Геннадий Сысоев - Фашизофрения Страница 57

Но для внутреннего постсоветского употребления была выдумана другая версия, среди серьезных исследователей не котирующаяся, но активно продвигаемая различными резунами истории. Мюнхенский сговор в этой версии просто забыт, не упоминается ни в положительном, ни в отрицательном контексте. Он заменен «пактом Молотова—Риббентропа».

Согласно новому прочтению ревизионистов, Гитлера к власти привел Сталин{129}, якобы ставший его союзником. А Запад ни при чем. Мюнхена «не было». Был только страшный и ужасный «пакт Молотова—Риббентропа».

Глава 15. Мюнхенский сговор: путь к войне через «умиротворение»

«Катастрофический конфликт, закончившийся тем, что для России открылся путь в сердце Европы»{130}, — так назвал Вторую мировую войну английский историк Бэзил Генри Лиддел Гарт. Но как же этот путь «открылся» — сам собою или его кто-то открыл? И если открыл, то — умышленно или случайно?

Безусловно, «путь в сердце Европы» открылся для России, точнее, для СССР, в результате поражения гитлеровской Германии. И правильнее было бы сказать не «открылся», а был проложен — в самом прямом смысле по костям отчаянно сопротивлявшихся сверхчеловеков, белокурых бестий и прочих нибелунгов.

Сидели б дома, вели себя поскромней — и не было для России никакого пути в сердце Европы.

Но если поражение Германии мы рассматриваем как следствие вторжения в СССР, то следствием чего стало само вторжение?

Наверное, правильно было бы сказать: следствием идеологии гитлеризма, изложенной в «Майн кампф»: колониальная политика Германии до Первой мировой войны была неправильной, «жизненное пространство» (lebensraum) для немцев — на востоке, его нужно только отнять у русских, которые не способны эффективно использовать доставшиеся им территориальные и прочие ресурсы.

Но для реализации политических планов нужна материальная база. В 1933 году, когда нацисты пришли к власти, такой базы у Германии, униженной и обобранной Версальскими соглашениями, не было.

Потому и идеология, и «избирательная кампания» нацистов строились на трех китах: реваншизме, антикоммунизме и антисемитизме. Гитлер обещал добиться пересмотра унизительных и невыгодных для Германии версальских условий. Гитлер обещал превратить Германию в форпост против восточной, или коммунистической угрозы.

Антисемитизм же являлся составной частью и реваншизма, и антикоммунизма.

В глазах нацистов евреи были англосаксонскими плутократами, они же были и большевистскими комиссарами. «Теперь настал час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и тоже еврейских властителей большевистского центра в Москве», — это слова из «Обращения Адольфа Гитлера к немецкому народу», прозвучавшего по радио 22 июня 1941 года.

У Гитлера были грандиозные планы, но поначалу было мало ресурсов для их воплощения. И вот буквально с первых шагов он столкнулся с политиками, которые постепенно, понемногу дали ему ВСЁ НЕОБХОДИМОЕ для столь глубоко замысленного и выстраданного «Drang nach Osten».

Сейчас нам даже неважно, дали ли они Гитлеру все необходимое по недомыслию или по злому умыслу. Важно, что он это получил и смог начать «катастрофический конфликт» по Лиддел Гарту или «ненужную войну» по Черчиллю.

А когда война бывает нужной?

Рейнская зона стала первым куском

Первым шагом, усилившим Гитлера и гитлеровскую Германию, принято считать занятие 7 марта 1936 года немецкими войсками Рейнской демилитаризованной зоны (так называлось принадлежащее Германии левобережье Рейна и 50-километровая полоса на правом берегу, где, согласно Версальскому договору, не могли находиться германские войска).

Немецкая армия была еще чудовищно слаба, французские дивизии могли раздавить малочисленные немецкие батальоны как трактор — яйцо.

Генералы в один голос отговаривали фюрера от самоубийственного, как им представлялось, шага. «Чего вы беспокоитесь? — ответил Гитлер одному из них. — Если Франция двинется, вы немедленно уберете войска, а я застрелюсь».

Стреляться не пришлось. Франция не пошевелилась. Это был первый эпизод так называемой «политики умиротворения», приведшей Гитлера к могуществу, а Европу и весь мир — ко Второй мировой войне.

«Гитлеру этот шаг дал двойное стратегическое преимущество: ему удалось прикрыть важный промышленный район в Руре и создать плацдарм для вторжения во Францию», — писал Лиддел Гарт.

Англии и Франции, которые вышли победительницами из страшной бойни Первой мировой войны, очень не хотелось снова браться за оружие. Результатом такого пацифизма и стала самая страшная в истории человечества война.

А для Гитлера слово «пацифизм» являлось едва ли не худшим из ругательств. И он объявлял в своем программном сочинении, что пойдет завоевывать «жизненное пространство» на востоке.

А на востоке был СССР, сам по себе страшивший политических деятелей Европы. И в прошлом, под именем России, не раз Европу укрощавший. «Россия — это ледник, нависающий над Индией», — пугал Дизраэли, лорд Биконсфильд. Но многим в Европе казалось, что этот угрожающий ледник нависает над ними…

И с точки зрения таких пацифистов, конечно, было бы просто прекрасно, если два диктатора, Гитлер и Сталин, два воинственных народа, немецкий и русский, вцепятся друг в друга и как можно сильнее друг друга истощат.

«Умиротворители» действовали по-своему совершенно правильно, в интересах собственных стран. Они только не рассчитывали, что Гитлер, перед тем как броситься на восток, основательно потреплет их самих.

Аншлюс: нацистская крыса показывает зубы

Следующим шагом в политике умиротворения — а на самом деле усиления Гитлера — стал аншлюс — присоединение Австрии к Третьему рейху.

12 февраля 1938 года австрийский канцлер Шушниг и министр иностранных дел Гвидо Шмидт были фактически вызваны в Берхтесгаден, резиденцию Гитлера, где состоялся очень показательный диалог, сохраненный для нас благодаря отчету Шушнига.

«Гитлер: Стоит мне только отдать приказ — и в одну ночь все ваши смехотворные пугала на границе будут сметены. Не думаете ли вы всерьез, что сможете задержать меня хоть на полчаса? Кто знает, быть может, в одно прекрасное утро я неожиданно появлюсь в Вене, подобно весенней грозе, а тогда вы действительно кое-что испытаете. Мне очень хотелось бы избавить Австрию от такой участи, ибо эта акция повлекла бы за собой много жертв. За армией вошли бы мои СА и легион! И никто бы не мог помешать им мстить, даже я. Не хотите ли вы превратить Австрию в новую Испанию? Я хотел бы, по возможности, избежать этого.

Шушниг: Я соберу необходимые сведения и приостановлю всякие оборонительные работы на германской границе. Я, конечно, понимаю, что вы можете вторгнуться в Австрию, но, г-н рейхсканцлер, хотим мы этого или нет, это будет означать кровопролитие. Мы не одни в этом мире, и такой шаг, вероятно, будет означать войну.

Гитлер: Легко говорить о войне, сидя здесь, в этих удобных креслах. Но война означает бесконечные страдания для миллионов. Готовы ли вы взять на себя такую ответственность, г-н Шушниг? Не думайте, что кто-либо на земле может отвратить меня от моих решений! Италия? У меня с Муссолини одинаковые взгляды, и теснейшие узы дружбы связывают меня с Италией. Англия? Англия не пошевельнет ни одним пальцем ради Австрии… Франция? Два года назад, когда мы вошли в Рейнскую область с горсткой батальонов, — в то время я рисковал многим. Если бы Франция выступила тогда, нам пришлось бы отступить… Но сейчас для Франции слишком поздно!»{131}

Конечно, Гитлер блефовал. Для Франции не было слишком поздно, а уж для Франции в союзе с Великобританией — и подавно. Но блеф опять удался. Показательна наглость бесноватого фюрера и робкая готовность к уступкам австрийского канцлера. Он, как и все умиротворители до и после него, ошибочно полагал, что, имея дело с фашистами, можно ценой незначительных уступок спасти целое. Про такой модус операнди говорят: благими пожеланиями вымощена дорога в ад.

Шушниг хотел ценой уступок спасти свою страну от вторжения — а в результате помог Гитлеру его подготовить. 12 марта 1938 года германские войска захватили Австрию.

Англия, как и предсказывал Гитлер, «не пошевелила ни одним пальцем ради Австрии». Ведущие европейские державы, США, да и Лига Наций — прообраз ООН, как будто не заметили исчезновения с карты европейского государства и усиления фашистского рейха. СССР протестовал, но этот протест игнорировался.

В результате аншлюса территория Германии увеличилась на 17%, а население — на 10%, то есть на 6 млн. 713 тыс. человек. Почти все 50 тысяч солдат и офицеров австрийской армии были включены в состав вермахта.