Ярослав Зуев - Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света Страница 51

Масонские ложи Англии принялись расти, словно грибы после дождя, после Славной английской революции и восхождения на престол правителя Голландии Вильгельма Оранского, при котором Англия стала полноценным масонским государством. Несколько позже, в 1717 г., несколько лондонских лож («Корона», «Яблоня», «Кубок и Лоза» и «Гусь и Противень») объединились в Великую ложу Англии. Некоторые исследователи полагают это событие знаковым для всего мирового масонства. По крайней мере, после организации Великой ложи Англии масонство начало триумфальное продвижение по Европе.

Виктор Брачев пишет, что в Испании ложи английского образца появились в 1728 г., во Франции — в 1732-м, в Германии — в 1733-м (в Гамбурге). В 1738 г. в масоны посвятили самого будущего прусского короля Фридриха II Великого, которому только предстояло перетрясти старую континентальную Европу в обмен на английское золото.

Поскольку англичане оказались пионерами масонского движения, заправляли процессом именно английские ложи. А если и не заправляли, то, по крайней мере, патронировали его, и это понятно, как отмечал Л. Замойский, «цех вольных каменщиков был наиболее удобен для того, чтобы дать форму общественному течению, в котором религиозные (неортодоксальные) взгляды сочетались бы с практическими целями готовить элиту для грядущих перемен».[313] Так, например, главным канцлером главной ложи Парижа (1737) английский исследователь истории масонов масон Стивен Дафое называет уроженца Шотландии Майкла Эндрю Рамсея, который, к слову, полагал «вольных каменщиков» наследниками рыцарей-тамплиеров, спасшихся в труднодоступных крепостях Шотландии от гонений, организованных инквизицией и Филиппом Красивым.

8.6. Ты записался в франкмасоны?

Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во Франции.

Как бы там ни было, но уже к середине XVIII в. практически все влиятельные западноевропейские масонские ложи возглавлялись либо самими монархами, либо их ближайшими родственниками. Среди великих магистров Великой ложи Англии оказались и принц Уэльский (первая половина XVIII столетия) и будущий король Георг II Ганноверский (1683–1760), и его сын Уильям Август, герцог Камберлендский (во второй половине века), короли Георг IV (1762–1830) и Вильгельм IV (1765–1837). Нечто подобное наблюдалось и по всей остальной Европе. В Пруссии верховным руководителем масонов стал воинственный король Фридрих Великий, носивший титул гроссмейстера Великой ложи Трех Глобусов. Его пример оказался заразительным, и в масоны потянулись немецкие князья.

В Германии масонерию возглавил барон Карл Готлиб фон Гунд (1722–1776), организовавший немецких братьев по системе так называемого строгого послушания, предусматривавшей строжайшую дисциплину и безоговорочное подчинение. Патронировал детище барона лично герцог Фердинанд Брауншвейгский, произведенный в 1772 г. в высшую степень посвящения, носившую имя «рыцаря Храма».[314] В 1782 г. «гундовцы» даже провели в Вильгельмсбадене представительный съезд, подразделив всю Европу на масонские провинции.

Достойно удивления положение масонов в дореволюционной Франции, где во второй половине XVIII столетия только ленивый да дурной не стали «братьями» и «сестрами». В 1743 г. пожизненным Великим мастером ложи «Великий Восток Франции» (прилагательных «великий» многовато, но что поделать, раз должность такая) стал принц крови Людовик Бурбон, ему наследовал другой принц крови, герцог Орлеанский. В заместителях герцога числился опять же герцог Монморанси. Скажем прямо, при такой «крыше» масонам просто некого было опасаться, вот они и чувствовали себя как рыбы в воде. Мода пошла такая, в масоны подались священники и литераторы, естествоиспытатели, политики и ученые.

Так, членами основанной в 1769 г. ложи Наук (будущей ложи Девяти Сестер) числились Вольтер и Дидро, Демулен и братья Монгольфье.[315] Да что там говорить, сама королева Мария-Антуанетта[316] выступала добровольным адвокатом масонерии, когда писала сестре в феврале 1771 г.: «Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во Франции; оно далеко не играло у нас такой роли, как в других странах, благодаря тому, что здесь все к нему принадлежат и таким образом нам известно все, что там происходит. В чем же вы видите опасность? Я понимаю, что можно было бы опасаться распространения масонства, если бы это было тайным политическим сообществом, а ведь это общество существует только для благотворительности и для развлечений; там много едят, пьют, рассуждают, поют, а король говорит, что люди, которые пьют и поют, не могут быть заговорщиками. Также нельзя масонство называть обществом убежденных безбожников, ибо я слышала, там постоянно говорят о Боге, кроме того, там раздают много милостыни, воспитывают детей бедных или умерших членов братства, выдают их дочерей замуж — во всем этом я, право, не вижу ничего дурного. На днях принцесса де Ламбаль была избрана великой мастерицей одной ложи; она мне рассказывала, как там с ней мило обращались, но говорила, что выпито было больше, чем спето; на днях там предполагают дать приданое двум девицам. Правда, мне кажется, что можно бы было делать добро без всяких таких церемоний, но ведь у каждого своя манера веселиться; лишь бы делать добро, а остальное не безразлично ли нам». Мария-Антуанетта прозрела через девять лет.

В ее последнем письме брату, императору Леопольду II,[317] есть такие строки: «Прощайте, дорогой брат, верьте нежности вашей несчастной сестры. Главное, остерегайтесь всякого масонского сообщества. Этим путем все здешние чудовища стремятся во всех странах к достижению одной и той же цели». Впрочем, уже было поздно. Существующее «только для благотворительности и развлечений» масонство отсекло головы и королю, и королеве, и упомянутой в письме новоиспеченной «великой мастерице» госпоже де Ламбаль, причем последней досталось гораздо крепче самой королевы.[318] Да и наследник престола, несовершеннолетний дофин, не зажился на этом свете, скончавшись при весьма зловещих и одновременно загадочных обстоятельствах в тюрьме. Что же до «тайного политического сообщества», в существование которого не верила наивная королева, то оно уже возникло к тому времени. Однако прежде чем мы перейдем к иллюминатам, я вот что хотел бы заметить. И в Британии, и во Франции, и, скажем, в скандинавских странах руководителями влиятельных масонских лож числились члены правящих фамилий.

При этом Франция получила свою кровопролитную революцию, а ее соседка из-за Ла-Манша — нет. Спрашивается, как же так вышло и кто же и кем руководил? Некоторые исследователи уверяют: невидимыми дирижерами процесса выступали иллюминаты.

8.7. Иллюминаты

Масонство есть то, чем все пользуются, а не то, что всем пользуется. И сейчас им, по преимуществу, пользуются для целей нехристианских и антицерковных. Политически европейское масонство есть сейчас направление буржуазного радикализма.

Мне удалось глубоко проникнуть в секреты масонства, я знаю их цели и включу их, когда будет нужно, в статуты одной из наших высших степеней. Тогда у нас будут собственные масонские ложи, и мы будем смотреть на них, как на питомник, а когда потребуется, будем скрываться за ними.

Общество иллюминатов было учреждено 1 мая 1776 г., в первый день после знаменитой Вальпургиевой ночи,[319] традиционно считающейся в Германии праздником колдунов и колдуний, хотя, конечно, дату рождения мы вольны считать совпадением, даже принимая в учет — все у иллюминатов буквально насквозь было пронизано мистикой. А одновременно строжайшей дисциплиной. Отцом-основателем братства стал баварский профессор Адам Вейсгаупт,[320] как и Вольтер с Дидро, воспитывавшийся в детстве иезуитами, и, хотя впоследствии сам римский папа разогнал орден, выучка, смею предположить, осталась. Школа есть школа, согласитесь.

Ну вот, например. Все члены секты получили вымышленные имена-псевдонимы, начиная с самого Вейсгаупта, ставшего Спартаком, и его правой руки, барона фон Книгге,[321] превратившегося в Филона, и далее в таком же духе. Среди иллюминатов оказались и Прометей, и Сулла, Атилла и Аякс, Катон и Магомет. Причем я недаром упомянул выше мистику, которая у иллюминатов переплелась с секретностью. По мысли Вейсгаупта, новое оккультное имя было призвано корректировать сущность посвященного, устанавливая мистические связи с его предыдущим носителем.

Соответствующим был и набор в орден. Руководство намечало будущих членов заранее, тайной вербовке предшествовали долгое наружное наблюдение и дотошная проверка, причем то были только цветочки. Для начала «абитуриента» надолго заточали в подземелье, где морили голодом (проверка на вшивость), затем следовал перекрестный допрос в самых лучших абакумовско-бериевских традициях: скованный по рукам и ногам кандидат находился на свету, члены «экзаменационной комиссии» вопрошали из тени. Если испытуемый получал «зачет», его, естественно, ждала «подписка о неразглашении», предусматривавшая в качестве наказания за словоохотливость — смерть.