Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2002) Страница 53

9

И все же, в чем — обобщенно — преимущества и недостатки семейных детских домов: объективные и, так сказать, организованные?

Плюсы:

энергетика родства , то, чего нет и не может быть в государственном интернате, когда взрослые не наемные, пусть доброжелательные, служащие, а просто-напросто мама и папа, к которым можно припасть в любой радости и печали, — дальнейшее разжевывание бессмысленно;

ощущение родного дома, а не казенной крыши , отсюда включение иного, не казенного отношения хоть к крышке унитаза, хоть к розетке, хоть к кошке, хоть к грядке; у детей, оставшихся в одиночестве, первая потребность заключена в обретении своего собственного, а не общественного, и домашнее они воспринимают именно таким;

семейный коллективизм , когда не спрашивают, кому чистить картошку, а кому мыть пол; любовь к общему делу (вспомним: res publika — общее дело);

родственное взаимодействие , когда дети включены в помощь друг другу в любых ситуациях; это доброе качество спасает человека от эгоизма, сплачивает детей, рождает чувство уверенности;

эффективность воспитания — трудом, песней, красотой, отношениями; здесь все впрок, и доброе дело, сделанное одним и поощренное родителем, тиражируется в других; это приумножение добра и стремлений действует здесь в полном объеме;

преодоление трудностей , например, отсутствие денег на самое нужное, которое случается по вине органов местного управления, вызывает повышение всеобщей сопротивляемости, формирует напряженную трудоспособность, стремление победить...

На этом я ставлю многоточие, признаваясь: нет, всех добродетелей не перечислить. Перечислять их — значит, написать толстый том.

Недостаток семейных детских домов — он же и великое достоинство — это участь взрослых, которые, впрочем, не просят, чтобы их по этой причине жалели: самопожертвование .

Взрослые люди, выбравшие путь служения покинутым детям, отдают себя им всерьез и до конца, порой даже теряя многие радости жизни, а то и саму жизнь. Не потому, что дело это беспрерывно, неустанно, навсегда. А потому, что жертва эта приносится ими всерьез.

Но давайте поклонимся всем и всяким добросовестным родителям: они ведь тоже рано или поздно уходят от нас. И мы плачем безутешно. И помним их навсегда.

В общем, из родителей нельзя уволиться. Можно только — предать, как сделали биологические производители этих ребят, или умереть.

Это, так сказать, главный “недостаток” семейных детских домов. И главное благо.

Все остальное — как во всякой многодетной семье: и обиды, и радости, и смех, и горе. Худо, когда кровные дети ближе приемных, но семейные детские дома чаще страдают прямо противоположным — кровные как-то естественно уступают дорогу новой родне, понимая и органически принимая: этим нужнее любовь и ласка.

10

В прежние годы мне не приходило в голову противопоставлять СДД сиротским госзаведениям. Теперь вынужден это делать. И причины здесь вовсе не личные.

Государственное дело сегодня обретает предательские черты. Отменены старые привилегии для сирот, например, почти повсюду им не дают закончить среднюю школу и напрямую поступить в вуз — отправляют в ПТУ. Причина — огромные очереди детей, которых надо определить в интернат или детдом. Ребятне, живущей под крышей государства, как бы говорят: давайте поскорей, нам (власти!) некогда. А дальше все труды воспитания насмарку — после ПТУ, даже самого хорошего, трудно пробиться в жизни и почти невозможно в вуз. Судьба сироты обречена на низкую долю по вине власти. Конкурент этому — семья, семейный детский дом. Таким образом, СДД следует поддерживать, защищать и уважать хотя бы как противовес массовому отвержению этой тяжкой части детства.

Можно сравнить так: сиротское заведение — завод, массовая штамповка усредненно-опущенных судеб; семья, СДД — штучное, артельное мастерство и спасение. Да еще и родители на всю их жизнь! Только тупоголовые не желают видеть разницу!

Наконец, я вынужденно противопоставляю СДД (сейчас ДДСТ), потому что чиновный люд Минобраза в 1996 году вообще прихлопнул эту систему, и лишь усилиями Фонда, в 2000 году, статус такой был внесен в Семейный кодекс России. Но снова подпал под чиновный обман: детский дом семейного типа (ДДСТ) — теперь вы понимаете, почему я за СДД? — правительственной инструкцией превращен в учреждение!

Слышите, слышите, как бесталанно, глухо к звуку — и смыслу! — чиновни­чество? Семейный детский дом (пусть и по имени ДДСТ) создавался как особый род семьи, которую власть, передавая ей часть своих попечительских обязательств перед сиротами, признает рабочим и работающим инструментом, финансируя его естественные затраты, признавая труд спасения высоко нравственной работой и обеспечивая этим бескорыстным труженикам социальные гарантии.

Но теперь такая семья должна стать учреждением, читай — конторой. Мама — директор, например. Ей бы носки ребятам заштопать или суп варить, а она с печатью в руке регистрируется в налоговой инспекции.

Вот ведь как дело-то можно загубить. Где вы, милый Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин? Вам такое и не снилось!

И все же — я верю и надеюсь. Прежде всего, в тех людей, которые поверили Детскому фонду тогда, четырнадцать — двенадцать — десять лет назад. В исповедях родительских, которые мы получаем, найдешь много горьких строк, и, соединенные вместе, они звучат как претензия власти. Но найдешь и главное: ответ на незаданный вопрос: “Вы жалеете, что ввязались в такое дело?” — “Да что вы, — звучит ответ. — Без этих детей наша жизнь была бы неполной!”

О щедрости человеческой есть христианская притча. Приносят в храм люди свои пожертвования. Богатый богатого старается перещеголять — дело происходит перед очами Христа. А бедная вдова кладет всего две лепты (достоинство монеты) — все, что у нее есть. Богатые ждут, кого самым щедрым назовет Христос, а он называет самой щедрой вдову. Богатые недоумевают: почему? “А потому, — отвечает Господь, — что она отдала все, что у нее есть”.

Наши семьи не раз пытались заподозрить в корысти. Смешно! Это то же, что заподозрить в корысти ту библейскую вдову, ведь эти люди отдали своим детям все, что у них было и что не купишь ни за какие деньги, — любовь.

Любовь такого рода — не продается и не покупается.

11

Люди много душевных сил тратят на поиск смысла жизни, ее цели. И хотя чаще в молодости мы больше всего бьемся над этим, герои и участники социальной практики, предложенной Детским фондом, выбор свой сделали в годы уже не юные. И хочу сказать, что за немногими исключениями это был мудрый человеческий опыт.

Есть такая православная поговорка: “Сироту пристроить — что храм построить”.

Люди, которые пошли по пути Детского фонда, пристроили только в России 2500 сирот. Сколько храмов возвели!

Слава им! Они исполнили важное человеческое предназначение — защитили слабых. И каждому из них, поименно, да воздастся добром за добро.

Николай Кузин • “... Страдать и радоваться тысячью сердец...” (Наш современник N10 2002)

Николай КУЗИН

К 150-летию со дня рождения

Д. Н. Мамина-Сибиряка

“...СТРАДАТЬ И РАДОВАТЬСЯ

ТЫСЯЧЬЮ СЕРДЕЦ...”

1. Маленькая загадка

Псевдоним его, наверное, всегда вызывал некоторую озадаченность у многих, более или менее знакомых с биографией и творчеством писателя. Действительно, почему это плоть от плоти коренной уралец вдруг решил назваться “Сибиряком”, в отличие, скажем, от его известных приятелей-земляков — художника А. Денисова-Уральского и поэта Заякина-Уральского, которые, к слову сказать, провожали Мамина-Сибиряка в последний путь? Между прочим, даже исследователи творчества писателя не дали вразумительного ответа на сей вопрос. Признаюсь, что и сам я тоже пребывал в довольно тяжком недоумении, пока не обратил внимание на следующие авторские рассуждения в рассказе “Золотая ночь”:

“Екатеринбург — бойкий промышленный город уже сибирского склада (выделено мной. — Н. К. ). Здесь нет чиновничества, как в других городах, дворянство не играет никакой роли, зато всем ворочают промышленники... Сибирь не знала крепостного права, и настоящие “господа” попадают туда только в качестве администраторов, на особых основаниях или по независящим обстоятельствам. Во всяком случае, вся Сибирь — промышленная, купеческая сторона, и Екатеринбург является ее первым аванпостом”.

Итак, Екатеринбург, по мнению писателя, это не только уже не совсем уральский, а больше сибирский город. И Мамин-Сибиряк, пожалуй, прав, если смотреть на вопрос и с географической точки зрения: ведь уже станция Хрустальная, находящаяся на семнадцать километров западнее Екатеринбурга, считается первым азиатским (а значит, и сибирским) населенным пунктом. А с Екатеринбургом у Дмитрия Наркисовича связано очень и очень многое: здесь он учился, жил, сформировался как писатель, здесь были созданы обессмертившие его имя романы “Приваловские миллионы”, “Горное гнездо”, “Три конца”, “Дикое счастье”, значительная часть четырехтомного сборника “Уральские рассказы”, циклы очерков “От Урала до Москвы”, “От Зауралья до Волги”, “Золотое гнездо”, пьеса “Золотопромышленники” и др. А коль град этот, по Мамину, из числа сибирских, то и псевдоним “Сибиряк” органически вписывается в бытийную канву писателя.