Лев Троцкий - Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил Страница 51

Повторяю, если на Западе сохранится капитализм, то нам пропишут мир, который будет вдесятеро хуже Брест-Литовского. Мы не устоим на ногах. Говорят, кто надеется на европейскую революцию, тот утопист, фантазер, мечтатель. А я говорю, кто не надеется на революцию во всех странах, тот ставит крест на русском народе, – тот говорит: у кого в руках машина убийства крепче, тот будет безнаказанно угнетать и терзать все остальные народы. Мы слабее экономически и технически – это факт. Стало быть, нам крышка? Нет, товарищи, не верю я этому, не верю тому, что вся наша европейская культура обречена на гибель, что капитал безнаказанно ее истощит, пустит ее с молотка, обескровит, погубит. Не верю этому. Верю, товарищи, и знаю – на основании опыта и на основании нашего марксистского учения – знаю и твердо верю, что капитализм доживает сейчас последние дни. Вот как лампа перед тем, как потухнуть, в последний раз ярко вспыхнет, так, товарищи, и эта могучая лампа капитализма: она вспыхнула вспышкой страшной кровавой бойни, чтобы осветить вокруг себя мир насилия, гнета, рабства, в котором мы жили, и чтобы заставить рабочие массы ужаснуться и пробудиться. Как мы поднялись, так поднимется и европейский рабочий класс, и тогда не только полетит в тартарары Брест-Литовский договор, но и многое другое: все коронованные и некоронованные деспоты, империалистические хищники и ростовщики, и воцарится царство свободы и братства всех народов (аплодисменты)!

Л. Троцкий. ВНУТРЕННИЕ И ВНЕШНИЕ ЗАДАЧИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

(Лекция, прочитанная в Москве 21 апреля 1918 г.)

Товарищи! Коммунистическое учение имеет одной из своих самых важных задач достигнуть такого положения на нашей старой грешной земле, при котором люди перестали бы стрелять друг в друга. Одна из основных задач коммунизма сводится к установлению такого порядка, при котором человек впервые стал бы достоин своего названия. Правда, мы привыкли говорить, что слово «человек» звучит гордо. И у Горького в одном произведении сказано: «человек – это звучит гордо!» Но, на самом деле, стоит оглянуться на прожитые годы кровавой бойни, чтобы захотелось сказать: «человек – это звучит постыдно!».

И вот, создать такой строй и порядок, при котором не было бы нынешнего взаимоистребления народов, есть простая и ясная задача, которую ставит перед нами учение коммунизма. Но в то же время, товарищи, вы видите, что коммунистическая партия, борющаяся за осуществление этой задачи, создает Красную Армию, призывает массы организоваться по-военному и вооружаться. И кажется, на первый взгляд, что тут есть глубокое противоречие: с одной стороны, мы стоим за создание условий, при которых один человек не отнимал бы у другого самого драгоценного достояния его, т.-е. жизни, и это составляет одну из главнейших задач нашей партии, мировой партии рабочего класса; с другой стороны, мы призываем рабочих в Красную Армию и говорим: «вооружайтесь, объединяйтесь, учитесь стрелять, и усердно, хорошо учитесь, так, чтобы маху не давать!..».

Повторяю, может казаться, что тут что-то неладно. И, действительно, в прошлом были социалисты, которые к своим целям шли другими путями, пускали в ход другие способы; эти социалисты, вместе того чтобы обратиться к угнетенным с призывными словами: «объединяйтесь, вооружайтесь», обращались к угнетателям, эксплуататорам и насильникам со словами смиренной проповеди и увещания: «разоружайтесь, перестаньте истреблять себе подобных, перестаньте угнетать». Наивные! Они обращались к волкам с советом положить на полку волчьи зубы. Эта проповедь ранних социалистов и коммунистов была крайне наивна, как ошибочны были их взгляды, почему и неспроста современный научный социализм прозвал их утопистами. Конечно, все это не мешало тому, что стремления утопистов были в высшей степени благородны. Идеи утопистов приводят на память великого писателя и человека нашей страны – Льва Николаевича Толстого, который тоже стремился к установлению лучшего строя на земле, но думал, что этого можно достигнуть путем внутреннего перерождения угнетателей. Возможно ли это? Тут мы подходим к корню вопроса.

Опыт человечества, вся история его отвергает политику утопического и толстовского пацифизма. Угнетателям передаются по наследству, из поколения в поколение, их угнетательские взгляды, чувства и стремления; они с молоком матери впитывают стремление к власти, к угнетению, к господству и считают, что все остальные люди, трудящиеся массы, созданы только для того, чтобы служить опорой и фундаментом для господства небольшой группы привилегированного сословия, которое рождается, так сказать, со шпорами на ногах, чтобы сидеть верхом на спине трудового народа.

Да, мы стремимся к созданию коммунистического строя, при котором не будет вражды класса с классом, потому что вовсе не будет классов, при котором не будет вражды народа с народом, ибо народы будут жить не порознь, отделенные друг от друга государственными перегородками, а на одной общей земле, занимаясь общим делом. И в целях наших мы сближаемся с нашими предшественниками – с утопистами. Но стремясь к подобному строю, мы поступаем иначе, чем они; мы расходимся с ними не в целях, а в средствах. Мы обращаемся не к эксплуататорам, а к трудящимся и говорим им: «до тех пор, пока коммунистический строй не достигнут, помните, что вы являетесь единственной силой, которая способна его осуществить. И помните (а мы в России слишком хорошо знаем это по опыту), что господствующие классы всего мира на пути к нему вам без боя ни одного вершка не уступят; что они будут цепляться за свои привилегии и барыши, за свое господство зубами, когтями до последнего вздоха; что они будут стараться вносить в ряды самого рабочего класса смуту, хаос, раздор; что они будут делать все, для того чтобы удержать свою власть».

И твердо руководствуясь тем, что без кровавой борьбы изменить социальных отношений нельзя, мы в России сделали первый шаг к коммунизму именно тем, что низвергли политическое господство буржуазных классов и установили политическое господство трудящихся классов. Это уже, само по себе, есть большая победа, которой мы достигли. Буржуазия у нас власти не имеет: ее имеет рабочий класс. Обладая таким политическим преимуществом, он может бороться за осуществление своих основных задач.

Таким образом, вопрос о власти имеет первостепенное значение. Говорить, что Советская власть, как таковая, плоха, значит вызывать у рабочего класса недоверие к себе самому. Пролетариат при советской системе может установить, какая ему нужна власть, и ответственность за нее лежит на нем. Та власть, которая есть в Петрограде, в Москве и в других городах, поскольку она создана рабочими, ими же может быть сменена. Рабочие могут, когда им угодно, созвать Всероссийский Съезд Советов, переизбрать на нем Центральный Исполнительный Комитет, Совет Народных Комиссаров, могут переизбрать местные советы.

Советы – есть власть рабочего класса и беднейшего крестьянства, составляющих фундамент, на котором эта власть стоит.

И при всем этом нам говорят: «почему вы этой власти не установите на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, в виде Учредительного Собрания? Ведь вы сами стояли за Учредительное Собрание?» Правильно, стояли. Мы всегда считали, что Учредительное Собрание куда лучше, чем царский строй, чем самодержавие, чем господство Плеве, столыпинских хищников, дворянства. Из двух зол мы выбирали для рабочего класса меньшее.

Однако, разберемся в том, что такое Учредительное Собрание, что такое всеобщее избирательное право, посредством которого оно избирается? Это – опрос всего населения, всеобщая перекличка – кто чего захочет? Все население в стране призывается – и трудящиеся-угнетенные, и эксплуататоры-угнетатели, и слуги эксплуататоров из среды интеллигенции, которая в подавляющем своем большинстве связана душой своей с буржуазией и служит ее целям, – все призываются сказать через посредство всеобщего избирательного права, чего они хотят в области политики. И если бы Керенский созвал Учредительное Собрание, скажем, в марте или апреле прошлого года, – это было бы известным шагом вперед, – когда царь был только что свергнут, бюрократия опрокинута, власть еще находилась не в руках рабочих, а принадлежала Гучковым, Милюковым и проч.; но и тогда, если бы путем Учредительного Собрания спросили рабочих и крестьян: «чего вы хотите, русские трудящиеся люди?», то все равно ответ со стороны их представителей в Учредительном Собрании получился бы прямо противоположный тому, какого хотели буржуазия и ее слуги, стоявшие в то время у власти. Ведь революция в том и состоит, что угнетенные низы поднимаются против угнетательских верхов. Разумеется, для Крестовниковых, для Рябушинских, революция как раз и хороша, если царя сбросили, заменили старых министров новыми – и дело с концом. Для нас же сущность революции в том, что революция пробуждает и поднимает загнанные, затравленные, обиженные народные массы, которые изо дня в день страдали без просвета, без передышки, как волы подъяремные. Революция пробуждает их и указывает им, что они являются, по своему положению в обществе, не чем иным, как скотом, как рабами других классов. Вот это и есть революция! И потому она не останавливается на том, что свергла царя и прогнала пару его министров. Если же она остановилась на этом, то это не революция, а, с позволения сказать, выкидыш. Это – ложные исторические роды. Настоящие же, здоровые исторические роды революции бывают тогда, когда рабочий класс, поднявшись, берет в стране в свои руки всю власть, а затем пускает ее в ход, чтобы установить новый порядок, при котором нет эксплуатации одного класса другим, при котором все средства производства, все богатства страны находятся в руках или на учете рабочего класса. Тогда рабочий класс действует, как хороший хозяин в хорошем отдельном хозяйстве, в сельскохозяйственной экономии: он знает, сколько у него земли, семян, сколько племенного скота, хозяйственного инвентаря, какую полосу ему нужно засеять в данное время, – все это он знает, все это у него записано и подсчитано. Но это – частное отдельное хозяйство. Рядом с ним ведутся другие хозяйства и друг с другом конкурируют. Это капитализм.