Виталий Воротников - Хроника абсурда- отделение России от СССР Страница 52

Во-первых, докладчик заявил, что «за пять лет мы сделали революционный рывок во всех сферах жизни. Вопрос сегодня стоит так: либо советское общество выйдет вперед по пути начатых глубоких преобразований — и тогда… наше великое государство ждет достойное будущее, либо верх возьмут контрперестроечные (читай — консервативные) силы — тогда народ ожидают мрачные времена».

Во-вторых. «Почему перестроечный процесс… не принес излечения от многих его болезней, а положение в определенном смысле даже ухудшилось… Ответ: нам досталось крайне тяжелое наследие».

В разделе доклада «Политика перестройки: опыт и перспективы» Горбачев отмечает, что «негативные тенденции в экономике были бы меньшими, если бы Правительство обеспечило комплексный подход к проведению экономической реформы». (А кто же «вязал руки» правительству?!)

Очень подробно излагает и обосновывает как безотлагательную задачу перехода к рынку. «Двигаясь к рынку, мы идем не в сторону от социализма, а к более полной реализации возможностей общества. Это и составляет замысел концепции перестройки». (Неужели забыл, что говорил о рынке год-два назад?)

Выделяет важность обострившихся последнее время межнациональных отношений. Признает, что «мы оказались не готовы к тому, что произошло, когда взорвались и выплеснулись наружу серьезнейшие проблемы, долго копившиеся под спудом видимого благополучия. Решение их, в конечном счете, он видит в изменении облика Союза, как добровольного объединения народов, связанных общими экономическими, политическими интересами, самой историей. Необходим настоящий Союз Суверенных Государств». (Так исчезает аббревиатура СССР.)

Большое внимание уделяет международным отношениям, отмечает, что «перестройка коренным образом изменила наши взгляды на мировое сообщество. Благодаря перестройке и новому мышлению произошел поворот в отношениях между СССР и США — от конфронтации… даже к партнерству». Категорически отверг упреки, что «мы уходим без боя из стран Восточной Европы».

А в заключение докладчик остановился на идее обновления КПСС как авангардной силы общества. Говоря о целостности КПСС, он заявил, что это «вполне сочетается с максимальной самостоятельностью союзных республик». (?!) в каждом выступлении было много общих стандартных подходов. Чувствовалось, что ораторы не были готовы к серьезному анализу. Собственно, в таком же духе, после Маслюкова, выступил и я. Было не просто точно определить, за что мы должны были отчитываться: за общую ситуацию в стране, за деятельность Политбюро и личный вклад в его работу или же за конкретно порученный участок работы. Все это было перепутано в отчетах, тем более что пришлось выступать, по сути, с листа. Поэтому отчеты и слушались аудиторией без достаточного внимания. После меня выступили В. А. Крючков, Г. П. Разумовский, Д. Т. Язов. Решили дальше отчеты не продолжать.

4–7 июля. Обсуждение доклада Генсека.

Мне представляются интересными ответы некоторых товарищей по Политбюро на заданные им вопросы.

Вопросы к Н. И. Рыжкову носили в основном хозяйственный, экономический характер. Спрашивали, почему по ходу перестройки претерпевали изменения принципиальные положения экономической реформы. Серьезные претензии предъявлялись за слабое внимание Правительства к проблемам агропрома.

Рыжков отвечал довольно обстоятельно. Аудитория реагировала на его ответы спокойно. Не удовлетворило делегатов то, что он мало рассказал съезду о своей деятельности как члена Политбюро. Говоря об обстановке в Политбюро, он заявил: «Полностью разделяю и поддерживаю стиль работы этого коллективного органа, созданный М. С. Горбачевым». (На что еще надеялся тогда Николай Иванович?)

Сложнее было справиться с массой вопросов В. А. Медведеву. Многие из них буквально в лоб говорили, что с его приходом в Политбюро идеологическая работа в партии развалилась, что сказалось и на авторитете КПСС. «Готовы ли вы нести персональную ответственность за создавшийся политический кризис?» Он отвечал, что ему такая хлесткая оценка неприятна и больна. «Но что же это за идеология, — ерничал Вадим Андреевич, — если ее мог развалить в течение короткого времени один человек?» Ряд вопросов носили теоретический характер. Например: «Существует или нет идеология и концепция перестройки?» Медведев, ссылаясь на слова одного академика, ответил так: «А что такое сама перестройка? Это ведь и есть идеология».

Его ответ вызвал гул возмущения в зале.

А. К. Яковлев построил свои ответы на противопоставлении: «Есть много вопросов негативного, критического характера, но и есть доброжелательные. На них я отвечать не буду. Я отвечу на первую группу вопросов. О Прибалтике. Прямые обвинения в мой адрес. Но в них не содержится указаний, ссылок на слова и выступления (и в оправдание стал зачитывать выдержки из своих там выступлений). Спросили, писал ли он записку в Политбюро по итогам поездки в Прибалтику. «Нет, такой записки не было. Что касается предложений о расследовании моей деятельности в Прибалтике, то я согласен».

На вопросы об обстановке в Восточной Европе он отвечал так: «Если народы отворачивается от партий, значит, политика этих партий не воспринимается ими, как свое, народное. Когда обвиняют ЦК КПСС в развале социалистической системы, то надо вспомнить, что происходило в 1953 году в Берлине, в 1956 году — в Венгрии, в 1968 году — в Чехословакии. Я был там, и мне до сих пор неловко за эту миссию. Не надо торопиться хоронить социализм в Восточной Европе. Я встречался с Гизи, Могоритой, Миллером, Лиловым. Положение у них нелегкое. Но надежда есть. Я категорически не согласен, когда говорят, что мы развалили мировое коммунистическое движение, разрушили СЭВ и ОВД. Если СЭВ перестроит свою работу, он имеет будущее».

В зале шум, смех, выкрики. Для всех ясна обстановка в Восточной Европе. Что там происходит. А такой матерый политик, как Яковлев, прошедший школу ЦК КПСС, видный дипломат, политолог — надеется на победу социализма в ГДР, на содружество СЭВ. Ну, лукавит же!

Вопрос об объединении Германии. «Этот вопрос все время выдвигали мы. В 1945-м, 1946 году, в 50-е годы. (Это же надо?!) И сейчас он выдвинут жизнью. Другое дело, что нужно, чтобы с территории Германии не было угрозы Союзу». Были еще записки о «европейском доме» и т. п. «Есть записка о моей отставке. Я для себя этот вопрос решил, — твердо и четко заявил Александр Николаевич, — кто требует это, я удовлетворю их запросы».

Здесь А. Н. Яковлева буквально забросали репликами, едкими замечаниями. Он отбивался. Стал срываться, нервничать. Обычное спокойствие изменило ему. Задал вопрос генерал Лебедь о неопубликованной книге Александра Николаевича «Мое видение марксизма»: «Вы говорили, что за ее публикацию вас повесят на первой сосне. Так ли это было? И вообще, сколько у вас лиц, Александр Николаевич?» Он: «Что, что, извините? Не расслышал». (Шум в зале). Лебедь повторил. Яковлев: «Я встречался с «Демократическим единством». Мы договорились, что встреча у нас откровенная, доверительная, закрытая. Да, я написал и когда-нибудь опубликую эту работу. Я говорил, что некоторые положения сегодня могут показаться не очень-то хорошими… но пройдет год-два, они будут нормальными. Таков динамизм жизни!»

Опять пошли вопросы. Он буквально горел на трибуне, но не поддавался. Весь напрягся, был зол и возбужден. Председательствовавший на съезде С. Ниязов «прекратил вопросы».

После перерыва М. С. Горбачев начал заседание так: «Давайте поговорим. Так вести съезд нельзя. Если вы хотите сейчас похоронить партию, расколоть партию, то давайте идти этим путем. Надо думать. Думать крепко, устали вы или нет». Эти реплики подстегнули зал. Опять — шум, аплодисменты, реплики, толпы у микрофона. Он не дал никому выступить.

Е.. К. Лигачев подтвердил в ответах свою позицию против превращения КПСС в конфедерацию. Отверг попытки свалить вину за пробуксовку перестройки на консервативные силы в партии. На вопрос, касающийся позиции Политбюро по отношению к внедрению рыночных отношений, он ответил, что «оно не обсуждало конкретные меры перехода к рынку, речь шла лишь о концептуальном подходе». Сказал о своем отрицательном отношении к частной собственности. Касаясь обстановки в Германии, заявил, что «идет не объединение, а присоединение или, вернее, поглощение ГДР».

Много вопросов было задано Э. А. Шеварднадзе. Он сразу заявил, что «все крупные внешнеполитические акции разработаны МИД с участием Министерства обороны, КГБ, соответствующих министерств и комиссий ЦК КПСС и при обязательном обсуждении на Политбюро.

Не является ли экономическая реформа, которую предполагается провести в стране, предметом политического торга за предоставление нам помощи Запада? Он ответил так: «Между кредитными соглашениями и переговорами по другим вопросам — германскому, сокращению вооружений и др. — нет никакой связи». Решительно отклонил любые намеки, что идет «торг» по германскому вопросу: «Свою судьбу народ Германии решает сам».