Старообрядчество и церковный раскол - Игорь Аркадьевич Родинков Страница 5

дням. На каждый город оставлялся только один питейный дом, но и в нем продажа ограничивалась одной бутылкой на человека. В небольших деревнях питейные дома были совсем закрыты и продажа водки монахам и духовенству была запрещена. Через четыре недели новый указ запрещал открывать новые и предписывал закрывать уже существующие кабаки в вотчинах и поместьях, и в результате этих указов деревня должна была быть почти что совершенно очищена не только от питейных домов, но и от ростовщиков, так как содержатели кабаков нередко сами одалживали крестьянам деньги для покупки водки.

Не менее энергично боролся Никон с возможным проникновением иноверных влияний и секуляризационных идей в среду русского народа, продолжая политику изоляции масс русского населения от иностранцев, уже начатую боголюбцами и Вонифатьевым.

Недовольство иностранным соседством уже давно высказывалось москвичами, и в 1642 году около десятка московских приходов района Мясницкой и Прохоровской слобод подали челобитную о том, чтобы протестантские церкви, построенные в их районе, были закрыты и чтобы иностранцы, жившие в их приходах, были переселены в другое место, так как своим поведением они часто оскорбляли религиозные чувства русских людей… Действительно, указ от 4 октября того же 1652 года запрещал иностранцам-иноверцам проживать в самой Москве и предписывал им переселиться в особую слободу на берегу реки Яузы, где им были отведены обширные участки. Эта слобода, вскоре ставшая известной под именем «немецкой», позже выросла в значительный центр средоточия западноевропейцев в России и стала широко известна в ранние годы царствования Петра»[7].

***

Став патриархом Никон стал управлять Церковью достаточно жестко и даже деспотично. Невежественных и порочных священников он без всякой пощады лишал мест, сурово наказывал за проступки. Но самым важным делом, на которые Никон направил свои силы, стало исправление богослужебных книг и обрядов.

Как пишет С. Зеньковский: «Мероприятия патриарха Никона по исправлению книг почти невозможно понять, не принимая во внимание его интерес к внешней политике Московской Руси и ко вселенскому православию. Уже неприязнь к иноверцам и Западу неизбежно приводила патриарха к вмешательству в международные отношения России. Неоднократно он старался направлять московскую дипломатию на защиту православия, выступая как вселенский покровитель единоверцев, находившихся под гнетом поляков, турок и шведов».[8]

Никон стал патриархом в самый разгар национально-освободительной борьбы на Украине. Решение московского правительства помочь Хмельницкому и принять под свое подданство Малороссию было принято после долгих колебаний и не без прямого участия патриарха Никона. Новый Земский Собор, собравшийся 1 января 1653 года, на котором Никон играл очень значительную роль, постановил принять Малую Русь под высокую руку царя Руси Великой и «за государя стояти против литовского [и польского] короля войну вести».

Кстати, решительная позиция Никона взять под державную руку Москвы Малороссию вызвала его первую размолвку с влиятельным боярином Борисом Морозовым и боголюбцами. Морозов, Неронов и Вонифатьев боялись очутиться в одном государстве с подозрительными, с их с религиозной точки зрения, южноруссами.

Но Украиной интересы нового патриарха и царя не ограничивались. Как писал С. Зеньковский, «решение выступить в защиту православного населения Польши обратило глаза Никона и Алексея Михайловича дальше, на православный Восток, о котором им так много говорил патриарх Паисий и который, по словам Паисия, был готов отделиться от турок в случае войны Турции с Россией. Воссоединение всей Южной Руси с Русью Московской могло сделать Россию непосредственным соседом балканских провинций Турции, и Россия, в случае успеха, могла бы со своих границ сравнительно легко помочь православному населению Балкан… Паисий… и многие другие иерархи Балкан и Ближнего Востока неоднократно уговаривали царя и Хмельницкого объединиться в одно сильное государство, которое могло бы освободить православное население Турции. Со времени учреждения московского патриархата православный Восток привык видеть в России своего защитника и поэтому неудивительно, что слухи о выступлении России в пользу греков и югославян не переставали циркулировать в течение всего XVII века. Эти слухи стали особенно упорными во время восстания Хмельницкого, и после первых же успехов православных против католиков на Балканах начали говорить, что «Цареградом будет владеть великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович». Бывший константинопольский патриарх Афанасий Пантеллярий, приехавший в Москву вскоре после избрания Никона, прямо называл царя Алексея Михайловича «столпом твердым и утверждением веры, помощником в бедах, прибежищем нашим и освобождением», а Никону говорил, что он, Никон, предназначен судьбою «освещати соборную апостольскую церковь, Софию премудрость Божию», то есть, говоря проще, войти в Царьград и сделаться вселенским патриархом, вернув православию храм св. Софии»[9].

Как писал далее С. Зеньковский, «панправославный экспансионизм Никона не ограничивался западнорусскими землями, православным Востоком и единоверной Грузией. Его глаза так же пристально присматривались к тем берегам Балтийского моря, которые перешли к шведам в результате неудач Смутного времени. Но его вряд ли прельщало окно в Европу или перспективы морского владычества, столь близкие сердцу Ивана IV и Петра I. Гораздо ближе его сердцу лежала судьба православия в этих еще недавно русских владениях, где теперь шведы старались перевести все население в лютерскую веру»[10].

«Эти старания и надежды Никона,– писал далее С. Зеньковский, – объединить под скипетром русского царя и под престолом московского патриарха всех православных христиан, превращая Россию в панправославную империю, уже превосходили по размаху планы его учителя патриарха Паисия и горько отразились на судьбах русской церкви и даже русского государства. Желание сделать все поскорее, не считаясь с реальными возможностями технически и экономически еще очень слабого московского государства, привело к тому, что ни один из планов, намеченных царем и патриархом, не был осуществлен полностью, а увлечение «греческим проектом» выразилось в пренебрежении к старой русской церковной традиции и идеологии. Никон умел видеть далеко и широко, но был слишком неподготовлен и нетерпелив, чтобы, добиваясь новых ценностей, не причинить ущерба старым. Поэтому, опасаясь, что некоторая разница между русским обрядом и обрядом греков, который в 1640-х годах был введен Петром Могилой и в православных церквях Украины и Белоруссии, может скомпрометировать его возможное будущее положение как главы всех православных Востока, он стал задумываться над тем, как приблизить русский обряд к обряду новогреческому»[11].

Мысль, что церковная реформа Никона проводилась в угоду политическим интересам царя и боярской верхушки высказывалась не только С. Зеньковским. Так, статье «Сохраним и укрепим древлеправославную веру!», из календаря Древлеправославной Поморской Церкви на 2002 год мы читаем: «Тишайший» царь Алексей Михайлович, пожелав Византийского престола, решил в угоду грекам, под воздействием иезуитов, делать церковную реформу, но не своими руками, а прячась за спиной гордого и своенравного