Постижение смысла - Мартин Хайдеггер Страница 51

раз в зависимости от того вида, в каком пра-бытие находит истину, всякий раз в зависимости от того способа, каким эта истина как просвет основывается для ускользающего-мимолетного событования этого встречного противничания-ответствования, всякий раз в зависимости от образа-облика человека, который способствует этому осново-полаганию, всякий раз в зависимости от причастности-принадлежности этого человека к пра-бытию и, тем самым, также и всякий раз в зависимости от пред-ставляющей и вы-рас-считывающей потерянности в суще-бытующем и интерпретации ее сущее-бытности – осуществляется знание и называние богов.

Бог никогда не есть суще-бытующее, о котором человек то так, то иначе знает кое-что, к которому он приближается на различные степени удаленности – нет, боги и их божественность проистекают из истины пра-бытия; то есть каждое вещное представление бога и объясняющие-поясняющие расчеты с ним, например, как с творцом, имеют своей основой интерпретацию суще-бытности как произведенного промышленно присутствия, которое может быть поставлено.

Но как пра-бытие в каждом случае со-бытует себе свою истину или, по крайней мере, держится ее с твердостью и достоинством, дабы стать основой для того, чтобы на нем целиком и полностью покоилось сущее-бытующее и дать ему перебеситься в его махинативности, человек не способен ни управлять тем, ни вынуждать к тому, чтобы он сам, сообразно его сущностной принадлежности-адресованности к пра-бытию, не ведая масштабов и измерений, не имея даже малейшего понятия об этой истории был посредством пра-бытия настроен на определение своей сущности.

Пожалуй, однако, это зависит от свободы человека – как и насколько далеко он преобразит это встречающее-затрагивающее его подходящее настроение в свою настроенность-определение и положит ему основу и таким образом в каждом случае отчеканит-отольет свою собственную сущность в определенный образ. Да, свобода есть не что иное, как эта соответствующая пра-бытию и обращенная к пра-бытию без-дно-основа, которая определяет-настраивает себя на осново-полагание истины пра-бытия в смысле сохранения его в сущее-бытующем.

(Либо у-дивление как основное настроение для основы ставит перед суще-бытующим и φύσις; понимает как ἀλήθεια и добавляет-присовокупляет туда всю человеческость – либо вы-саживание в ужас дает возможность пробиться в Открытое покинутости всего и всяческого суще-бытующего пра-бытием и принимается за осново-полагание истины пра-бытия как необходимое.)

Удивление и ужасание – это крайние и, то есть, самые изначальные настроения, связанные с без-основностью и об-основываемостью истины пра-бытия. Их уникальное своеобразие и редкость соответствуют сущности пра-бытия. Тем разнообразнее по этой причине превратные толкования и вариации и ослабления этих настроений. Но вследствие давно привычного антропологического толкования человека («биологического» – «психологического» – «спиритуалистического» – «морального») достигнута неведомость, которая теперь и заставляет всякое сказывание о богах казаться произволом и массовым суеверием, чисто обезьяньим подражанием и утомлением от привычного-нудного и пустой самонадеянностью; ведь основное представление о так Названных сводится к тому, что они есть «предметы», и к этому человек как раз имеет или не имеет отношение, основанное на представлении.

Только лишь то тех пор, пока человек не отделен-оторван от сущения пра-бытия и от своей вы-саженности в ужас подверженности всему и всяческому суще-бытующему суще-бытности – и пересажен в безосновность истины пра-бытия – и только лишь из этой пересаженности снова возвращается к усмотрению просвета, в котором ему открывает себя отказ-отвержение, которое само есть приветственный знак пра-бытия, которое он уже таким образом со-бытует в со-бытии – до тех пор боги не могут найти выражение в языке, поскольку позабыто-утрачено всякое время-пространство для их божественности. Тут остается только считаться с тем, что было до сих пор; и это исчерпывается либо бессильными и без-основными вариациями на тему христианского бога-творца, либо только контр-христианским, то есть языческим подражанием «мистическому». В сфере власти, описываемой историей метафизики, которая охватывает и то, и другое, а нам сейчас оно известно в расхожем виде только в виде подражания существовавшему исторически, но зато существует на расстоянии вытнутой руки, удобно и сподручно, а также разнообразно – боги стали невозможны, говоря исторически; их бегство было решено и совершено в рамках этой эпохи, а эпоха благодаря этому бегству – и эпоха благодаря этому бегству и его утаиванию-сокрытию получила наложенный на нее отпечаток как чеканную форму.

Поэтому всякое называние богов и умалчивание о богах – как вызывающее колебания – становится вопросом постижения смысла истории бытия. И только когда человек, в уникальных частностях своего дерзаемого, в ураганах и смерчах этой истории даст себе определить себя и не будет больше превратно-искаженно толковать вы-саженность в ужас психологически-морально, а преобразует, подведя иную основу, в путь настоятельного вникания в Вот-Тут-бытии (как терпеливого дожидания просвета отказа-отвержения) – только тогда он вступит на тропинку, которая ведет к области подготовки человека к осново-полаганию иной сущности самого себя и позволяет возникнуть тихому подозрению-предчувствию, что бегство и близость богов смогут еще раз стать вопросом выбора-решения. Любой иной путь – через посредство обсчитывания суще-бытующего и его объяснение и преображение – есть путь только кажущийся. Без-божие состоит не в отрицании и не в потере какого-то одного бога, а в отсутствии основы для божественности богов; поэтому занятие привычным богослужением и его утешения и превознесения – это всегда все же безбожие, равносильное замене такого служения возбуждению «переживаний» и вызванных чувствами волнений.

Лишен настроя-настроенности уже с давних пор человек. У него нет того, что его сущность всякий раз добавляла бы в постоянство обеспечения некоторого Открытого, в котором событует себя пра-бытие. До сих пор лишенность настроя-настроенности заменяется возбуждением-подогреванием чувств и переживаний, которые только очеловечивают человека в случайность того, чем он занимается в данный момент и достигает, рассчитывая и высчитывая. Однако настроение выбрасывает из себя вовне пространство-время существенных решений-выборов – тем, что она выбрасывает в это пространство-время того, кто Настроен, и отдает его в то «Вот-Тут-бытие», быть которым означает – не больше, не меньше – как в существенном (то есть принадлежащем Вот-Тут и его сущению) сказывании, мышлении и поступании привыкать стойко проявлять заботу об истине пра-бытия и сохранять-оберегать настроение пра-бытия в определенности Вот-Тут-Бытия как месте встречи богов и людей.

Лишен настроя-настроенности с давних пор человек. Не различая ночи их и дня их, бегут боги из бес-сущностности их божественности. А человек все еще высчитывает-расчитывает, считаясь со своими мнениями и достижениями, обклеивая их безысходную тоску картинками запутанных содроганий своих «переживаний». И все же уже приходят приветственные знаки, и все же наносит удар свой ужас по махинативности суще-бытующего, и все же уже началась иная история, которую доныне существовавший человек, вероятно, еще долго не будет знать, как никогда не знал раньше, поскольку для него все свелось к его До Сих Пор, которое он – как ему только кажется – оставил