Самуил Лурье - Взгляд из угла Страница 50

С городского неба сдернули намокшее ватное одеяло - весна введена в эксплуатацию досрочно - режим установился до того либеральный, что в четыре пополудни, прямо глазам не веришь, светло, как днем.

Правда, солнце пока еще не поднято на надлежащую высоту, но, я думаю, с ним еще поработают. Чтобы, значит, переместилось на более активную жизненную позицию. К исходу второго финансового квартала, - как декларацию налоговую подавать, - вот увидите, переместится. Как миленькое. Практически без вариантов.

Перспектива, таким образом, открывается взору прелестная.

Причем на благоприятном экономическом фоне. Знаете, например, сколько у нас миллиардеров? 450 штук; правда, это если считать на деревянные, но все равно - показатель положительный. Дела бюджетников тоже пошли в гору: нижняя палата ума повысила, говорят, пенсии до 50 тысяч рублей. Пока - своим членам (или серым клеточкам), - но это, как-никак, еще 450 счастливцев, с уверенностью вперяющихся в завтрашний день.

Опять же и политическая сфера продолжает сокращаться. В данный момент ее объем совпадает с малым тазом Макашова.

Припоминаете такое существо (прежде звалось Альберт, но, кажется, переименовано)? Будучи наделено, как это ни странно, речью, однажды прилюдно проговорилось, что его распирает неудержимая потребность обдать, извините, собственным анализом чей-нибудь кругозор. А ведь мы живем в стране, где подобные мечты всегда сбываются. Давай, сказали ему в этот четверг после снегопада (в смысле погоды Ю.М. от В.И. отстает), - давай, не стесняйся; вообрази, что телекамера НТВ - твой личный генеральский урыльник; забрызгай, душенька, экран с той стороны. Существо, ясное дело, не заставило просить себя дважды. Ну а товарищи по партии - по парламенту - по оружию, вообще однокорытники - приникли языками к поверхности экрана со стороны этой, своей. Типа им устроили вне очереди профессиональный праздник.

Вот вам и вся политическая жизнь. Имея вокруг такую пастораль, просто грех не воспользоваться ею для размышлений о предметах отвлеченных, высоких. Ну скажем: отчего в России совсем не умеют лгать?

Я набрел на эту тему буквально минуту назад: услыхав по радио, что запрещен протестный митинг перед Мариинским дворцом - угадайте, под каким предлогом! не угадаете: по причине возможного обрушения мостового сооружения!

Действительно: там же протекает Мойка; часть Исаакиевской площади - не что иное, как Синий мост. 99 метров, между прочим. Воображается ужасное: беснующаяся толпа Божьих одуванчиков скандирует: "Выходи, подлый трус!" Тот (кот Леопольд), естественно, не выходит. Одуванчики топочут озябшими ногами в советских ботиках. Асфальт, не выдержав, расползается. Площадь рвется, как черная скатерть. Открывается бездна, заполненная подозреваю чем, но не скажу, - и Николай Первый падает в нее вместе с конем! Этого нельзя допустить.

Все верно. А только что же вы будете делать завтра? Именно и прямо завтра, когда съедетесь на очередное заседание либо похмелиться после крестин у спикера - и, как всегда, поставите на этих несчастных 99 метрах пять или больше дюжин своих мерседесов, джипов, BMW и Audi.

По идее, милиция должна эту стоянку прикрыть. Повесить знак, запрещающий транспорту приближаться. На случай возможных недоразумений - подогнать эвакуаторы. А как же? Раз уж А произнесено, Б должно быть наготове.

Но это вот и есть национальная особенность советского и якобы постсоветского вранья: Б постоянно не в курсе дела, и на смену А вынуждены без подготовки, не зная текста, выбегать А прим., А сек., А терц. и проч.

А: поступают заведомо ложные сообщения, будто кто-то похитил сестру и племянников Аслана Масхадова. Уполномочен заявить: это не что иное, как гнусный вымысел пятой колонны. А прим. (через месяц): по факту похищения родственников сепаратиста заведено 8 уголовных дел.

Заведено так заведено. Только что же с А? Разве не полагается кому-нибудь какой-нибудь, я не знаю, выговор с занесением за бесполезную ложь?

Никак нет. Десятки, сотни, тысячи, миллионы публичных лжей, отмененных по факту, но не уничтоженных, витают в воздухе. И еще совокупляются, производя бесчисленное потомство.

Что и приводит, боюсь, к появлению озоновых дыр. Их проедают эти невидимые летучие твари.

А: уполномочен заявить: милиция и не думала громить башкирский городок Благовещенск. Не избивала и не насиловала. Басни о сотнях пострадавших распространяет продажная пресса, за что и будет привлечена к суду. А прим. (недели через три): имели место отдельные факты превышения некоторыми сотрудниками... А сек. (еще через две недели) - впрочем, нет смысла пересказывать.

Так каждый день. Причем всю мою жизнь. Положим, это превосходный тренинг. Возвращаясь к математике - минус на минус дает плюс. Настоящий советский человек, в отличие от западного, всегда знает правду. Кто, допустим, отравил украинского президента, и так далее. Другое дело - многие даже самим себе не признаются, что знают. И поэтому издали можно принять их за дурачков. И поступать с ними, как тот организм - в девичестве Альберт.

Между прочим, рекорд установлен в конце апреля, не то в начале мая 1986-го замом всесоюзного министра здравоохранения. Уверяю, - писал в "Литгазете", - переночевать на якобы поврежденном чернобыльском реакторе - не опасней для здоровья, чем выкурить пачку сигарет. Никто не спорит, курение - привычка скверная, но... Дальше не помню. Интересно - как он теперь, тот зам? Почетный, наверное, пенсионер, засраб науки. Или культуры. Или органов. Подавая по утрянке манную кашу, всякий ли раз плюет ему в лицо жена или дочь?

14/2/2005

14 ножевых

Случилось несколько лет, несколько лиц, несколько голосов, после которых - по сравнению с которыми - это наше всегдашнее, привычное осознается как убожество. Как уродство.

Российский военнослужащий, гвардии блондин, защищая честь - свою и полковую, стрелял в южанина, временно не работающего, смертельно ранил. Дело было в районе метро "Старая Деревня", где участок под автомойку. Сейчас там пока что скверик, и в скверике обелиск - свистнутый, говорят, на лютеранском Смоленском, с могилы какого-то немецкого поэта. Поскольку подстреленный тоже сочинял, и лет семьдесят назад политбюро одобрило его фигуру для использования в качестве параллельного предмета всенародной любви, сразу за первым и вторым соколами.

С тех пор каждая годовщина его смерти отмечается публично. Возник обычай: собравшись по адресу его последней прописки либо на месте рокового поединка, декламировать стихи, зажигать свечи, вообще любыми способами выражать скорбь. В том смысле, что если бы не злодейская пуля, Пушкин и сейчас оставался бы с нами. Причем не толстогубым, курчавым коротышкой, и не масоном, прости Господи, а изящным красавцем, русский дух с молоком.

Так и в этом году. Толпа во дворе дома на Мойке, 12, телекамеры и микрофоны, корреспондент вопрошает: зачем, тетенька, вы здесь? - а где же еще мне быть, - подрагивающим таким голосом отвечает тетенька, - стыдно не придти сюда сегодня.

А на окраине Юсуповского сада, где год назад зарезана Хуршеда Султанова, - тишина. Никаких церемоний. О гибели несчастного ребенка вспомнил только прокурор. Поскольку положено по истечении данного срока отчитаться: достали убийц, как было велено и обещано, хоть из-под земли? Вроде достали. Одного. И он сидит. А нескольким другим предъявлено обвинение в хулиганстве, и они - дома, под подпиской о невыезде. Еще некоторые в розыске, но вообще-то установлены не все.

Их было не менее четырнадцати, говорит прокурор, потому что на теле девочки четырнадцать ножевых ран. И что-то такое прибавляет про мотив преступления, типа: расизм тут не особенно при чем, а просто современная молодежь, одурманенная алкоголем, на все способна.

То есть это была - в тот вечер в саду собралась - не банда. Не знакомые между собой - или полузнакомые - подростки или переростки посидели, постояли, выпили, - а завидев проходившего мимо человека с двумя детьми - почувствовали ни с того ни с сего, независимо от цвета их кожи, необъяснимую неприязнь, вынули из карманов ножи и велосипедные цепи - и бросились.

Случайная группа случайно вооруженных под влиянием случайной выпивки поддалась случайному порыву. И каждый воткнул в девятилетнюю девочку нож.

Прокурора понимаю. И взвешенную прессу. И вообще всех, кто живет по-прежнему, как если бы город не покрылся навеки позором. Пушкина, понимаешь, читаем вслух на площадях.

Это нормально. Вся страна так живет: не глядя в ту сторону, где орудует насильственная Смерть. Там случайность на случайности, а мы ни при чем. Нам, будьте любезны, немножко ВВП, заверните в бумажку, - ведь мы этого достойны.

Такой возобладал стиль - стиль крысиной побежки.

Собственно, и всегда-то царил. Но случилось несколько лет, несколько лиц, несколько голосов, после которых, по сравнению с которыми это наше всегдашнее, привычное осознается как убожество. Как уродство.