Георгий Гуревич - Древо тем Страница 52

Первое: приметы хорошей наследственности. Какие? Молодость и красота. Красивый, это и значит здоровый, так организовал я ваш вкус, люди. Молодой – значит, долго проживет еще, не скоро выйдет из строя, много лет будет кормильцем.

– Я знаю тысячи исключений, – не утерпел я. – Знаю хилую молодежь и крепких кряжистых стариков, знаю жалостливых женщин, которые влюбляются в слабых, слабодушных, болезненных, жалких даже, знаю юных красавиц, обожающих седовласых львов.

– Не перебивай ты меня со своей тысячью исключений, – возмутился Бхага. – Ты знаешь тысячу исключений, а я дал правила для миллиардов. Правило гласит: сердце девушки тянется к молодому мужчине, чаще не к ровеснику, не к зеленому юнцу, а к парню постарше ее лет на пять – семь, уже набравшему силу и опыт. Правило второе: признаки для исправления наследственности: ради этого сходятся противоположности. Блондинкам нравятся жгучие брюнеты, брюнетки тают перед голубоглазыми, толстушкам нравятся тощие, костлявым – полные, тем и другим – приезжие-иностранцы. Почему? У непохожих наверняка запас новых генов, они дополнят фонд девушки, исправят недостатки, детишкам предоставят более щедрый выбор генов. И любятся противоположности, стараются обеспечить золотую середину. Такие же правила и с темпераментом: бойкие сходятся с молчаливыми, смиренные с активными.

– Очень уж расчетливо у тебя получается, девушки так не рассуж­дают. – Я все отстаивал свободу сердца.

– Не рассуждают, но так чувствуют, – сказал Бхага.

– Важно, чтобы любовь была настоящая, – упорствовал я.

– Ну да, настоящая, верная и долгая. Но как ее распознать? Словам поверить? Услышать: «Я тебя люблю больше всех, больше всего на свете, люблю до гроба, люблю больше жизни…» Но ведь слова эти так стерлись от частого потребления. Девальвация у вашего слова «любовь». Вот представь себе: твердят, твердят, твердят тебе про любовь, твердят в шутку, и всерьез, и от скуки, а ты – девушка – решать должна, распознавать…

– Да не могу я представить себя девушкой…

– Не можешь представить, хотя бы посочувствуй!

И что же придумал этот хитрец, что он извлек из моей памяти? Извлек румяную, густобровую и горбоносую девицу, никогда не тянулся к таким, довольно плотную, грудастую, широкобедрую, с низким голо­сом и чуть сероватой кожей, – короче говоря, Лену извлек – дочку мою собственную.

Мне хорошо запомнился тот вечер. Именно тогда дочка огорошила меня, объявила: «Папа, я выхожу замуж». Я пришел с работы усталый и сразу был оглушен. У Лены собрались гости: «междусобойчик», как это сейчас именуется, ребята отдыхали в неслыханном гвалте: был включен «маг», одновременно и телик, кажется, и стерео заодно. Молодое поколение чувствует себя спокойнее в диком грохоте. Кто может, кому легких хватает, всех перекрикивает; шептаться тоже удобнее: и на виду, и никто не слышит. Впрочем, парочек я не заметил по углам. Лена была единственной девушкой в комнате.

– Кое-что я перемонтировал в сценке, – пояснил Бхага. – Убрал несущественные фигуры. Хотел показать тебе, как выбираются женихи.

– Разве это все женихи? – подивился я.

– Если не женихи, то кандидаты, стажеры-практиканты. Лет с пятнадцати обе стороны ведут прикидку, зубки точат…

Зубки точились со страшным гвалтом, пожалуй, и точильный камень заглушили бы. В разгаре была свистопляска, которая в наше время называется молодежным танцем. Плясали все, кто во что горазд, на ходу придумывая коленца посмешнее. Дочка же моя визжала под люстрой, где ее крутил, держа на вытянутых руках, некий малый почти баскетбольного роста с малиновым от напряжения лицом.

Наконец спустил на пол. Раскрасневшаяся девочка взглянула на него с улыбкой… восхищения, если не ошибаюсь.

– Если бы так на кольцах работал, чувак, быть бы тебе с медалью, – закричал, хохоча, Евгений – подвижный парень в желтой майке, далеко не такой могучий.

Герой пробормотал, что раз на раз не приходится, кольца – они круглые. Не догадался сказать, что медаль оторвал бы обязательно, если бы Лена на него смотрела. И дал возможность порассуждать «желтой майке» о ненадежности спортсмена. Краток век чемпиона. В тридцать лет уже пенсионер. Ненадежный муж.

Вспышка радостного визга оповестила о появлении еще одного «жениха». Круглолицый, коренастый, с маленькими глазками и рябушками до самых ушей, преподнес моей красавице букет роз – семь розовых и одну алую.

– Восемь, Лена, – сказал он. – Сегодня восемь месяцев, как мы познакомились.

– А через месяц – девять. А через два – десять? А сколько же это будет к пятидесятилетию? – загалдели вокруг. Соседка же моей дочери, дурнушка с унылым длинным носом, прошептала грустно:

– Наверное, это настоящая любовь. На твоем месте я не колебалась бы, Лена.

Балагур в желтой майке не замедлил сбить растроганность:

– Паша, а ты штаны не порвал на этот раз? Я же знаю, твоя мать розы растит за колючей проволокой. За каждый букет штаны покупать, никаких оранжерей не хватит. Подумать: двенадцать пар в год! Ты же за год Ленку не уговоришь, она у нас гордая.

Паузой меж тем воспользовался гривастый парень в вельветовой куртке с явно заграничной нашлепкой. Он включил тягучую музыку и повел мою дочь в обнимку, лицо к лицу, три сантиметра до поцелуя.

– На Западе рок уже выходит из моды, – серьезно делился он важной новостью. – Рок бацают только в портовых забегаловках. Летом отец возьмет меня в круиз, я устрою инспекцию по всей Европе. И кассет притащу под завязку. Нет, не порно. Порно – это для тех, кому за тридцать, утешеньице для выходящих в тираж.

– Твоя дочка явно пользовалась успехом, – заметил Бхага, – у нее был большой выбор.

– Разве это выбор? – возмутился во мне ревнивый отец. – Я же их знал всех, этих ребят, мои студенты в большинстве. У гимнаста не было ничего, кроме роста, в институте его держали за спортивную славу, а слава-то шла на убыль – двадцать четыре года, почти «старичок». Паша на самом деле был совсем не щедр, расчетлив и даже скуповат, привык со своей матерью торговать цветами, вот и здесь выторговывал невесту за букеты из своего сада. Сын капитана одевался по моде, не велика заслуга, если отец полгода в заграничных рейсах. Женя же балагур, мастер подковырки и свежего анекдота; у него всегда в запасе последние сплетни об известных людях, создается впечатление, что он друг знаменитостей. А вот умненького Лена не замечает, того, что сидел в сторонке, спорил о всяких «измах».

Этого парня я сам познакомил с Леночкой. Он пришел ко мне консультироваться с другого факультета и показался мне вдумчивым юношей, хотя и самонадеянным по молодости. Собирался, представьте себе, отменить старость вообще, всем на свете даровать вечную юность. Доказывал, что старость специально запрограммирована организмом, чтобы обеспечить смену поколений, необходимую животным для развития вида, и обещал все это перепрограммировать. Но занимался основательно сверх программы, всерьез. Нет, я не уповал, что я сам как будущий тесть получу в подарок вечную молодость, но мне импонировал размах этого юноши, размах в сочетании с практичной деловитостью. Лена сказала однако:

– Жутко нудный он со своей хваленой наукой. И вообще, кому нужно это тоскливое бессмертие? Сейчас мне двадцать, и в сорок лет будет как бы двадцать, и в шестьдесят как бы двадцать. Несправедливо! Жизнь должна идти вперед. Мама была девушкой в свое время, потом вышла замуж, стала мамой, я выйду, тоже стану мамой, а она бабушкой, внуков захочет нянчить. В жизни надо все перепробовать, а этот твой доктор будущий какой-то застой придумал. Ни шагу вперед, никакого развития.

– Умненький Лене казался скучным, – заметил Бхага. – Ее не волновали ученые разговоры. А другие четверо нравились, каждый по-своему. Спортсмен – за ловкость и силу, с модником приятно было ходить под ручку – хорошо одетые люди идут в театр на хорошие места, Паша трогал ее упорным ухаживанием, надежностью. Выбрала же она, сам знаешь, самого интересного, веселого, остроумного. Молодая девушка – весело жить хочется.

– Ей веселье, мне заботы, – заворчал тесть (я). – Веселый за словом в карман не лез, знал, как к кому подлаживаться.

– Папа, – передразнил я его, – папа, чтобы брак был прочным, надо, чтобы Лена не ощущала ущербность, не жалела ни разу, что она выбрала меня. Но я не вошел еще в силу, ты нам помоги, папа, устроим свадьбу как следует. Пусть это будет мой долг.

И потом:

– Надо, чтобы Лена не ощущала ущербность. Ты нам помоги, папа, с кооперативной квартирой. Пусть это будет мой долг. Я его выплачу, вот увидишь.

– Ты нам помоги, папа, с машиной. Я расплачусь, не сразу, постепенно…

– Ты нам помоги, папа, только с ремонтом.