Андрей Буровский - Великая Гражданская война 1939-1945 Страница 58

При этом народ в массе считал, что убили еще больше, но от людей это скрывают. Сказали бы «сорок миллионов» — поверили бы.

Стали еще откровеннее писать о потерях мирного населения. Например, стали писать о голоде в СССР времен войны. Раньше тема была абсолютно запретной.

Стали писать о заградительных отрядах — тоже абсолютно запретная тема.

Стали писать о том, что не «фашисты» убили польских офицеров в Катыни, а НКВД.

Но оставались неизменными главные тезисы:

1) о вероломном нападении без объявления войны;

2) участие СССР во Второй мировой войне начиналось с 1941 года;

3) о военно—технической слабости СССР;

4) о военно—техническом преимуществе Вермахта;

5) о моральной правоте СССР в этой войне.

Какие бы части мифа и как ни изменялись, на месте оставалось главное: «они» планировали войну, мы не хотели войны. Все «наши» действия до 1941 года объясняются вынужденной самообороной. «Мы» воевали с Финляндией, захватывали Прибалтику, Буковину и часть Речи Посполитой потому, что обстановка нас к этому вынуждала.

22 июня 1941 года «они» без предупреждения напали на «нас». Они были очень сильные, «мы» были слабее «них». Ценой колоссальных потерь «мы» сумели остановить вражеское наступление. Ценой подвига тыла «мы» сумели создать нужное количество вооружений и разгромить ненавистного врага.

Какие бы преступления ни совершались советской стороной и какие бы безобразия ни творились, но «мы» были правы, а «они» были не правы. «Мы» добились великой победы, и наша слава будет сиять в веках.

Навязывание мифа

Сталинский миф о Великой Отечественной войне не разделялся ни народом США, ни европейскими народами. Но он согласовался с мифами, которые создавались в этих странах. Победители во Второй мировой войне не нуждались в объективной истине: на их руках было слишком много крови.

Несогласных было не так много. На Западе они имели право слова, но их мнения не были популярны, не могли изменить общественного мнения. А вся государственная пропагандистская машина работала на создание мифа. В каждой стране миф имел свои особенности: преувеличивалась роль «своей» армии и «свой» вклад в общую победу, страдания и потери «своего» народа. Эти части национальных мифов были очень похожи на советский миф про Beликую Отечественную войну.

В СССР даже возразить против мифа о Великой Отечественной значило заплатить жизнью за свою неуместную болтливость. После Сталина уже можно было рискнуть, но ведь миф поддерживался не только государством. Народ был в основном согласен с этим мифом, гнев множества людей мог обрушиться на несогласного.

Колоссальные людские потери «повязали кровью» людей. Как можно не принимать представлений, которые поддерживаются не только живыми, но и мертвыми?! Посягаешь на миф?! Тем самым оскверняешь память солдат своей страны, которые умирали за твою жизнь и твоё счастье. Они отдали за тебя свои жизни, а ты плюешь на их могилы. Такое обвинение способно остановить самого храброго человека.

То же самое и за рубежом.

Многие ли в Англии способны осознать: «серебряные крылья» летчиков Второй мировой — не крылья героев и патриотов, а крылья убийц? Не многие… В том числе и потому, что не разделять именно эту позицию общества — опасно. Можно оказаться вообще за пределами этого самого общества.

Британское общество толерантно, чудаков и оригиналов ценит. Занимаешься историей? Имеешь какие—то необычные убеждения и мнения? Ты имеешь право на поддержку. Но Дарвина и его сторонников британское общество травило: не сметь разрушать удобный ласкающий миф о божественном происхождении!

Так и здесь: попробуйте только сказать… нет, не только ВСЮ правду! Сказав 5 % правды о чудовищных бомбежках, вы тут же становитесь предателем, растленным типом, врагом общества.

И Суворова в Британию не пустили бы, если бы он говорил о целях Нюрнбергского процесса и о том, сколько невинной крови на руках британских ВВС. Виктор Суворов ведет себя политкорректно: аккуратно обходит вопросы участия Британии в войне.

С Германией еще проще: немцам навязали миф штыками оккупационных армий. Послевоенные немецкие правительства, не успев возникнуть, тоже вколачивали в голову немцев, что это они начали Вторую мировую войну, совершили неслыханные преступления и сами во всем виноваты. В ГДР даже праздновалось 9 мая как День Освобождения Германии.

Каяться и рвать на себе рубаху немцу сделалось ВЫГОДНО. На примере «перестройки» мы видим — по России бегают целые толпы людей, которые охотно скажут о своем Отечестве любую гадость, — покажи бы им хоть ломаный грош. И в Германии такой мрази хватает.

Визжа про ужасных нацистов, мерзких тевтонов с засученными рукавами, залитых человеческой кровью, можно сделать карьеру. Задавая неудобные вопросы, рискуешь большими неприятностями: от недопонимания коллег до судебных исков и нежелания иметь с тобой дело.

В 1964 году канцлер ФРГ Вилли Брандт встал на колени в Освенциме и официально покаялся в преступлениях немцев и Германии. Сам он относится к поколению, которое помнило войну, но не принимало в ней участия — по малолетству. Со вступления в активную жизнь этого поколения Германию буквально захлестывают волны настоящего покаянного психоза.

Сам В. Суворов очень хорошо пишет о том, что для немца признать его правоту смерти подобно: он просто выпадает из системы. Дед или отец этого немца не смели отрицать, что в Третьем рейхе в газовых машинах истребили 6 млн евреев и наварили из них всех мыла. Эти бедняги могли только говорить, что лично они тут ни при чем, никого не убивали и ничего из мертвых евреев не вываривали. Так же точно сын или внук этих немцев не могут отрицать, что Германия начала войну. Он может только провести исследование каких—нибудь частностей, не покушаясь на фундаментальные концепции.

…И тут пришел Виктор Суворов.

Покушение на миф

В 1999 вышла книга Виктора Суворова «Ледокол». Вслед за ней бабахнула вторая: «День «М» (Суворов В. Ледокол. День «М». М., 2004). Тиражи книг мгновенно зашкалили за миллион, и с территории тогда еще Советского Союза раздались такие вопли, что залпы тысяч сталинистов и «патриотов» «слились в протяжный вой».

Прошло 17 лет, а книги Суворова все в списке бестселлеров, и все не утихают споры вокруг животрепещущей проблемы: кто на кого и когда напал? Гитлер на Сталина или Сталин на Гитлера?

Наверное, для потомков будет казаться странным ожесточенность этих споров и их эмоциональность. О Суворове и его книгах написано больше, чем объем его собственных книг. И ведь не успокаивается народ…

Разборки предков часто кажутся бредом для потомков. Наверное, потомкам будет трудно понять, почему книга Суворова—Резуна вызвала такую массовую истерику.

Эмоциональный заряд полемики поражает не меньше её масштаба. Казалось бы, ну что меняется для людей XXI века от того, существовал ли сталинский план нападения на Европу? От того, планировал ли Сталин использовать Гитлера в качестве «ледокола революции»? А ведь явно меняется, и многое.

Люди бьются и «за», и «против» Суворова, обвиняют его в неслыханных гадостях и возносят на пьедестал почти с той же яростью, с которой двумя поколениями раньше совершали патриотические подвиги: давили друг друга танками, полосовали штыками, добивали прикладами. Аналогия вовсе не хромает. Для участника Второй мировой облить бензином и поджечь «вражеских» раненых в госпитале или сбросить бомбы на жилой квартал «чужого» города означало защищать «своих» и «свой» привычный, понятный мир.

За полемикой вокруг Суворова стоит такое же стремление отстаивать нечто привычное, родное, понятное. На войне как на войне, и «мочат» Суворова—Резуна вполне по—настоящему. Не в порядке дискуссии, а «на поражение», стараясь уничтожить если не физически, то психологически, духовно, а главное — политически.

Защищают его тоже всерьез: как раненого с поля боя выносят. Прикрывают «своих».

Идет не полемика вокруг фактов истории. Идет война, к счастью, пока только словесная.

Сразу видно: Суворов посягнул не на историческое знание.

Дело вовсе не в фактах и даже не в их анализе. Не в концепциях историков или в теориях политических режимов. Суворов посягнул на что—то священное. На что—то такое, к чему и прикасаться не позволено. Сомнение в чем вызывает в первую очередь эмоциональную реакцию.

Реакция такая же, как если бы мусульманин в Риме прикурил от лампадки, или христианин в Мекке подтерся страницами из Корана.

Суворов посягнул не на историческое знание, а на исторический миф. Не на факты, а на теплое, интимное отношение к историческим фактам.

Только не надо считать исторические мифы чисто советским явлением и каким—то атрибутом России. Вторая мировая война была МИРОВОЙ. И мифы о ней — тоже МИРОВЫЕ. Книги Виктора Суворова — Владимира Резуна вызвали такую же истерическую реакцию во всем мире.