной иерархии и жизненной обустроенности, наличие предметов развитой материальной культуры. Об этнотипичности сунгирского человека официальная наука предпочитает не распространяться и по сей день. Один из виднейших специалистов в области иранской лингвистики В.И.Абаев пишет: «В течение долгого времени я разделял широко распространённое мнение, что прародину иранцев следует искать в Средней Азии, а появление ираноязычного элемента на юге России нужно связывать с известным рассказом Геродота о вторжении скифов из Азии и относить к VII веку до н.э. Эта концепция теперь сильно пошатнулась... Второе тысячелетие до н.э. представляется terminus ante quern для пребывания северо-иранских племён в Юго-Восточной Европе». Утверждается, что у гипотезы восточно-европейского происхождения иранцев достаточно подтверждений. Указанные факты и авторитетные мнения позволяют связать воедино антропологию; гипотезы об историческом и географическом происхождении совокупного генетического материала скифов; исследования в области развития языка и интеллекта; данные о развитии материальной культуры. Таким образом мы можем зафиксировать обоснованность «северной гипотезы» происхождения скифов. Образовав в пространстве современной среднероссийской полосы свое расовое ядро, они сбрасывали изростки популяции в бескрайние просторы Евразии. Так миграционное размывание обуславливало «эффект основателя» — воспроизводство доминирующего расового признака при появлении мутаций, вызванных кровосмесительными контактами местного населения и мигрантов. «Эффект основателя» испытывал устойчивость отношения доминантных и рецессивных признаков к расово-видовому отличию. (Отношение различных форм одного и того же гена, сосредоточенные в одинаковых участках гомологичных хромосом, при которых эти отношения не облажают влиянием на соответствующие признаки особи.) Вполне определённо можно утверждать, что наименьшие отклонения от «расового эталона» могли наблюдаться в непосредственной близости к локусу расового ядра. Вот почему скифский тип мы рассматриваем в качестве референтной модели всего поволжского ядра арийской типичности. Основания для этого дают авторитетные высказывания А.А.Формозова: «Для нас интересен вывод Г.Ф.Дебеца и В.В.Бунака об очень большой устойчивости антропологических типов в пределах европейской части СССР, устойчивости, гораздо большей, чем в Западной Европе. Это согласуется с наблюдениями археологов об устойчивости культурных областей каменного века на той же территории». Устойчивость, о которой идёт речь, обуславливается стабильностью и воспроизводством этногенетической матрицы в рамках поволжского массива срубной культуры. Под влиянием сильного патогенного воздействия, когда часть структур организма гибнет, немедленно усиливается их репродукция и необходимое их число быстро восстанавливается в результате репаративной регенерации. То есть, в «эффекте основателя» мы наблюдаем функцию восстановления доминирующего (базового) расового признака в аспекте клеточной регенерации. Этот эффект прекрасно изучен медицинской наукой, которая также приходит к выводам об обусловленности функций организма его структурой. По мнению специалиста в проблемах структурных основ адаптации Д.С.Саркисова, «принцип единства структуры организма (антропометрия) и функций, бывший до этого скорее теоретическим, чем практически ощутимым, теперь получил чёткое фактическое обоснование». Согласуясь с тезисом Х.Мюллера, что «раса есть групповой опыт», рассмотрим с этой точки зрения скифские антропометрические пропорции, которые сформировали современный облик русского человека. Данные исследований погребальных комплексов катакомбного типа (Краснознаменский курган, Алексеевский курган, Мамайский курган) и более ранних могильников смешанного скифо-киммерийского типа (Султагорский могильник, «Высокая Могила» и др.) позволяют говорить об однородности антропометрических компонентов, в отличие, например, от погребений сарматского этапа, где антропологический состав колебался от андроновских до памиро-ферганских образцов. В скифских погребениях мы наблюдаем европеоида с большой, гармонично вылепленной черепной коробкой: прямым лбом без деформации лобного бугра и наклона лба назад, в пропорции почти равной половине лица, с невыраженной мезогнатией (передняя носовая ось расположена глубже плоскости передних зубов), и характерной ортоградностью; с достаточно узкой носовой щелью и без компонентообразующей ортохейлии. Височная линия скифского краниотипа подчёркивает плоскость от теменного бугра до дна височной впадины. Луночковый край относительно узкий. Реконструкция облика нашего древнего предка вскрывает весьма любопытный и весьма показательный элемент общеарийского типа. У скифа, как и у его предшественников, миндалевидно заужена глазная щель. Это вовсе не монголоидный признак, ибо здесь отсутствует эпикантус (монгольская складка) и глазная щель поставлена прямо. Кроме того у монголоидных серий иное отношение внутреннего и внешнего глазничного угла. Скифский антропологический тип значительно старше многих археологических культур и приближает нас к сунгирскому человеку. Интересно, что миндалевидный глаз стал культовым признаком правителей в Древнем Египте и Месопотамии, что вполне соотносимо с ранними формами альбинократии и подтверждает гипотезу арийского влияния на культуру раннего Шумера в период древнейшей миграции арийцев. Та же форма глаза стилизованно отражена и в облике жреца на статуэтке, ставшей главным символом культуры Мохенджо-Даро. Характерным для облика скифа является его довольно массивный нос. Принято считать риноморфный (носовой) признак чисто адаптационным. Тканевая массивность большого парного хряща крыльев носа как бы обусловлена необходимостью использования соответствующего количества кровеносных сосудов этим органом в условиях холодных зим: отрицательные температуры Поволжско-Уральского региона доходят до отметки в -45. Правда адаптационная теория не может объяснить отсутствие у скифов подкожной жировой прослойки, типичной, например, для монголоидов. У нас есть основания сомневаться в концептуальном положении, что расовые особенности — не более чем адаптационный признак. Конструктивный признак большого парного хряща крыльев носа и угол носовых косточек является отличительным риноморфным расовым показателем. Эти элементы, наряду с формой носовых перегородок, отличают скифский нос от семитско-иберийских серий, где «фирменным знаком» является чётко выраженный внутренний угол большого парного хряща к фильтру рта. Реконструкция черепа не позволяет воспроизвести цветность глаз скифа. Тем не менее, мы можем опереться на исследования виднейшего учёного-ирридодиагноста академика Вельховера, установившего удивительную особенность радужки показывать предрасположенность к так называемым «социальным» болезням: туберкулёзу, наркомании, гонорее и т.п. — то есть, к «болезням нравов». Этот вывод свидетельствует и об обратной стороне явления — о факторе устойчивой генной изоляции подобных мутационных процессов в среде, не склонной к гонорее и прочим последствиям упадка и сопутствующим «шалостям». Расовая обусловленность социальных процессов должна приводить нас к мысли о том, что цветность глаз нашего предка может быть выявлена в дальнейших исследованиях. Мы не можем принять холличеровскую идею, гласящую что «расовые особенности — не состояние, а процесс». Для нас предпочтительнее мнение американского учёного Ричарда Левонтина: «Поиски причин различий, существующие между людьми в их приспособлении к окружающей среде, остаются, в сущности, лишь милым развлечением, свидетельствующим о богатстве воображения рассказчика». Анализируя возможные приспособительные черты, Левонтин обращает внимание на факт того, что пигментация волос и глаз у американских индейцев примерно одинакова, независимо от места их обитания — от Пойн-Барроу на Аляске до Огненной Земли. По его мнению это вызвано результатом относительно недавнего происхождения америндов (американских индейцев) от их предков в Сибири — около 12 тысяч лет назад. Естественный отбор ещё не успел привести к накоплению генов, регулирующих количество меланина у индейцев из племени шванта или навахо. Кроме того, указывает Левонтин, «обстоятельства всегда очень комплексны. Тропическая Африка является родиной и пигмеев, и ватутси — то есть и самых низкорослых и самых высоких людей в мире». Адаптационной теории противоречат некоторые формы альбинократии, культивирующие белый расовый признак в ракурсе социальной дифференциации. Примером может служить «султаническая раса» узбеков. Здесь проявлен монголоидный тип с генетической арийской связью (светлые кожные покровы, не чёрные, а тёмно-русые волосы, иная антропометрия скелета). Данный расовый подтип демонстрирует наиболее высокие показатели коэффициента IQ, генный морфологический приоритет, чем обуславливает своё элитарное положение в узбекском обществе, включая советское. Мезоморфная байская подраса узбеков и по сей день не претендует на высокие должностные позиции в государстве, занимая свое место в социальной иерархии. Низший подрасовый тип узбеков — декхане — тоже доказывает, что расовый признак — не столько адаптационный, сколько социальный. Брахицефальность декхан сформирована не «пищевым компонентом», как пытались представить дело марксисты, а жёсткой подстилкой под головой грудничковых младенцев, создающей плоские затылки у детей бедных слоев населения. Не вызывает сомнения, что адаптационный фактор играет важную роль в биоконструировании видов. Однако раса — явление не просто видовое. Раса связана с исторической множественностью признаков. Поэтому адаптация особи к окружающим условиям не способна повлиять на расовый признак в целом. Расовая концепция выдвигает как базовый не принцип адаптивности, а принцип чистоты. «Благородная», «чистая» индивидуальность есть форма отражения расовой коллективности. Чистота, в отличие от адаптационности — более высокая формация единства. Она характеризуется потенциалом генной устойчивости вида, преодолевшего колебательную лабильность фактора выживания. Скифы на протяжении примерно тысячи лет представлявшие глобальную этносистему сохраняли устойчивость архитипической матрицы двух великих арийских культур Поволжья — ямной и срубной. Скифская этносистема сложилась и развивалась на территории протяжённостью свыше 7000 километров. По мнению академика Б.Б.Пиотровского, «археологи постепенно выявили общность многих элементов культуры от Дуная на западе и вплоть до Великой китайской стены на востоке, на широкой полосе степей, предгорий и горных пастбищ, между сороковой и пятидесятой параллелями». Этот культурно-исторический массив не был объединен общим государственным образованием и существовал как пространство обычая, биологически опосредованного нрава и этно-клановых отношений. Исторический отбор, трансформировавший скифов в славянскую типологическую модель, практически не изменил формы наследуемых признаков у людей, населявших территорию Восточной, Юго— и Северо-Восточной Европы. Однако эта трансформация лишила наше этногенное пространство азиатского региона. Да и поволжский этногенез происходит под влиянием пришлых монголоидных групп. Поэтому расовая трансформация наших древних предков ставит перед нами вопрос об исторической трансформации, которая решает вопрос, быть или не быть европеоидной расе и «белым культурам» будущего.