Федор Раззаков - Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека» Страница 58

Тем временем в конце того же марта и в начале апреля в Москве проходил ХХIII съезд КПСС на котором присутствовала представительная делегация из Узбекистана во главе с Рашидовым. Съезд многим показался скучным и блеклым по сравнению с недавними хрущевскими, что вполне объяснимо – Брежнев был приведен к власти партаппаратом именно для того, чтобы стать оплотом стабильности. На съезде восстановили в партии пост Генерального секретаря (вместо Первого секретаря) и вновь переименовали Президиум ЦК в Политбюро.

Несмотря на то, что имя прежнего руководителя страны – Н. Хрущева – на съезде ни разу не упоминалось, негласно его деятельность была съездом осуждена. В большинстве выступлений проводилась мысль о том, что отныне в деятельности партии нет места волюнтаризму (а именно в нем чаще всего обвиняли Хрущева при снятии с должности) и теперь вся ее деятельность будет строиться на базе научно взвешенного подхода. Однако, несмотря на тот публичный остракизм, которому был подвергнут лично Хрущев и большинство из его начинаний (самые безумные из них были отменены: например, были восстановлены центральные промышленные министерства), все же сущность хрущевской политики, главной идеей которой была ползучая реставрация капитализма, была оставлена нетронутой. Впрочем, это стало понятно еще за полгода до съезда – на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС в 1965 году, где была «освящена» экономическая реформа, разработанная уже упоминаемым выше экономистом Евсеем Либерманом, но получившая название «косыгинской» (по имени нового премьер-министра страны Алексея Косыгина, отвечавшего за ее проведение). Суть этой реформы сводилась к следующему: возведение капиталистического принципа максимализации прибыли в основной движущий принцип хозяйственной деятельности. Как пишет В. Шапинов:

«Хозяйственная номенклатура – такова была социальная база брежневского режима. Она поставила Брежнева к власти, сместив Хрущева с его «волюнтаристскими» экспериментами, не дававшими спокойно жить управленцам. Через два года после «смены власти» брежневская команда дала своей социальной опоре «удовлетворение», разрешив распоряжаться прибылями предприятий по своему усмотрению, в том числе перекачивая значительную их часть себе в карман через фонд оплаты труда и премии. Премия рассчитывалась в процентах от заработной платы, поэтому для управленческого персонала она была существенно выше, чем для рабочих.

Идеалом новой системы становился капитализм, где «инициатива предприятий» и «прибыль» как критерий эффективности достигают своего полного «расцвета». Реформа отодвигала советскую экономику от цели стать «единой фабрикой» к сумме независимых предприятий, связанных через рынок…».

Поскольку в СССР, в ходе развернувшейся в прессе дискуссии о «косыгинской реформе», звучали в основном ее положительные оценки, широкие массы (как коммунистов, так и беспартийных) не могли трезво оценить происходящее. Они верили руководству, которое утверждало (и, видимо, тогда было в этом искренне убеждено), что реформа сослужит советскому обществу хорошую службу и позволит советской экономике выйти из тех тупиков, в которые ее загнали хрущевские реформы. Хотя за пределами СССР было много скептиков, которые были убеждены, что «косыгинская реформа» есть не спасение, а погибель социализма в СССР. Так, к примеру считали руководители Китая, а также ряд некоторых марксистов, вроде аргентинца Че Гевары или западногерманского коммуниста Вилли Диккута.

Однако вернемся к Ш. Рашидову.

Вернувшись со съезда на родину, он с головой окунулся в привычную рутину повседневных дел. Так, 17 апреля в ташкентском Дворце искусств он открыл декаду белорусской литературы и искусства в Узбекистане. Подобные декады ежегодно проходили во всех союзных республиках, причем неоднократно – например, в ноябре в Узбекистане пройдет Декада туркменской литературы и искусства. Подобные мероприятия лучше всяких слов способствовали той самой дружбе народов, которая постоянно декларировалась в СССР. Декады длились около двух недель и на всем их протяжении население принимающей республики имело возможность посетить выступления лучших музыкальных и театральных коллективов республики-гостьи, увидеть ее новые фильмы, побывать на выступлениях ее лучших поэтов и писателей.

Спустя несколько дней, 22 апреля, Рашидов посетил другое торжественное мероприятие: заседание в честь 96-й годовщины со дня рождения В. И. Ленина (оно прошло в Театре оперы и балета имени А. Навои). В те дни никому и в голову не могло прийти, что Узбекистан стоит на пороге серьезного испытания – ташкентского землетрясения.

Последний день перед трагедией (25 апреля) прошел в Ташкенте как обычно: город жил и работал в привычном ритме. Функционировали сотни магазинов и больниц, в парках отдыхали тысячи людей, в кинотеатрах шли новые кинофильмы. В тот день там демонстрировались следующие ленты: «Принимаю бой», «Время, вперед!», «Альпийская баллада», «Окровавленная рубашка», «Ярость» и др.

Телевизионный эфир 25 апреля 1966 года выглядел следующим образом:

1 программа: 18.00 – Торжественное закрытие Декады белорусской литературы и искусства в Узбекистане. Репортаж из Дворца искусств (на узбекском и русском языках).

2 программа: (на узбекском языке) 18.00 – Для детей «Книга – наш друг». 18.35 – Ташкентские новости. 18.45 – Научно-популярный фильм «Аку-Аку».

(На русском языке): 20.05 – Ташкентские новости. 20.15 – Решения ХХIII съезда КПСС – в жизнь: «Новые автомобильные дороги». 20.35 – Документальный фильм «Встреча с Сибирью». 21.35 – художественный фильм «Сестры» (1-я серия).

26 апреля Ташкент еще мирно спал, когда в 5 часов 22 минуты 53 секунды начались сильнейшие подземные толчки с силой более 8 баллов по шкале Рихтера. По мнению сейсмологов, разрушительная стихия подземного удара была колоссальной (она равнялась 50 миллиардам киловатт, что было сравнимо с мощностью 12 тысяч ГЭС уровня Братской), и от полного уничтожения древний город спасло только то обстоятельство, что очаг катаклизма залегал на относительно небольшой глубине – от 3 до 8 километров под землей, благодаря чему вертикальные волны не распространялись далеко и быстро затухали. Совесем иная ситуация была в столице Туркмении Ашхабаде, где почти 20 лет назад (6 октября 1948 года) тоже произошло сильнейшее землетрясение – там последствия катастрофы были ужасными: был разрушен почти весь город, погибло почти 176 тысяч человек (из 198 проживающих в городе).

В Ташкенте зона максимальных разрушений охватила 10 квадратных километров (это был центр города), однако разрушению подверглись в основном старые глинобитные дома, а число человеческих жертв было минимальным: по официальным данным погибло 8 человек и еще 150 человек получили травмы различной степени тяжести (чуть позже медики городской «скорой помощи» сообщат, что в последующие два года от пережитого стресса или в страхе перед новыми толчками скончаются от сердечных приступов еще сотни пожилых ташкентцев). О том, как реагировали жители Ташкента на землетрясение в первые его минуты, рассказывают очевидцы тех событий.

Т. Иванова (спустя год ее наградят медалью «Строителю Ташкента»): «Мы тогда жили в трехэтажном доме в районе Госпитального рынка. Многие вспоминают, что перед землетрясением был слышен подземный гул и видно какое-то свечение. Но я в ту ночь очень крепко спала, проснулась от толчка, как будто нашему дому кто-то дал снизу пинка. Конечно, выскочила спросонья во двор, где почти ничего не было видно из-за поднявшейся с земли пыли. Кто-то кричал: «Война!». Невольно думалось про атомную бомбардировку, которую в те годы ждали от американцев. Но я помню, что один наш сосед вышел на свой балкон, зачем-то вытряхнул вниз половик, и спокойно ушел спать. Это как-то подействовало на меня. Хотя я осталась во дворе до утра, пока не пошла на работу…».

У. Сарсенбаев: «Мне было двадцать лет, я учился на вечернем отделении и жил в студенческом общежитии в районе Ташсельмаша. Накануне настолько вымотался после зачетов и сидения за книгами, что даже не ощутил тот момент, когда произошли толчки. Просыпаюсь, а возле головы лежит кусок кирпича. Гляжу вокруг – ребят нет, а стены в трещинах, все разбросано как попало. Иду на балкон, а его просто нет. Глянул вниз, а он провис. Мне с улицы кричат: «Выходи скорее, да будь осторожен!». Я потихоньку сумел выйти на улицу, а уже только спустя какое-то время ощутил страх…».

В. Ивонин: «Я жил в частном доме с родителями и сестрой. Отчетливо все помню, потому что мы готовились встречать гостей, поскольку мне исполнилось двадцать лет. Я с волнением ждал первого сознательного юбилея. Когда тряхнуло, мы выбежали во двор. Толчок был мощнейший. Грохот страшный, все сыпалось, рушилось. И самое удивительное – было совершенно светло. Землетрясение сопровождалось свечением. Хорошо помню светлые всполохи. Видимо, был какой-то геомагнитный эффект…