Газета Завтра Газета - Газета Завтра 415 (46 2001) Страница 5

Мы очень много настрадались от всех этих юшенковых и ковалевых…

Ну, защищай солдата нашего, который там и зимой, и летом в холоде и голоде! Не от радости же я вот на обложке книги в грязи и небритый, а потому что трое суток не вылезал из окопа, вместе с солдатами в броне спал. А такие "миротворцы" они вместо того, чтобы защитить честь российского солдата, защищали наших врагов. Вот это самое страшное, когда свои в спину стреляют. Обвиняют, унижают, лгут. Ведь бандиты это все видят-слышат. Они рады: во, как Трошеву дали! Как армия получила! Значит, русские скоро опять начнут свою армию грязью поливать и с нами договариваться!

А.П. Геннадий Николаевич, но кто сегодня оплачивает войну? Кто дает боевикам деньги на ее продолжение? Как вообще происходит их снабжение? Сегодня нет возможно вести войну без серьезной финансовой подпитки. Каждый патрон, каждый выстрел из гранатомета стоит огромных денег. Но в Чечне нет своих заводов по производству боеприпасов и оружия. Все это "импортируется" в Чечню извне. Ведется ли поиск и уничтожение этих каналов?

Г. Т. Вы совершенно правы. Особая составляющая войны — финансовая. Да, ту сторону до недавнего времени подпитывали более чем щедро все те, кто желает, чтобы Россия распалась, чтобы Кавказ был от нас отколот. Еще совсем недавно мы по активности боевиков отслеживали эти финансовые "толчки", когда примерно раз — два в месяц происходил всплеск обстрелов и минирования. Наши солдаты и офицеры так и шутили: вот, мол, боевикам новую "зарплату" завезли. Конечно, спецслужбы искали и перерезали эти потоки. Но делать это было крайне сложно. Тем более, что деньги сюда текли из очень богатых нефтеносных стран, для которых сто миллионов долларов — ничто. Доллары перекачивались на ряд счетов в крупных столичных банках и уже там, после "обналички", доставлялись курьерами в Чечню. При этом лидеры боевиков и их спонсоры совершенно цинично обирали своих "подопечных". Львиная часть долларов разворовывается еще по дороге и более чем на половину разбавлялась фальшивками. Сколько раз наши "спецы" задерживали боевиков и минеров, у которых в карманах при обысках находили фальшивые купюры, которыми с ними рассчитывались командиры…

Но после того, что произошло в Нью-Йорке, масштабы подпитки несколько упали. И боевиков это очень тревожит. Я слышал радиоперехват Масхадова на эту тему. Если он раньше говорил, что сволочи это только Россия, то теперь сволочи у него теперь и арабы, и афганцы, и американцы, потому, что не хотят платить…

Если раньше боевики платили только долларами, то теперь все чаще в дело идут российские рубли, и если раньше полевые командиры дарили друг другу "джипы" стоимостью под сто тысяч долларов, то сейчас грызутся и разбираются друг с другом из-за пяти тысяч…

А. П. Вы сказали, что 11 сентября возникла новая ситуация, новый взгляд мира на Чечню. В чем новизна?

Г. Т. Во-первых, прекратилось давление средств массовой информации на армию. Сегодня никто не хочет, чтобы что-нибудь подобное произошло у нас, в России.

Во-вторых, в радиоперехватах боевиков чувствуется упадок духа. Раньше они на Америку молились, как на Бога. Видели в ней свою главную поддержку. Считали, что с подачи американцев им саудовские шейхи миллионы долларов вкачивают.

Сегодня они грызутся из-за каких-то 5 тысяч долларов и проклинают американцев.

В-третьих, те, кто совсем недавно упрекал нас этой войной, сегодня сам ведет войну против Афганистана, пытается встретиться с Владимиром Владимировичем Путиным и на повестку дня в первую очередь ставит вопрос о борьбе с терроризмом в обязательном порядке. И поневоле признает, что чеченские бандиты это часть международного терроризма.

А. П. То есть новая доктрина, сформулированная Америкой, вам помогает? Но не кажется ли вам, что с другой стороны, эта доктрина усложняет наше положение в Средней Азии. Возникает момент достаточно большой неопределенности — военной и политической — и до сих пор эта неопределенность не выявлена в действиях наших политиков, среднеазиатских лидеров, самой Америки.

Г. Т. Мы воевали в Афганистане. Но за что мы там воевали? За Родину свою? Нет, мы просто решили помочь дружественному нам политическому режиму. Вот почему была втянута туда Советская Армия.

Но одно дело воевать за идеологию своей страны на чужой земле. Да, мы честно и храбро воевали там, но, будем честными, уход из Афганистана был воспринят нашим обществом с облегчением. И совершенно другое дело сражаться за Родину. За мать, за отца, за семью, за землю, как мы сегодня на Кавказе. Здесь мы защищаем свою Родину. Солдат и офицер идут в бой, зная, что они идут сражаться за свою Россию. Чтобы в наших городах не взрывались дома, чтобы в рабство не увозили наших детей и жен.

И потому уходить из Чечни так, как мы ушли отсюда после Хасавюрта, мы не имеем права. Тем самым мы не просто предадим память и кровь всех погибших на этой войне — мы предадим будущее России. Ибо, конечно, боевики не останутся в границах своей Ичкерии. Они пойдут на наши города, на нашу землю. Все это мы уже проходили. Достаточно вспомнить вторжение банд Хаттаба и Басаева в Дагестан. Они ведь отправились освобождать Кавказ от "руссизма"…

Что касается действий американцев в Афганистане, то как боевой генерал я очень хорошо вижу опасность втягивания мира в эту войну. На мой взгляд, Афганистан это не то место, где можно стяжать легкую военную славу…

А. П. Если Бог даст вам свою книгу продолжить, на мой взгляд, как писателя и психолога, вам необходимо будет подробнее остановиться на теме смерти. Тема убийства врага, возможная собственная смерть, гибель друзей и товарищей. Философия смерти.

Как вы ощущаете эту тему? Война — это тема победы и цены победы, с одной стороны, но война — это и горечь поражения, возможного временного или тотального, как было в Хасавюрте. Война — это неизбежное предательство. Вот вы говорите, что нерелигиозный человек. Но мне кажется, что на самом деле, у каждого на войне, и у солдата, и у генерала, своя индивидуальная религия и вера. Скажите, что для вас значат понятия смерти, предательства и чуда?

Г. Т. Самое страшное — это предательство. Я уже говорил о тех, кто стреляет в спину, о людях, которые сейчас в Москве защищают права человека, а на самом деле защищают права бандитов. Самое страшное предательство — это когда свои, те, кто с тобой вместе вчера шел в атаку, сегодня вдруг оказывается на той стороне. По разным причинам.

На этой войне, слава Богу, ни одного не было дезертира. Наоборот, тысячи примеров мужества и стойкости. В книге я рассказал о подполковнике Жукове, который ценой свой жизни, спасая воинов спецназа, попал в руки бандитов. Не просто попал, но до последнего патрона отстреливался, его взяли потерявшего сознание. Остался жив, слава Богу. Это герой настоящий. Это парень, которому уже сегодня, при жизни, надо поставить памятник. И таких много.

Предателей были единицы. Люди попадали в плен раненными, их просто ломали, отстреливали пальцы. Кто-то соглашался на них работать. Хотя в душе он понимал, что просто хочет себя спасти. Не струсил, но сломался.

Как бы я повел себя там — не знаю. Наверное, просто нужно пройти через это, чтобы твердо сказать людям: "Люди, я так бы поступил или по-другому".

Иногда говорят: бесстрашный ничего не боится и т.д. Мне кажется, это обман. Когда кто-то говорит, что ему не страшно или он не боится ничего, это просто лукавство. Или человек просто ненормальный, у него с психикой не все в порядке. Не может быть такого. Как так, знать, что ты идешь на смерть, видеть, что на тебя навели автомат, и говорить — я не боюсь.

Страх у всех бывает. Но он проявляется по-разному. Одни паникуют, кричат: "Нет, я не пойду в бой, я знаю, что я погибну". Другие молча идут, зная, что он выполняет свой долг солдата. Он пошел на войну защищать свою Родину. Идет, и выполняет свой долг.

Я несколько раз падал в вертолете. Один раз в горах из-за трусости летчика. Потом из-за того, что вертолет подбили прямо над Грозным, над русским кладбищем, и когда мы сели на вынужденную, дотянули до своих, инженеры, осматривавшие вертолет, сказали: "Вы просто родились в рубашке". На одной ниточке трос держался. Его хватило только на то, чтобы сесть…"

Боялся ли я тогда? Конечно. Не передать словами тот страх, когда ты понимаешь, что смерть просто прошла впритирку с тобой. Но я знал, что за мной мои войска, что на меня смотрят, что на меня равняются. И потому приходилось сжать волю в кулак, и через полчаса после вынужденной посадки уже вновь облетать линию фронта, проводить рекогносцировку…