Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6295 ( № 40 2010) Страница 58

людской реки.

Не сетую, что слишком много бед,

Что чередою войны и ненастья.

Нас лишь сильнее делают несчастья...

Сильней России и страны-то нет!

Истоки

Кудрявые ивы, речушка-девчушка,

Рыбак с папироской сидит на песке.

Повсюду поют, не смолкая,

пичужки,

И солнце стесняется в ближнем леске.

Июньское утро российской глубинки.

Зевает деревня под крик петуха.

Спокойное стадо бредёт

вдоль тропинки,

И щёлкает изредка кнут пастуха.

Хозяйки свою провожают скотину,

Как в школу детишек,

ведут до ворот

И смотрят в кургузую

Васькину спину,

Которая вместе со стадом бредёт.

Проходят года, и века пролетают,

Меняется облик одежд и домов,

Но вечный пастух по утру собирает

У вечных хозяек спокойных коров.

Орут петухи над туманной землёю,

И нежатся травы в прохладной росе.

Российское утро, не Бог весть какое,

Но если серьёзно – отсюда мы все.

Александр ГОРШЕНКОВ

***

Над дорогой, что ведёт на кладбище,

будто перезвон колоколов

раздаётся смутно, ускользающе…

Но иду порой на этот зов.

Ветерок томящий, птичьи свисты,

шелест наливающихся крон,

и поймать пытается транзистор

тот далёкий зыбкий перезвон.

И стою я с головой склонённой

перед всеми этими людьми,

пред своей прабабушкой Матрёной

под могильным холмиком земли.

Полон запоздалых сожалений,

думаю о ней я и о том,

сколько отошедших поколений

шепчет с рощей в воздухе пустом.

На ветрах жестоких глухо стыли

их сердца, Иванов и Матрён.

Жили: веселились и грустили

под тягучий колокольный звон.

Почему же скупо мы и редко

в вихре дел и малых и больших

вспоминаем о родне, о предках,

о печалях, о надеждах их?

Коль, Земля, к забвенью ты спокойна,

то ничем тебя не прогневишь…

Как забыть прабабушку Матрёну –

скрытую поддержку корневищ?

Беспокойства даром или данью

облагает нас, живущих, прах.

Отзвуки тех песен, тех рыданий

в новых песнях и колоколах!

***

Уже не юный человек

ты, мой дружок.

Вороны и по скверу снег

наискосок.

Навряд ли завести роман

под это карк.

Для тех, кто весел, юн, румян,

ты просто стар.

Ушли, ушли твои часы

вон в тот песок,

с восторгом, с гроздьями  росы –

наискосок.

Ну что же, что же, ранний снег,

лети, черти

и в полутьме, словно во сне,

свои пути.

И перечёркивай меня.

Я за чертой:

лучом фонарного огня,

мечтой пустой…

Пускай меня перечеркнут,

но этот сквер

пусть угловато дарит тут

любовь и свет.

Ульяна ГРУДЦОВА

Завистнице

Примерь мои платья,

Возьми мои бусы!

Осмелюсь сказать я:

«Нет друга на вкусы!»

Оставь мои кольца

И запах духов –

Тебе достаётся

И привкус грехов

Чужих, но знакомых!..

Он манит, пугая.

Ты в старых обновах

Поймёшь: я – другая!

Воскликнешь: «Чем лучше?»

– Не в тряпках секрет!

Все вещи истлеют,

Душа моя – нет.

Про Карлсона

Ты мне – почти уже семья,

Мой друг, блуждающий по крышам.

И знаю я, и верю я,

Что ты меня, как прежде, слышишь,

Что прилетишь, что увлечёшь

В наш мир романтики и детства,

Что снова мило ты солжёшь,

Что жил ты рядом, по соседству.

От гриппов, птичьих и свиных,

Лекарство верное пропишешь:

Дышать, чтобы творить стихи,

Творить стихи, пока ты дышишь.

...Подрос щенок, и мой пирог

Заполонила уйма свечек...

«В расцвете сил» сорву замок,

Мечтой наполню этот вечер.

– И знаю я... И верю я...

А ты меня, как прежде, слышишь?

...И спит семья, и спит земля,

И дождь стучит,

стучит по крышам...

***

Живя надеждою на встречу,

В плену немой разлуки,

Я позабыла, что не вечен

Надрыв сердечной муки.

Я разучилась улыбаться

И разучилась верить,

Но научилась разбираться

В цене любой потери.

Порой излишняя серьёзность

Меня вязала в кокон.

Но не устал не подчиняться

Платку упрямый локон.

От встречи я бегу отныне

В объятия разлуки.

Но я жалею, что остынет

Надрыв сердечной муки.

Владимир КАБАНОВ

В деревне

Не пахнет в деревне моей пирогами,

Санями давно уж не торится след.

Мне грезится поле

с большими стогами.

Но поля, но поля того уже нет.

И сам я в деревне почти не бываю.

Меня позабыли, наверное, псы.

При встрече меня, может быть,

и облают,

Но я захвачу и для них колбасы.

А раньше меня провожали до дома,

Бежали гуськом впереди и за мной.

Дорога до дома была им знакома,

Собаки в деревне дружили со мной.

Не пахнет в деревне моей пирогами,

Санями давно уж не торится след.

Мне грезится поле

с большими стогами.

Но поля, но поля того уже нет…

Русак

Зима. Изба. Окно. Калитка…

Да печка греет кое-как.

И что-то часто рвётся нитка –

Ба! За калиткою Русак…

Большой. Стоит на задних лапах,

Как человек, толкает дверь.

И не пугает дыма запах:

Вот это зверь, вот это зверь!

Откуда здесь он в рань такую?

Знать, от кого-то убежал,

И, шкурой серою рискуя,

Он даже след не заметал.

А снега было по колено.

Охотник обходил село…

Трещало толстое полено,

О чём-то плакало стекло…

Зайчище оказался хитрый,

Ему сегодня повезло:

Была калитка незакрытой

Тому охотнику назло…

Виктор КРАСАВИН

Грустная история

Вот клёны с осенью прощаются,

Курлычут листья, как журавлики.

И лужа в море превращается,

Приняв те листья за кораблики.

Летят они, как невесомые,

Такие яркие и разные,

И по воде скользят весёлые,

Включаясь в парусные праздники.

И ветер дарит им движение,

Наполнив парус, как положено…

А в луже тает отражение

Того, что пройдено и прожито.

Толкаясь, листья не вмещаются

В свою морскую акваторию,

Уходят и не возвращаются…

Такая грустная история.

***

Я пришёл к тебе однажды по весне,

Уловив почти неслышимые трели,

А над нами в это время в тишине

Мягко крыльями амуры шелестели.

Это было много лет тому назад.

Потерять тебя сегодня не рискую.

До сих пор амуры пальчиком грозят,

Если я взгляну случайно на другую.

Татьяна СМЕРТИНА

***

Среди этой немой глухоты

Я такие срывала цветы,

Что сияние видели те,

Кто навеки уснул в темноте.

Я такой заплетала венок,

Что Луна, словно белый клубок,

По следам заморочно катилась,

И иссохшая ветвь – распустилась.

Я по этой земле так ступала,

Словно я была тоже – земля.