Олег Матвейчев - Суверенитет духа Страница 51

О. М. Если у вас в кармане было три яблока, а потом вы одно съели, а потом сунули руку в карман и яблока не обнаружили, значит ли это, что 3–1 = 0??? Значит ли это, что прежняя истина (3–1 = 2) не выдержала испытание практикой? Ведь вы лично на практике убедились, что 3–1=0. Или же вы все-таки сделаете вывод, что два яблока вы потеряли или у вас их украли? То есть, скорее, сочтете, что с практикой что-то не так? Я это к тому, что не надо повторять глупые формулы насчет практики, критерия, истины… Тем более, что я вообще не об этой истине говорил.

Первый участник семинара. Все это демагогия…

О. М. Демагогия по-гречески дословно «народовождение», а в переносном смысле слова греки называли так тех, кто заискивает перед народом — популистов. Вот если бы я сейчас пытался вам угодить, говоря то, что приятно вам слышать, чтобы влезть к вам в доверие, а потом манипулировать вами, я был бы демагогом. Я скорее антидемагог. Антипопулист.

Первый участник семинара. Демагогия — пустая болтовня, которая не ведет ни к чему. Трата времени. Что мы здесь сейчас будем обсуждать? Тут нечего обсуждать.

О. М. Иногда под непрактичностью понимают не те вещи, которые нельзя сделать, а те, которые неспособны сделать. То есть не объективно невозможные вещи, а субъективно неспособные люди. Что для Наполеона план действий, для торговца колбасой — химера.

Первый участник семинара. Я пришел сюда, чтобы понять, что реально можно сделать в стране, чтобы жить лучше. Я сейчас считаю, что я теряю время, слушая этот бред.

О. М. Я лично не уверен, что «жить лучше» — цель человека, страны и всего человечества. Представьте себе надгробный памятник, на котором написано: «Он все время жил все лучше и лучше». Все умрут: каждый в отдельности, каждая страна. Но что будет написано на памятнике? Впрочем, если вы сторонник идеи борьбы со смертью, то да, тогда насчет памятника думать не надо… Вы что, серьезно хотите, чтобы я вам сказал, что нужно сделать, чтобы народ стал жить лучше, прямо завтра? Я могу сказать.

Первый участник семинара. Только без фантастики…

О. М. Во-первых, я уже озвучил идею с «таблеткой бессмертия». Жаль, что вы не услышали, это очень гуманный вариант. Но если хотите жить лучше прямо завтра, я могу предложить вариант более людоедский, но эффективный. Пожалуйста. Завтра бросаем десяток атомных бомб на Саудовскую Аравию, Эмираты и нефтеносные районы Персидского залива. Так, чтобы там был один сплошной Чернобыль, и нефть нельзя было бы добывать лет пятьдесят. Одновременно обращаемся к США, можно даже перед самым пуском ракет — чтобы пока там бомбы рвутся они обсуждали ситуацию — и говорим, мол, не делайте резких движений против нас, так как мы лично по вам ударов не наносим. Сами же оккупируем быстро Каспий, Азербайджан и Казахстан. А Европе, Китаю, Японии и другим заявляем, что нефть и газ нынче стоят по 5000 долларов за тонну. А тот, кто будет нас осуждать, вообще ничего не получит. Так затыкается рот всяким «правозащитникам и гуманистам», причем рот им заткнут их собственные правительства, не желая с нами сориться… А мы становимся эксклюзивным поставщиком этих энергоресурсов на мировой рынок. В очередь, сукины дети, в очередь!

США кинутся себя спасать: при их уровне жизни они вынуждены будут на себя тратить, никому не станут продавать. А мы будем продавать, но дорого.

Конечно, из-за кризиса потребности сократятся, но в принципе можно всем все разъяснить: нужно, чтобы мир привык к новой реальности. Часть резко обедневшего населения Европы мы можем принять к себе, пусть едут в Сибирь и осваивают новые месторождения, там такой шельф… Но с условием, что все быстро учат русский и общаются только по-русски. Иные языки запрещены: кто заговорил на другом языке — высылка обратно. Через два поколения в общерусской среде и русских СМИ все русифицируются. И вырастет у нас население до 400 миллионов человек к концу века. Больше нам не переварить. Прибалтов всяких вообще принимать не будем… Арабов тоже, так как они нелояльны будут из-за обиды на то, что сделано с Меккой…

Вообще, конечно, за один день все это нельзя делать. Надо заранее подготовить подробные инструкции и приказы, которые обнародуются вместе с пуском ракет. Каждый солдат должен будет знать свой маневр. Кто-то резко закрывает границы, кто-то еще что-то делает. Всем должен руководить новый ГКЧП. Надо будет мобилизовать большие массы народа на прием эмигрантов, сопровождение их, надзор, на охрану нефте- и газопроводов. Вся страна — армия, страна господ будет… Ну, вы понимаете, какие огромные возможности открываются… И главное, все очень быстро, мы вернем себе статус сверхдержавы. Энергетической.

Вообще в мире интересней будет. Начнут искать энергосберегающие технологии. Особенно США. Арабы-мутанты ринутся из своего «Чернобыля» в Европу, она их будет не пускать, они к нам — мы тоже не пускаем, и придется им Африку оккупировать. Европа проснется и мобилизуется. Перестанет парады геев проводить, а начнет выживать. Это я бы сравнил с пробуждением мира ото сна. Новый этап истории. А кому спасибо? Нам спасибо!

Все участники семинара. Ха- ха- ха.

О. М. Напрасно смеетесь. Возможно, Россию доведут до такого положения, что этот вариант останется единственным выходом. Я этот сценарий положил бы в запасник, только в более гуманном варианте: чтобы никого не убивать, просто вирусов и бактерий напустить в нефтяные скважины диверсионным способом, чтобы они съели всю нефть. С другой стороны, возможно, лучше погибнуть, чем уничтожить других.

Третий участник семинара. Вы противопоставляете консерватизм и творчество. Значит ли это, что вы отрицательно относитесь к консерватизму?

О. М. Мне не нравится слово «консерватизм». Язык — не такая безобидная вещь, как кажется. Когда в эпоху Просвещения на основе определения сущности человека как свободы сложилась новая концепция истории, тогда либерализм изначально получил в этой концепции привилегированное место. Либерал — тот, кто всегда и во всем исходит из сущности человека, понятой как свобода. Свобода же понимается как самодетерминируемость, самодостаточность, самообеспеченность. Свобода, свободная сущность требует освобождения от традиционных оков, от всего старого и преднайденного, поскольку старое определяет меня, оно не соответствует сущности свободы. Естественно, это не могло привести ни к чему, кроме как к эскалации свободы, понятой как эмансипация от старого. Каждый следующий объявлял себя более свободным и прогрессивным, чем предыдущий, а каждый предыдущий, с точки зрения нового, объявлялся реакционным и консервативным. «Контрреволюционер», «консерватор» — все это обидные клички, которые либералы придумали своим врагам, отсталым защитникам традиционных ценностей. Эти клички не несут в себе позитивной программы.

Кто такой консерватор? Это тот, кто всего лишь консервирует, сохраняет все, как есть, и больше ничего придумать не может. Когда либералы загнали «клячу истории» насмерть, отрицая все старое (например, религию, монархию и проч.), что выразилось в перманентном смертоубийстве миллионов людей, сопровождавших первые буржуазные революции в Европе, они потеряли популярность у народа. Симпатии вернулись к тем, кто называл себя консерваторами. Но консерватизм означал всего лишь, что изменения должны совершаться медленно, с общего согласия, не за счет разрушения старого, а за счет плавной эволюции и т. п. Принципиально же сама схема истории и взгляд на сущность человека не претерпели изменений.

Консерваторы согласились с тем местом, которое им определили либералы. Правда, теперь это место оценивалось не как однозначно негативное, но как нужное и имеющее свою функцию. Легко увидеть, что приоритетным в этой схеме все равно остаются либералы. Именно они, быстро ли, медленно ли, творят историю. Именно они являются источником социальных инноваций, которые потом уже консерваторы консервируют, сохраняют.

Вот уже 300 лет считается нормальным, когда в молодости человек является либералом и революционером, а в старости — консерватором. Подлинная трагедия консерватизма в том, что он согласился с этой, по сути, либеральной моделью: что свобода признается «самой существенной сущностью человека», а история есть прогресс свободы и эмансипации, что историю движут всевозможные революционеры. А также в том, что он согласился со скромным местом тормоза или якоря в движущемся механизме истории. А что? Тормоз не менее важен, чем газ…

Но не пришла ли пора переосмыслить концепцию 300-летней давности и взглянуть иначе на сущность человека и на движение истории? Может, назрела необходимость консерватизму отказаться от своего имени, от своей клички, данной врагами-либералами, и породить себе имя из себя самого в соответствии со своей настоящей сущностью, которая вовсе не состоит в том, чтобы стремиться «оставить все, как есть» и «сохранять старое и традиционное»? У меня больше вопросов, чем ответов.