Александр Дугин - Геополитика постмодерна Страница 52

Параллельно этому продолжают вырождаться — как бы по инерции модернизационного периода — аграрный сектор и традиционные формы хозяйства, и большие массы сельского населения — в первую очередь молодежи — перемещаются в мегаполисы и районные центры. К этому добавляются волны новых мигрантов из стран СНГ, оторванных от родных мест и от естественных хозяйственных функций. При этом села и деревни стремительно вымирают, и наряду с падением спроса на промышленных рабочих и сокращением рабочих мест в индустриальном секторе повышается роль потенциального пролетариата — непрофессионального городского населения, способного выполнять лишь неквалифицированную работу.

Таким образом, в современной России сосуществуют одновременно три формации, три парадигмы — предындустриальный сегмент «традиционного хозяйства» (преимущественно в области сельского хозяйства), деградирующий индустриальный сегмент и сегмент постиндустриальной финансово-фондовой сферы, более или менее встроенный в глобальную экономику, но представляющий в ней микроскопический элемент. Причем в этой ситуации есть несколько полуэкономических или неэкономических факторов, которые придают ситуации совершенно особое значение: у России сохраняются значительный запас ядерного оружия, огромные территории, исключительно богатые природными ресурсами (которых столь недостает гораздо более экономически развитым странам) и исторический опыт «имперской» миссии, сформировавшей коллективную идентичность русско-советского человека. Эти три важнейших фактора едва ли могут быть лобовым образом оценены в экономическом эквиваленте — ядерное оружие, как потенциал глобального уничтожения человечества, едва ли имеет конкретную цену и стоит не меньше, по крайней мере, чем все богатства мира; стоимость природных ресурсов можно подсчитать, но их резкое сокращение сравнительно с экономическим ростом ведущих мировых держав может уже в ближайшее время сделать их главнейшей резервной валютой мировой экономики; а духовный потенциал и «имперская» идентичность русского народа способны при определенных обстоятельствах породить такие мобилизационные энергии, которые могут существенно повлиять на хозяйственные процессы — если русские снова почувствуют впереди «великую цель».

Евразийский контекстуальный подход настаивает на том, чтобы учитывать эти не совсем экономические факторы наряду с иными показателями, несмотря на то что установить прямые количественные индексы здесь вряд ли возможно. Вместе с тем фиксация влияния подобных факторов на корректное исследование истории хозяйственных процессов в России дает новый взгляд на понимание многих российских явлений, с трудом укладывающихся в классические схемы.

Что касается трех экономических формаций, наличествующих в современной России, то к ним у евразийской экономической теории существует дифференцированное отношение. С этой точки зрения самым важным будет точное определение границ каждой из этих фаз в синхронном взаимодействии.

Модернизация для евразийцев не самоцель, она необходима и позитивна в одних случаях, но вредна и разрушительна в других. Поэтому все три экономические парадигмы — предындустриальная (традиционное общество), индустриальная и постиндустриальная — вполне могут сосуществовать, причем в едином географически секторе. Это предполагает четкую дифференциацию: России необходим евразийский постмодерн (постиндустриальная составляющая), евразийский модерн (индустриальная составляющая) и евразийский премодерн (предындустриальная составляющая).

Евразийский постмодерн рассматривается как специальный экономический модуль, связывающий российскую хозяйственную систему с мировой глобальной системой. Этот модуль должен быть полупрозрачным, т. е. не только соединять, но и изолировать, это должен быть фильтр. Экономическая логика функционирования мировой финансовой системы должна быть осмыслена и освоена особой группой российских экономистов, которые будут служить своего рода интерфейсом для взаимодействия с глобальными финансовыми институтами, но они же должны следить за дозированием и качественной дифференциацией получаемых на входе информационных импульсов. Постиндустриальные технологии и энергии должны адаптироваться к российской специфике с учетом многомерного понимания хозяйственной системы — в модели «трех миров» и при принятии «гипотезы Вечности». Специалисты для этого рода занятий должны отбираться особенно тщательно, как сотрудники разведывательных организаций, которым предстоит досконально освоить язык враждебных контекстов, но сохранить при этом верность собственной идентичности. По сути, носители евразийского постмодерна должны готовиться к функциям «двойных агентов», преломляющих в себе и в курируемых институтах — евразийских биржах, фондовых рынках, банках и ТНК — токи постмодерна и расщепляющих их на пригодное и непригодное для внутреннего использования. Нечто подобное мы видим во внешнеэкономической практике Японии и Китая: экспансия японских и китайских корпораций на планетарном уровне, их тесное переплетение с иностранными ТНК не нарушают лояльности их ядра китайским и японским национальным ценностям, служат именно фильтром для развития внутреннего потенциала в высокотехнологичном ключе. Использование такого интерфейса традиционными обществами Японии и Китая в отношении западных стран, пребывающих в ином технологическом и экономическом цикле, и сделало возможным бурный рост хозяйственных систем этих стран, при сохранении национальной идентичности. Аналогичные системы действуют в этих странах и по отношению к постмодерну, хотя постиндустриальные стратегии Запада кое в чем смогли пробить систему такой защиты, и вовлеченность японской финансовой системы в виртуальные биржевые игры стоила Японии тяжелейшего кризиса. Китай же предпочитает вообще заслоняться от постиндустриальных стратегий, ограничивая информационную экспансию Запада — законодательно запретив, к примеру, использование технологий Windows на китайской земле.

Россия должна двигаться именно в этом направлении и сосредоточить свои усилия в этой сфере на создании полноценного евразийского экономического фильтра перед лицом глобального постмодерна. Одним из конкретных направлений в этом процессе является проект «региональной глобализации» — или «глобализации больших пространств», где экономической и информационной интеграции подлежит не все мировое пространство, как на том настаивает глобалистский проект, но смежные и сходные по типу территории. Такие, как Европа, страны СНГ, азиатские страны, исламский мир и т. д.

Постиндустриальный сектор российской экономики должен приоритетно заниматься сферой финансов, юридического обеспечения трансакций, вопросами валютной корзины или валютной интеграции (эмиссии новых интеграционных денег регионального формата — по аналогии с евро), информационными сетями, таможенной политикой, а также экспортом стратегического сырья и импортом жизненно важных товаров и продуктов. Здесь крайне важно владение полнотой технологий экономического постмодерна, знакомство с его духом и его методологиями. Это требует особой подготовки и особого подбора кадров — включая определенные психологические особенности и ментальные характеристики — по той же логике, по которой отбирают сотрудников спецслужб. Обучение этим дисциплинам и их исследования должны иметь избирательный и строго специализированный характер, полностью или частично закрытый от большинства. Тут важно: не государство для постиндустриальной экономики (как у Ходорковского), а постиндустриальная экономика для нашего общего цивилизационного ансамбля.

На втором индустриальном уровне следует исправить ситуацию в промышленном секторе, вывести его из деградационной фазы, оздоровить и направить в позитивном направлении. Причем здесь стоит заведомо отказаться от принципа модернизации во что бы то ни стало, любой ценой. Модернизация хозяйства не самоцель, но лишь средство — причем средство скорее для защиты от внешних вызовов, грозящих России утратой идентичности, свободы и независимости. Иными словами, модернизация производства — это лишь инструмент ответа на политический вопрос. Из такого евразийского подхода вытекает принцип избирательной модернизации. Модернизировать следует не все секторы производства, а только те, которые прагматически необходимы в данной конкретной ситуации — для обеспечения общей экономической независимости от потенциальных внешних врагов. Это означает приоритет разработок в сфере военно-промышленного комплекса, необходимый минимум промышленного производства и, что самое актуальное на сегодняшний день, построение модулей глубокой переработки сырых природных ресурсов с тем, чтобы экспортировать продукты этой переработки — желательно, в виде готовой товарной продукции. Наличие максимально длинного технологического цикла в деле переработки природных ресурсов является наиболее насущной проблемой современной российской экономики. От успеха этого начинания зависит, пойдет ли развитие промышленного сектора или деградация продолжится. В настоящий момент российская экономика ориентирована на экспорт природных ресурсов в сыром виде, на поиск коротких денег в расчете на молниеносные прибыли и т. д., и это усугубляет ее упадок. Сырьевая ориентация нынешней России и привлекательная конъюнктура цен должны быть использованы для экономического рывка.