Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6532 ( № 46 2015) Страница 5

С конца XIV века начались восстания на Русском Севере против власти новгородского боярства. Ряд обширных территорий перешёл под руку московского великого князя, становясь «чёрными волостями», без господской власти, с общинным самоуправлением. Новгород уже был не в состоянии оборонять северо-западные рубежи Руси; отряды бояр, лишённые единого управления, не могли наладить взаимодействие друг с другом и с городским ополчением. В итоге республика потеряла большую часть Чудских земель (Юрьева, южной Финляндии, побережья Ботнического залива, большей части Западной Карелии). На эти земли надолго уселись, вплоть до побед Петра Великого, рыцари Ливонского ордена и шведские феодалы. Как отметил современный историк Александр Тюрин, Новгород даже побоялся прийти на помощь своему «брату» Пскову, нещадно разоряемому литовско-татарскими отрядами Витовта, предпочитая откупаться от воинственного литовского князя.

Москва же, ведя борьбу за общерусские торговые пути, становилась «собирательницей земель». В отношении всей Руси Новгород оказался «чужим», а Москва – «своей».

Главный конфликт времён Петра Столыпина

Столыпин бросил вызов российскому финансовому миру, потребовав, чтобы государственный Крестьянский поземельный банк перешёл в подчинение МВД (Столыпин занимал одновременно пост министра внутренних дел) и выпустил облигационный заём на колоссальную сумму в 500 млн. рублей для развития аграрного сектора, который тогда был ведущим в экономике страны и остро нуждался в деньгах. Получив в процессе Столыпинской реформы землю, крестьяне напоминали армию без патронов. Государству следовало сделать решающий шаг для их поддержки, чтобы уменьшить хищничество экономически сильных структур. Однако чисто «бухгалтерский» подход министра финансов В.Н. Коковцова, считавшего, что главным для министерства является не развитие, а накопление золотого запаса, не позволил создать инвестиционный банк. Российский золотой запас был самым большим в Европе, но толку от этого было мало, так как Государственный банк эмитировал недостаточное количество денег. «Россия была одной из редких стран, где сумма кредитных билетов в обращении была ниже суммы золотого запаса», – писал в своей книге Кирилл Кривошеин, сын соратника реформатора, министра земледелия А.В. Кривошеина.

Громадная денежная масса, несмотря на нужду народного хозяйства в инвестициях, не была использована для разрешения острейшего экономического противоречия между бурно развивающейся промышленностью и примитивным земледелием.

Если бы замысел Столыпина был реализован, жизнь государства повернулась бы в новом направлении. Кстати, после увольнения Коковцова в начале 1914 года был принят экономический новый курс, включавший даже пятилетнее (!) планирование. Но в итоге преодолеть сопротивление финансовой элиты не удалось.

Показательно, что и попытка защитить тогда на международной арене интересы российских аграриев, предпринятая Советом съездов биржевой торговли и сельского хозяйства, была в Европе встречена настоящими репрессиями, занижением натурального веса при приёмке русского зерна в порту Марселя, бойкотом Бременским союзом российских импортёров зерна.

Почему устранили НЭП?

Принято считать, что НЭП исчезал «постепенно», по мере исчерпания своего потенциала. Но есть точная граница, перейдя которую сталинская группа отказалась от него. Это произошло, как только выяснилось, что огромные финансовые средства, выделенные на индустриализацию, через коммерческие банки перетекают на более выгодные торговые операции. Другими словами, банки наживались на бюджетных деньгах. Тогда и было принято решение о создании двухуровневой финансовой системы СССР. 30 января 1930 года вышло постановление ЦИК и СНК СССР «О кредитной реформе». Оно коренным образом меняло денежную систему государства, ликвидировало взаимный кредит между организациями и предприятиями госсектора. Его действие распространялось и на все кооперативные виды собственности. Коммерческое кредитование заменялось исключительно банковским, через Государственный банк. Госкредиты больше не могли превращаться в наличные деньги. За счёт этого стратегического решения был обеспечен взлёт капитального строительства в 1930 годы.

Доктор экономических наук Юрий Кочеврин отмечает: «Именно преобразования в денежной сфере 1930-х годов и создали ту экономическую основу, которая обеспечила устойчивость советской экономики и которая работала в самых трудных обстоятельствах несколько десятилетий. Эта основа была рыночной, т.е. связанной с фундаментальными законами экономики индустриального типа, но одновременно обладала своеобразными, ярко выраженными чертами, отличавшими её от принципов построения денежной экономики в странах развитого рыночного хозяйства… Денежное хозяйство советского типа… приобрело черты, которые заставляют говорить о нём как об уникальном явлении, как о способе выживания экономики во враждебной среде».

В 1933 году президент США Ф.Д. Рузвельт, используя советский опыт, подписал аналогичный закон (Banking Act of 1933), называемый также по фамилиям инициаторов Законом Гласса–Стигалла (Glass–Steagall Act). Он действовал до конца XX века: коммерческим банкам запрещалось заниматься инвестиционной деятельностью, были ограничены права банков на операции с ценными бумагами и введено обязательное страхование банковских вкладов.

Мог ли Советский Союз не погибнуть?

Распад не был предопределён, но путь спасения заключался в изменении экономической стратегии. Даже престарелый Брежнев в узком кругу говорил, что «уже 30–40 лет империализм другой, а мы всё ведём свою политику, будто ничего не меняется». Нельзя сказать, что руководство было полностью невосприимчиво к переменам. Во время чехословацкого кризиса 1968 года, афганского (1979), польского (1980) в Политбюро и Генштабе высказывались мнения о непродуктивности жёстких методов управления. Также было понимание, что СССР «взять Польшу на иждивение не может». Колоссальная нагрузка военных расходов осознавалась как неприемлемая. Огромная советская экономика (вторая в мире) могла осуществлять любые великие проекты, но вошла в противоречие с потребностями изменившегося общества. То, что оно выросло на основе достижений советского социализма, делало дальнейшее развитие драматическим: ему следовало отвергнуть своего родителя. Великая революция, создав великое государство, продолжала воздействовать на массы, утверждая традиционное этатистское миропонимание. А повседневная жизнь с её постоянными нехватками, архаичностью пропаганды, ненужными ограничениями и жертвами била по этому миропониманию, требуя перемен. Старая основа экономических связей, созданная в период индустриализации, изжила себя. Но, как и в 30-е годы, царили валовые показатели, оплата труда зависела от объёмов добытого угля или сваренного металла, а интеллектуальная и научная деятельность не входили в систему приоритетных оценок трудовой деятельности. Учёных могли щедро наградить, могли принудить к активной работе, но неслучайно Сталин лично занимался в «ручном режиме» вопросами научно-технического развития: внятного метода стимулирования интеллектуальной элиты не было.

В течение многих лет в СССР росли формы общественного потребления – бесплатное жильё, здравоохранение, образование, дешёвая электроэнергия и т.д. К 80-м годам их объём в потребительской корзине превысил пятьдесят процентов. Наступил предел разумности потребления: больше половины произведённого национального дохода распределялось бесплатно. Это означало, что заработная плата перестала быть основным мерилом жизненного уровня. Люди утрачивали стимул хорошо работать. Это в первую очередь било по наиболее способным и активным. Поэтому уже в последующие годы брежневских времён в Госплане созрело понимание, что от уравнительной системы оплаты труда надо переходить к дифференцированной, а в дополнение к государственному сектору разрешить частный. Предлагалось создание частных предприятий «в сфере услуг и торговли, лёгкой промышленности, в передовых ресурсосберегающих отраслях, тесно связанных с научно-техническим прогрессом». Здесь новый сектор путём конкуренции быстро вытеснил бы нерентабельные госпредприятия.

Первый шаг был сделан в июле 1982 года, когда Брежнев подписал постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о введении новых цен на хлеб. С 15 января 1983 года вдвое повышалась цена на него и вдвое же увеличивались все зарплаты. Из этого следовало, что население ничего не теряло, но более высокооплачиваемые фактически получали бы значительную прибавку. К тому же дотационное зерновое производство становилось рентабельным и должно было вытянуть мясомолочную отрасль. Активно отстаивал это постановление и М.С. Горбачёв, тогда секретарь ЦК КПСС по сельскому хозяйству.