Живой Журнал. Публикации 2013 - Владимир Сергеевич Березин Страница 52

Потом начинаешь думать дальше — ведь прочитать, это наверное именно «прочитать», а не прочитать две главы в разных местах книги, сделать выписки и закрыть — так-то я бы ответил это дневники Чуковского и «Сентиментальное путешествие» Шкловского.

Что же я именно «прочитал»? Наверное, книгу Басинского «Лев Толстой: Бегство из рая», но это было весной.[9] Что же я прочитал летом?

По-моему, это очень увлекательное расследование, позволяющее мне сделать вывод о том, что я стал читать фрагментами.

А вопрос был простой, не так чтобы распространённый.

— Что сейчас модно читать? Кого сейчас модно читать?

— Вообще-то сейчас модно читать non-fiction. К примеру, книги, наставляющие в смысле жизни — вон, как какой-нибудь Нассиб Талеб.

— А где это у Талеба про успешность? У него больше про непредсказуемость, шарлатанство финансовых аналитиков, про кризисы и прочие реалии жесткого и несправедливого мира, что «успешные и позитивно-мыслящие» предпочитают не замечать.

— Ну, конечно, не про успешность в смысле «Как заработать миллион». Но стоит пояснить своё отношение — вокруг этой книги странное облако. Дело в том, что бывают такие книги, которые тебе хвалят заведомо странные люди. Например, так мне хвалили Ричарда Баха — то есть, вот книга, что объяснит тебе всё. И не то, чтобы я не верил в то, что бывают книги, объясняющие всё, но как-то велик риск нарваться на сектантов. (Сектанты тут — это такое расширенное понятие). Я сектантов не люблю, потому что у них чуда не бывает, сколько бы тебе не твердили, что перед тобой небо в алмазах, только оторви попу от стула и сделай пятнадцать приседаний. Чуда нет. И если ты смотришь внимательно, то видишь только нейлоновый полог и сплющенных комаров на нём.

В обществе устойчивый спрос на книги-рецепты, написанные бодрым убеждающим тоном. Но этот бодрый тон на меня не действует.

И я понимаю, что просто так уже я этот текст не могу читать, а мне нужно его читать с таким внутренним арбитром, чтобы и внутренний сектант высказался, и внутренний экзорцист. А арбитр их должен рассуживать.

Но разбираться с этими деталями — труд, труд тяжелый — ну его.

У этих книжек-объясняющих-жизнь-как-она-есть наличествует такая особенность — пройдёт волна ажитации, и все начинают говорить «Эко мы повелись, это же не кровь, а клюквенный сок». И все говорят, что давным-давно подозревали, что это смесь Коэльо с Карнеги, а хвалили из вежливости.

Кстати, Карнеги действительно учит жить, и советы его толковы — включая запомнившийся мне — «поздравляйте людей с днём рождения, потому что вы можете оказаться единственным человеком, что поздравил кого-то, кто в этот день оказался одинок». Мне безо всякой прагматики это показалось верным.

Так и с прочими такими книжками — я всё время рядом с ними чувствую себя в магазине на диване.

А у нас, я думаю, что модной литературой в глазах общества сейчас является проблемный роман с реальными персонажами, которые должны угадываться или почти угадываться читателем.

Скажем светский или политический роман, в котором узнают медийных персон. Вариантом такой образовательной беллетристики является этнографический роман. Роман, написанный каким-нибудь папуасом, книга, в которой сюжет и стиль слеплены редакторами, а книга интересна тем, что про папуасов. Или про нищих афганцев. Или про эскимоса с каким-нибудь чувством снега. Прекрасно, если автор в такой книге пишет собой и себя…

Но это «внешняя мода», незатейливая. Более интересная мода на роман-притчу — текст, который может и не содержать прямую мораль, но при этом иметь парадоксальный сюжет. Вот как «Парфюмер» Зюскинда. Сделаешь шаг вправо от этого канона — попадёшь в что-то заумное. Сделаешь шаг влево, наступишь в какого-нибудь пошлого Коэльо. Но с модой всегда так — по подиуму надо ходить прямо.

Извините, если кого обидел.

11 февраля 2013

История про то, что два раза не вставать (2013-02-12)

— Дочитываете ли вы все книги до конца, или можете забросить какую-то не понравившуюся?

— Как правило, дочитываю. Другое дело, что книгу, которая мне кажется халтурной, я быстро перелистываю — для проверки. Вдруг всё же что-то интересное там есть.

— Сколько часов в день вы отдаёте книгам?

— Не знаю. Сегодня вообще ничего им, мерзавцам, не дал. Прочь-прочь! Кыш-кыш! Летите отсюда!

— Читали книги Макаревича? Стоит ли приступать к ним, и если да, то кому?

— Это смотря какие книги Макаревича имеются в виду — я читал его книгу про дайвинг, и одну из книг про публичную кулинарию. Кулинарную книжку я помню плохо, и она мне не понравилась. Книжка про дайвинг была познавательная, но я её кому-то подарил.

— Читали интервью Михаила Шишкина в «Афише»? Как вам шишкинское определение местечковости современной русской литературы?

— Если это «Новый русский роман найдет читателя в мире, только если русские писатели перестанут писать о России и начнут писать о человеке», то это правда. Я согласен с тем, что современная русская литература — неважнец. Для меня русская литература кончилась шестьдесят лет назад, со смертью Платонова.

Другое дело, что Шишкин — мой друг. И я иногда, просто в силу того, что с ним говорю в частном порядке, лучше понимаю короткие ответы в интервью — так вот, другое дело, что я в Западной литературе не вижу уж таких сияющих фигур, к которым я хотел бы приехать в их замок д'Ивуар, как в Ясную Поляну. То есть, очень наблюдаю очень сильный «средний класс», но так чтобы уж такой какой гений, пишущий о человек обнаружился… Нет, не вижу. Просто в XIX и начале XX века литература была главным коммуникационным искусством, а нынче вовсе нет.

— Гений — не гений, а приехать к кому-то западному мне б хотелось, но имени не назову — чтоб вдруг не потерять анонимность. А вот с кем вы из этого сильного среднего класса хотели бы посидеть в баре?

— Ну список был бы странный — просто есть писатели, которых я сейчас готов что-то спросить, а есть те, с которыми, наверное, полезно было бы поговорить, но надо придумывать вопросы как для интервью.

Я как-то ехал на велосипеде по Тверскому бульвару и увидел Орхана Памука. Хороший такой Памук, когда я ему сказал, что пишу повесть про Стамбул, он мне, кажется, не поверил.

Так вот, о чём говорить с Памуком, я знаю.

А вот нужно ли мне говорить с Нилом Гейманом — не уверен.

С Павичем я говорил, и это было правильно.

У Переса-Реверте