Аб Мише - ШОА. Ядовитая триада Страница 5

Евреи обозначали греческими словами утварь, одежду, пищу, монеты, должности, учреждения ("синагога" от греческого synagōgē - "собрание"); они переименовали свои города Рабат-Амон в Филадельфию, Акко в Птолемаиду. В перечне нечистых животных (Левит, 11:6) [1, 116] при переводе Торы евреи могли использовать греческое слово dasypousd - "мохноногий" вместо lagos - "заяц", чтобы не задеть греческую династию Лагидов-Птолемеев. Даже богослужение еврейские священники вели на греческом языке, на иврите проговаривая лишь отдельные фразы. Еврейских священнослужителей можно было увидеть и среди участников состязаний в греческих цирках.

Греческие ристалища манили еврейских юношей. Чтобы голыми, подобно грекам, выступать, не стыдясь, они надевали фальшивую крайнюю плоть, а то и шли на муку операции, удаляющей следы позорного обрезания. Греки считали обрезанного мужчину уродцем и импотентом - это отпугивало от принятия иудаизма тех, кто, соблазнясь еврейской религией, учёностью и моралью, тянулся в синагогу - их было немало, называемых sebomenoi, - "почитающие" еврейского Бога без перехода в еврейскую веру. Соответственно евреи, откачнувшиеся от иудаизма к греческой философии, звались по имени Эпикура epicurean (и сегодня еврей-отступник на иврите апикорос) [15, 386].

Стыковались две цивилизации. А греческая чернь завидовала еврейской зажиточности, и в хитросплетениях политики и экономики, симпатии и вражды - вызревала своим чередом юдофобия.

...Рим. Сенат. Сенаторы: тоги белоснежные, лики медальные, глаза железные, речи жгучие... И посреди имперских страстей - хлопоты с захолустной Иудеей.

Сенаторы слушают дело Люция Флакка, правителя Малой Азии, обвиняемого среди прочего в незаконном присвоении еврейских денег в Иудее. На трибуне защитник Флакка, любимец Рима Марк Туллий Цицерон (106-43 гг. до н.э.), свободолюбец, борец с деспотизмом. И с евреями. Сенаторы внимают: Цицерон клеймит, как всегда, страстно, варварское суеверие евреев, их "презренные сакральные обряды", выражающие "отвращение к блеску этой империи, достоинствам нашего имени, установлениям наших предков... Как дорог был этот народ бессмертным богам, доказывается тем, что он был побеждён, обложен данью, порабощён".

Это поношение великий оратор предварил убедительными словами о своём страхе перед злословием евреев, "разжигающих страсти в наших народных собраниях" (цит. по Р. Ляст "Антисемитизм Цицерона" [16, 137-8]). Чего же так испугался бесстрашный обличитель свирепого Катилины?

Страх его был импортным. Бояться евреев Цицерона научили на греческом острове Родос, блиставшем в античном мире богатством, учёностью, красотой и поэзией. "Дочь Афродиты, солнца невеста" - пел о Родосе греческий поэт Пиндар (V в. до н.э.). Мировую славу Родоса утверждал Родосский Колосс, седьмое чудо света, - гигантская статуя бога солнца Гелиоса, между ногами его корабли проходили в порт.

Мысль мудрая под здешним солнцем завидно плодоносила. Родосский философ и историк Посидоний (135-50 гг. до н.э.), тоскливо наблюдая, как рассеянные по всему свету евреи помогают друг другу выжить, а то и обрасти богатством, высказал идею о всесилии мирового еврейства - впоследствии она оформится в теорию "мирового еврейского кагала" или, по-нынешнему, "мирового жидомасонского заговора".

Эту догадку Посидония Цицерон вынес из его школы, где он учился риторике в 78 г. до н.э. Именно в тот год преподавал в школе Посидония заезжий его друг философ Аполлоний Молон. Приставшие уже к евреям определения "человеконенавистники", "безбожники", он дополнил: "фанатики, бездари" - и, распалясь, припечатал: "евреи-трусы". Цицерон повёз идеи своих учителей в Рим, где при нужде можно было рассказать хоть о страшном могуществе заговорщиков-евреев, хоть об их постыдном неумении постоять за себя.

"Когнитивный диссонанс", - говорят психологи о явлении в человеческом сознании двух разноречивых представлений об одном предмете. Евреи неколебимы в бою или в сопротивлении язычникам? А почему же не создали охраняющего государства? Кто они - тайные властители мира или бессильные жертвы гонений? Вопрос на засыпку - голова крýгом. Одни боятся сильных евреев, другим омерзительна их слабость. И то и другое питает юдофобию, она гасит беспокойство диссонанса.

Великолепие древнего Родоса рухнуло в историю, в легенды. Ищи-свищи... Ныне остров в запустении. Под оплавленным небом спит стадион, где когда-то играли мускулами дискоболы и упражнялся в риторике Цицерон, хотя какие-то праздники отмечаются и, бывает, бегают спортсмены. В остальное время- тишина, козы бродят, зной лежит... Однако кое-чего и сохранилось от прошлой родосской учёности. Про мировой еврейский заговор сегодня чуткой и любознательной новоантисемитской молодёжи толкуют "Протоколы сионских мудрецов", и "жидовская трусость" усладила юдофобское сознание на тысячелетия. Не помогла ни воинская слава древних евреев, ни то, что высказался Аполлоний Молон туманно донельзя: мол, евреи в бою подменяют храбрость "безумной и дерзкой отвагой" [10, 199] - поди разбери-пойми. Но приклеилось - не отодрать. ("В Ташкенте окопались", - язвили в советском народе, когда шла Вторая мировая война.)

Замечательно липло к евреям поношение!

С. Лурье называет Цицерона первым и наиболее рьяным антисемитом в римской литературе. Первый, но далеко не последний. Отличились помимо историка Тацита и воспитатель Нерона философ Сенека, и популярные поэты Ювенал и Марциал. Философ Цельс через 400 лет после Манефона довёл его соображение об евреях как потомках "шарлатанов и бродяг", изгнанных из Египта, до утверждения, что евреи - беглые египтяне-рабы. А раб, всем тогда было ясно, - презираем, он на дне общества, его нрав отвратен, его помыслы грязны. Образное мышление людей греко-римского мира не замедлило перенести понятие "грязный" на физический облик еврея, и родило устойчивое до наших дней: "вонючий еврей" [10, 192-3].

Идеи зудят в мозгах, а чешутся руки. Юлий Цезарь благосклонно принял евреев, им, единственным из всех покорённых Римом народов, даровали полную религиозную и бытовую независимость, еврейская римская община благоденствовала, в I веке из шестидесяти с лишним миллионов жителей империи к иудаизму склонялись, по некоторым данным, три миллиона - почти пять процентов [17, 149]. (По данным еврейских авторов даже 7 миллионов - свыше 10 процентов [18, 84]; было бы и больше, когда бы не еврейский строжайший запрет поклоняться идолам римлян, включая статуи обожествлённых императоров.) Но что же остальные 90-95%? Показательны несколько фактов. Покорителям Иерусалима императору Веспасиану и его сыну Титу по римскому обычаю полагались триумф и титул с обозначением побеждённого народа "Император иудаикус", однако они, все почести приняв, от такого наименования отказались: "Император иудейский" худо звучало для римского уха. Евреи, при всём римском почтении к их воинской доблести, оказывались как-то пониже германцев или, скажем, галлов. Когда Тит привёз в Рим из Иудеи невесту, еврейскую принцессу Беренику, ропот народа заставил его отказаться от пылкой своей любви. А при императоре Тиберии (19 г.) достаточно было римской матроне пожаловаться на двух евреев-жуликов, как были закрыты римские синагоги, их утварь сожжена, 4 тысячи еврейских юношей отправлены воевать с разбойниками в Сардинию, а остальные евреи - выселены (позднее возвращены).

Древнегреческий географ Страбон (I в.), сокрушаясь, писал о евреях Римской империи: "Нелегко найти во всем мире хотя бы одну область, где этот народ не был бы принят и не занял ведущего положения" - это сообщает Библейская Энциклопедия [19]. Страбон известный юдофоб, но его слова оборваны, их продолжение, по свидетельству французского историка Эрнеста Ренана: "Египет, Киренаика, многие другие страны усвоили их [евреев] нравы, с точностью соблюдая их заповеди и извлекая большую выгоду из позаимствования их национальных законов" [20, 111]. Но и выгода та вражды не уменьшала.

Особое место среди древних юдофобов занимает александрийский грек Апион (30 г. до н.э. - 47 г.) - популяризатор малоизвестного до него древнегреческого обвинения евреев [18, 119]. В одной из своих многочисленных книг Апион написал, что греческий царь Антиох Епифан видел в Иерусалимском храме грека, возлежавшего за столом, полным яств. Грек, обливаясь слезами, поведал императору, что он - жертва иудеев: каждый год они откармливают очередного эллина, чтобы потом убить его, отведать внутренностей и над трупом поклясться в вечной ненависти к греческому народу.

Апион - образованный и честолюбивый авантюрист, умело создавший себе имя великого учёного (римский философ Сенека: "Вся Греция была полна его славы"), был на редкость речист. Он уверял греков, что ночами беседует с тенью Гомера или что видел собственными глазами совокупление дельфина с человеком, - и ему, говорливому, верили!