Юрий Тавровский - ДВУХЭТАЖНАЯ ЯПОНИЯ: Две тысячи дней на Японских островах Страница 56

Мыс Соя. Крайняя точка японской земли. У напоминающего пирамиду топографического знака-памятника сильный ветер срывает шапки с туристов. Сделав полагающиеся залпы снимков на память, они поскорее прячутся в уютные автобусы. Мало кто подходит к стоящей поблизости бронзовой статуе самурая, глядящего в сторону Сахалина. Это Риндзо Мамия, один из первых японцев, посетивших здешние суровые места. Он дважды отплывал в начале прошлого века с мыса Соя на Сахалин, к которому издавна проявляли повышенный интерес лидеры самурайского клана Мацумаэ, к тому времени уже колонизировавшего южные районы Хоккайдо. Но и Риндзо Мамия, и его спутники видели в избитых ветрами, неприветливых берегах северного Хоккайдо не достойные освоения земли, а только удобную отправную точку для путешествий в манившие их «северные моря».

Только в начале XIX в. центральное правительство стало поглядывать на север Хоккайдо. А вызвано было это участившимися заходами кораблей русских путешественников и купцов. В 1805 г. у мыса Носяппу, где сейчас стоит башня «Столетие Вакканая», бросил якорь корабль «Надежда» под командованием знаменитого мореплавателя Крузенштерна. Его дневники в переводе на голландский язык с интересом читались в Японии в прошлом веке. А в наши времена историк Горо Хани издал труды Крузенштерна на современном японском языке.

Центральное правительство Японии не на шутку встревожилось активностью путешественников, особенно уже колонизировавших Аляску купцов Русско-американской компании. Оно выдвигало то один, то другой план противодействия «российским разбойникам» в землях «варваров-креветок», как презрительно именовались коренные жители Хоккайдо — айны. Ставшие стратегически важными земли то передавались в управление самурайским кланам, то на них вводился контроль центрального правительства. Но все эти административные фокусы мало влияли на реальную обстановку. Север Хоккайдо оставался малоисследованной, ничейной землей. Заселение его японцами началось с осени 1807 г., когда на мыс Соя прибыли зимовать самураи клана Цугару. Холод, голод, цинга оказались не по силам даже этим, привычным к лишениям уроженцам северной части острова Хонсю. Лишь кучка переживших зимовку изможденных людей вышла в апреле следующего года встречать свою смену — военных поселенцев клана Аидзу. О судьбе этой и прочих волн самураев говорят ряды каменных обелисков с названиями кланов и именами умерших воинов. Эти обелиски стоят поодаль от статуи Риндзо Мамия, напоминая о том, что Вакканай и окрестные земли осваивались как форпост противостояния России и распространения японского влияния дальше на север.

То же самое можно сказать о хорошо сохранившемся наблюдательном пункте на соседнем холме, который был построен в годы русско-японской войны 1904–1905 гг. для слежения за действиями русского военного флота в проливе Лаперуза. Потерпевшему поражение в той войне царскому правительству Япония навязала договор, согласно которому южная часть острова Сахалин отошла Японии. Главной базой колонизации отнятых земель стал Вакканай, из гавани которого отплывали корабли с войсками и поселенцами.

Город стал расти, точно на дрожжах. Углублялся и расширялся порт, открылось железнодорожное сообщение с центральными районами Хоккайдо, строились предприятия по переработке вывозимых с Сахалина древесины, угля, нефти. Вскоре после победы социалистической революции в России из Вакканая уходили корабли с солдатами интервенционистского корпуса, который хозяйничал и зверствовал на советском Дальнем Востоке вплоть до 1922 г. и окончательно покинул наши пределы лишь в 1925 г. Спустя всего два десятилетия город-порт стал важной тыловой базой императорских войск, готовых по приказу из Токио вонзить штык в спину сражавшемуся с гитлеровцами советскому народу. Осенью 1945 г. наступило время платить по счетам и Вакканай принял обратно тысячи поселенцев с возвращенных Советскому Союзу южной части Сахалина и Курильских островов.

Памятники той поры изобилуют в самом северном городе Японии. Немало их в почти безлюдных пустынных залах городского музея, служащего, по существу, музеем 40-летней истории колонизации Южного Сахалина. Запыленный макет южной половины острова с японскими названиями городов, рек, гор. Нашивки и кокарды форменной одежды связистов, железнодорожников, полицейских. Фотографии торговых улиц, кварталов развлечений, застроенных неказистыми деревянными домами.

Шахты, лесосеки, прииски, на которых под присмотром японских специалистов работали насильно привезенные из аннексированной Кореи рабочие. «Наш музей вовсе не рассчитан на разжигание реваншистских или антисоветских настроений, — уверял помощник мэра Такэхиса Каваи. — История есть история. В ней есть и приятные и неприятные эпизоды. Среди жителей Вакканая немало бывших колонистов, действует и отделение всеяпонского сахалинского землячества. Но и они, проходя по залам музея, не сжимают кулаки, а складывают ладони в традиционном жесте, поминая родных и близких, которых судьба забросила в суровую чужую землю».

Можно, конечно, поспорить с утверждением о «стерильности» от реваншистской инфекции музея и деятельности «сахалинского землячества», а вот склоненные в поклоне головы, сложенные в буддийском молитвенном жесте ладони действительно часто видишь и в самом музее и рядом с ним, у двух стоящих на сопке памятников. Один называется «Ворота снега и льда». Два сужающихся кверху обелиска светло-серого гранита символизируют сахалинские снега и льды, а стоящая между ними бронзовая фигура застывшей в беспомощном отчаянии женщины должна напоминать о лишениях японских поселенцев, которые отплывали из Вакканая колонизировать Южный Сахалин и навсегда остались лежать в его земле.

Всего несколько сот метров отделяют памятники времен минувшей войны от современных «памятников» совсем иного рода. Белоснежные купола антенн станций радиоэлектронной разведки тоже расположились на самом северном клочке Японии, с них тоже открывается вид на советские земли — главную цель круглосуточного наблюдения. Построенная американскими оккупационными войсками, эта станция в 1972 г. была передана японским «силам самообороны». Однако вся собранная информация по-прежнему поступает в распоряжение и американских спецслужб. Это всплыло на поверхность через несколько дней после провокации с южнокорейским самолетом в 1983 г., в которой принимал непосредственное участие персонал вакканайской станции электронной разведки. Выяснилось, например, что с американских военных баз в районе Токио и с базы Мисава на севере Хонсю регулярно прибывают группы специалистов, часть которых живет прямо на территории шпионского центра, а другие селятся в гостиницах Вакканая и оттуда ездят на работу…

Памятники Вакканая. Молчаливо и беспристрастно они ведут рассказ о связанных с этими землями эпизодах истории связей Японии и России. В истории этой предостаточно мрачных страниц, пестрящих малоприятными словами типа «аннексия», «интервенция», «война», «плен», «провокация». Это — история, ее не зачеркнешь, не перепишешь. Но можно зато продолжить летописание совсем другими словами: «сотрудничество», «добрососедство», «дружба», «мир». Для этого, конечно, нужны не только новые слова, но прежде всего новые добрые дела.

Именно об этом повел беседу в своем кабинете мэр города Тацуо Хамамори, бессменно занимающий свой пост вот уже почти 30 лет. Начал он с пословицы «Близкий сосед дороже дальнего родственника». А затем с редким для 70-летнего человека энтузиазмом стал рассказывать о призванных дать Вакканаю «второе дыхание» проектах, которые так или иначе учитывают добрососедство с СССР. Ожидается открытие нового аэропорта, способного принимать реактивные самолеты. Они «приблизят» не только Токио и другие крупные города Японии, но также Сибирь и Дальний Восток. Мэр Хамамори мечтает о развитии туристских обменов. Ведь Вакканай стоит в центре обширного национального парка, славящегося привольными лугами, березовыми рощами, курортами на горячих источниках. Туризм уже стал одним из «трех китов», на которых держится экономика города.

С активизацией торговли между Хоккайдо и Сахалином, Японией и СССР мэр города связывает свои надежды на возрождение былой славы морского порта Вакканая, второго из «китов». Служивший раньше «воротами» колонизации Южного Сахалина порт может снова стать «воротами», но на сей раз для потока грузов, необходимых в добыче и переработке газа на шельфе Сахалина, для других широкомасштабных проектов экономического сотрудничества двух стран. «Нельзя забывать и о том, — подчеркивал мэр Вакканая, — что наш портовый город попал в «магнитное поле» Байкало-Амурской магистрали, открывающей еще один надежный путь между Азией и Европой. При освоении прилегающих к магистрали районов может найтись применение опыту наших строителей, портовиков…» Разговор о будущем неизбежно затронул и вопросы «большой политики». Мэр подчеркивал, что без улучшения межгосударственных отношений, без коренного оздоровления психологической обстановки вокруг японо-советских отношений самые искренние и энергичные усилия отдельных людей, обществ или даже целых городов будут не слишком эффективными. Все усилия добрых людей будут перечеркнуты и в том случае, если самый близкий к СССР остров Японии будет превращаться в военную крепость.