А. Чернавский - Заря над бухтой Страница 5

А еще год спустя хороший подарок судоремонтникам сделали строители созданного тогда Камчатстроя. Жилье они стали делать из бетонных блоков, где в качестве теплоизоляционного материала широко использовалась вулканическая пемза. В квартирах стало больше тепла и уюта.

Приходилось мириться с бытовыми неурядицами, вызванными прежде всего отсутствием электрического освещения, должного отопления, острым дефицитом предметов домашнего обихода. Вот перед нами протокол общего рабочего собрания от 1 февраля 1938 года.

«Кольберг: «Сколько раз мы поднимаем вопрос о быте? Много. А результат с гулькин нос. Грязь как была, так и есть. Ведра не достать. Одна кружка на весь цех, и ту месяц пришлось ждать, пока выдадут».

Коршунов: «Дома наши без полов, холодные. Стульев и табуреток мало. А кое-кто, товарищи, и эту мебель не бережет. Вот в палатке № 14 шесть табуреток разломали, а в пятнадцатой — стол изуродовали».

Голос с места: «Наказать разгильдяев, строго спросить с них».

Вот так жили. Но пришел конец и «ситцевому городку». Поселок теперь украшали вполне приличные домики, в которых проживало полторы тысячи судоремонтников. А потом, через многие годы, архитекторы обозначат на карте поселка другие улицы и кварталы, где вырастут многоэтажные дома со всеми, как мы говорим, коммунальными удобствами. И станет это особенно заметно после 1957 года, когда, ло решению партии и правительства, в стране развернулось грандиозное жилищное строительство.

Периодом счастливых новоселий можно назвать эти годы в истории завода: 1600 человек получили новые квартиры. Вступили в строй два детских сада, прекрасный универмаг «Рассвет», почта с телеграфом, кинотеатр «Мир» и музыкальная школа.

— Тут всегда пробка, — зачертыхался шофер. — Как вон ту лощину заметет, значит — баста. Ну и дорожка.

Молча сидевший на заднем сиденье пассажир вдруг отозвался:

— Ну, это ты зря, парень, дорога как дорога. А что пурга беснуется, так ты ж на Камчатке баранку крутишь, не в тропиках.

Водитель в недоумении закуривает и, пристально всматриваясь сквозь стекло, буркнул:

— Будто сам не видишь, какая она.

— Недосмотр есть, факт. Дорожники тут не на высоте. А сужу так, хлопец, потому, что знаю цену каждого ее метра, каждого поворота.

— Это ж как понять? — не унимался шофер. — О какой цене речь?

Пассажир помалкивает. Я обернулся и тут же встретил добродушный взгляд седоволосого мужчины.

— А понять просто, — продолжает тот, — своими руками эту дорогу строил. Семь потов здесь с друзьями пролил, дюжину мозолей нажил. Ты думаешь, легко тянуть ее было? Это сейчас техника вон какая: машины, многотонные катки, а тогда, брат, лопата, тачка да трамбовка вручную.

— Любопытно, пять лет кручу на ней баранку, а, к стыду своему, не знаю, когда ее построили.

— Давненько, Ты еще и под стол пешком не ходил. Диалог на этом прервался. Шофер снова нажал на «все

педали», задние колеса образовали снежный вихрь, а машина ни с места. Чувствую, «скребут кошки» у парня, но злость про себя держит.

— Вот, батя, и сели на твоей дороге. Пока встречные не пробьются, загорать придется. Так что времени в достатке. Интересно, как же вы ее тут тянули?

И наш попутчик повел рассказ.

Завод начинали строить при полном, можно сказать, бездорожье. «Подъездными путями» служили доски да бревна, по которым катали тачки. А к жилью через бугры и косогоры люди протаптывали себе тропинки, конечно, там, где попрямее и покороче. В морозную зиму или летом еще куда ни шло — терпимо было. А вот когда земля обильно поливалась камчатскими дождями или когда весенняя распутица приходила, вся территория превращалась в непролазную грязь. Как говорится, ни проехать, ни пройти. Приходилось самим тут же мастерить «тротуары»: в грязь бросали доски, бревна, камни, металлические предметы. Так и добирались к месту работы, не как нынче — из цеха в цех на модных каблучках.

Но с местным бездорожьем еще мирились. Знали, нет пока средств и силенок, повременить надо. А вот с большой дорогой следовало что-то делать. Поселок снабжался тогда в основном морем. На кунгасах, которые буксировали маломощные катера, доставлялись материалы, продукты, почта, словом, все, в чем нуждались рабочие и их семьи. Связь эта, однако, была ненадежной. Частые штормы, туманы, пурги нарушали снабжение, грузы доставлялись с большим опозданием. По суше связь вообще отсутствовала. Лишь единственная тропка, петлявшая меж берез и корявого стланика, приводила путника в город. Но она отнимала у человека полный день, если он по делам своим пешком отправлялся в Петропавловск. Словом, дорога на город стала для судоремонтников серьезной проблемой.

— А как решить ее? — продолжал свой рассказ наш попутчик. — Кругом лес, сопки, через них тянуть надо.

— Так на ощупь и шли? — допытывался шофер, слушая своего пассажира уже с нескрываемым любопытством.

— Да нет, были у нас специалисты, знавшие толк в этом деле. Изыскания сделали. А потом кирки и ломы на плечо, и за дело! Копали, подсыпали, трамбовали. Отовсюду везли песок, глину, бревна. Все в ход шло.

— Но позвольте, — тут уж я вступил в беседу. — Старожилы рассказывают, что на нынешней трассе тогда масса плавунов встречалась. Да и сама местность-то была заболоченной.

— То-то и оно. Эти плавуны да болота в печенках у нас сидели. Такие «прожорливые», черти. Тонны щебня и гравия бросали, и все как в бездонную яму. И обойти некуда. Вот и мучились, пока не укротили их.

Пробка, наконец, рассосалась, шофер дал газу, и машина тронулась.

Ехали молча, пока водитель снова не спросил:

— А что же дальше было?

— Гм, дальше? Потом эта дорога появилась. Конечно, тогда она не так выглядела. Вот глянь, лощинка! Видишь? От нее до клуба езды минут семь, а мы год сюда шли. Понял?

— Да я-то понял. В одном не разберусь: все время говоришь: мы да мы. А кто это мы?

— В первую голову строители. Я работал тогда в одном управлении. После демобилизации пришел на завод.

Сквозь густо валивший снег мелькнули затуманенные огоньки «Рассвета». Шофер сказал:

— Ну, вот, добрались.

Вылезая из кабины, пассажир протягивает водителю деньги.

— Не стоит, батя. Раз по твоей дороге ехали, госпошлину можно и не брать.

— Не дури, парень, бери. Дороги моей здесь нет. Тут наша дорога.

На том и расстались. Теперь, конечно, я сожалею, что не узнал имени своего попутчика. Но, вспоминая сейчас тот случайный разговор в такси, отчетливо себе представляю, как метр за метром набирала силу эта дорога. Как вдоль нее, словно по берегам реки, вырастали дома. Собственно, дорога эта стала не только важной транспортной артерией, она дала потом толчок к расширению городского строительства.

Летопись засвидетельствовала: «Дорогу от поселка Индустриальный до Петропавловска начали строить в июне 1939 года. Окончено ее сооружение летом 1941 года». Выходит, за такой срок всего 7 километров. По современным темпам, конечно, пустяк. Но тогда, да еще в условиях Камчатки, эти километры обходились ой как дорого.

…Накануне 30-летия Победы встретились мы с Анной Владимировной Острой. Когда она раздавала рабочим инструмент, я старался запомнить ее: невысокая, подвижная, с изрезанным морщинками лицом и с прической, усыпанной сединами. По возрасту и стажу Анна Владимировна уже пенсионерка, но родной цех, где прописалась с тридцать шестого, покидать не торопилась. Раньше токарничала, а теперь вот работу ей попроще подыскали — раздает инструмент. Всю войну, с первого до последнего дня, простояла Анна Владимировна у станка, выполняя срочные и нелегкие заказы. Давно это было. Время, однако, не притупило ее памяти, и о тех годах рассказывает она так, словно все это случилось не тридцать лет назад, а вчера или даже сегодня.

— Помню, пошли мы на Сопку любви, там вечер танцев был. Музыка играет, в вальсе кружимся. И вдруг все смолкло. Увидели мы мужчину с поднятой рукой. Лицо у него суровое, пасмурное. Сказал нам всего несколько слов: «Товарищи, война началась. Немец напал». Как бритвой, резанули они по сердцу. Ведь еще минуту назад все здесь кружилось в счастье, веселье, был смех, а расходились мы в какой-то необыкновенной печали.

Потом помню заводской митинг. Состоялся он у заводоуправления. Весь поселок тут собрался: и стар, и мал. Нам зачитали текст речи В. М. Молотова, а потом начались выступления. Конечно, дословно я не припомню, кто о чем говорил, но смысл был таков: «Фронт не только там, где гремят орудия. Фронт у нашего станка, в нашем цехе. Каждая лишняя норма — это снаряд по врагу».

Анна Владимировна хорошо помнит и другое: как провожали на войну мужчин и как к осиротевшим станкам становились их жены, дети.

— А как же забыть-то этот Такое всегда будет помниться. Мужики на фронт, а бабы за их станок. Знаете, сколько в первые дни войны на верфь пришло женщин? Около двухсот. Одни кисти в руки взяли — малярами стали, другие маску сварщика надели, третьи в береговые матросы подались. Многие проходили краткосрочные курсы и становились токарями, слесарями, шоферами. Знакомы, например, были мне машинист Косых, которая пришла в цех из заводской столовой, кузнец-штамповщик Владимирова, бывшая домохозяйка. Они по две нормы давали. Даже те женщины, чьи мужья еще работали, и то в цеха повадились» Спрашивали: чего горячку порете? Успеете еще, горя хлебнете. А они так отвечали: «Мужа заберут, а я его место займу. А пока подучусь». А то однажды появилась в цехе группа девочек. Спрашиваем: зачем пожаловали? «Работать, — отвечают, — из ремесленного мы». Смотрю на них, годков по четырнадцать-пятнадцать — не больше. И росточком с «ноготок». Многим из них пришлось потом подставлять ящики, чтобы девчоночьи руки могли дотянуться до детали. Грустно было смотреть на эту картину…