Геннадий Сысоев - Фашизофрения Страница 59

«В ночь на 14 сентября Даладье связался с Чемберленом. По мнению французского правительства, совместное обращение руководителей Франции и Англии лично к Гитлеру могло бы принести пользу. Чемберлен, однако, уже принял решение самостоятельно. По собственной инициативе он послал Гитлеру телеграмму, выразив желание приехать и повидаться с ним. На следующий день Чемберлен уведомил о своем шаге кабинет, а во второй половине дня получил от Гитлера ответ с приглашением в Берхтесгаден».

Чемберлен трижды являлся к Гитлеру, и каждый раз претензии бесноватого ефрейтора возрастали пропорционально уступчивости английского лорда.

19 сентября Англия и Франция требуют от Чехословакии принять требования Гитлера, и 21 сентября Бенеш соглашается с ультимативным требованием. На следующий день Чемберлен встречается с Гитлером в Бад-Годесберге и слышит о новых притязаниях! Ей-богу, это напоминало бы пушкинскую «Сказку о рыбаке и рыбке», о старухе, которая все умножала требования. Когда бы не было столь страшно и столь трагично для всей Европы.

Гитлер выступил с речью в Берлине, он категорически потребовал, чтобы чехи очистили Судетскую область к 26 сентября. «Это мое последнее территориальное притязание в Европе».

21 сентября Черчилль передал в печать в Лондон следующее заявление:

«Расчленение Чехословакии под нажимом Англии и Франции равносильно полной капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой применения силы. Такой крах не принесет мира или безопасности ни Англии, ни Франции. Мнение, будто можно обеспечить безопасность, бросив малое государство на съедение волкам, — роковое заблуждение».

В тот же день, 21 сентября нарком иностранных дел СССР Литвинов выступил на заседании ассамблеи Лиги Наций с официальным предостережением:

«…В настоящее время пятое государство — Чехословакия испытывает вмешательство во внутренние дела со стороны соседнего государства и находится под угрозой громко провозглашенной агрессии…

Один из старейших, культурнейших, трудолюбивейших европейских народов, обретший после многовекового угнетения свою государственную самостоятельность, не сегодня завтра может оказаться вынужденным с оружием в руках отстаивать эту самостоятельность…

Такое событие, как исчезновение Австрийского государства, прошло незамеченным для Лиги Наций. Сознавая значение, которое это событие должно иметь для судеб всей Европы и в первую очередь для Чехословакии, Советское правительство сейчас же после аншлюса обратилось официально к другим великим европейским державам с предложением о немедленном коллективном обсуждении возможных последствий этого события с целью принятия коллективных предупредительных мер. К сожалению, это предложение, осуществление которого могло избавить нас от тревог, испытываемых ныне всем миром, о судьбе Чехословакии, не было оценено по достоинству.

Когда за несколько дней до моего отъезда в Женеву французское правительство в первый раз обратилось к нам с запросом о нашей позиции в случае нападения на Чехословакию, я дал от имени своего правительства совершенно четкий и недвусмысленный ответ, а именно: мы намерены выполнить свои обязательства по пакту и вместе с Францией оказывать помощь Чехословакии доступными нам путями. Наше военное руководство готово немедленно принять участие в совещании с представителями французского и чехословацкого военных ведомств для обсуждения мероприятий, диктуемых моментом… Только третьего дня чехословацкое правительство впервые запросило Советское правительство, готово ли оно, в соответствии с чехословацким пактом, оказать немедленную и действенную помощь Чехословакии в случае, если Франция, верная своим обязательствам, окажет такую же помощь, и на это Советское правительство дало совершенно ясный и положительный ответ».

Но советская помощь никому не была нужна.

Бал правил Гитлер.

28 сентября он послал телеграммы Чемберлену и Даладье с приглашением встретиться на следующий день в Мюнхене вместе с Муссолини. В этот самый момент Чемберлен выступал в палате общин. Незадолго до конца его выступления лорд Галифакс, сидевший на галерее для пэров, передал ему телеграмму с приглашением в Мюнхен. В этот момент Чемберлен рассказывал о письме, которое он послал Муссолини, и о результатах этого шага:

«Гитлер согласился отложить мобилизацию на 24 часа… Гитлер сейчас уведомил меня, что он приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он пригласил также Муссолини и Даладье. Муссолини дал согласие, и я не сомневаюсь, что Даладье поступит так же. Мне нет нужды говорить, каков будет мой ответ…»

Чемберлен вылетел в Германию в третий раз.

Встреча «большой четверки», впоследствии получившая название «Мюнхенский сговор», началась в полдень 29 сентября 1938 года и продолжалась до 2 часов ночи следующего числа — в это время был подписан окончательный меморандум. Гитлер получил все, что хотел, — на данном этапе. Потом его аппетиты, конечно, возросли.

Утром 30 сентября Чемберлен передал Гитлеру проект декларации, в котором говорилось:

«Мы, фюрер и канцлер Германии и английский премьер-министр, продолжили сегодня нашу беседу и единодушно пришли к убеждению, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих стран и для Европы.

Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англо-германское морское соглашение как символ желания наших обоих народов никогда не вести войну друг против друга.

Мы полны решимости рассматривать и другие вопросы, касающиеся наших обеих стран, при помощи консультаций и стремиться в дальнейшем устранять какие бы то ни было поводы к разногласиям, чтобы таким образом содействовать обеспечению мира в Европе».

Гитлер прочел эту записку и, не возражая ни слова, подписал ее. Фактически это был пакт о ненападении между нацистской Германией и Великобританией.

Вот как оценил итоги Мюнхена Черчилль, которому вскоре пришлось стать во главе воюющей с Гитлером Великобритании:

«Решение французского правительства покинуть на произвол судьбы своего верного союзника Чехословакию было печальной ошибкой, имевшей ужасные последствия. В этом деле, как в фокусе, сосредоточились не только соображения мудрой и справедливой политики, но и рыцарства, чести и сочувствия маленькому народу, оказавшемуся под угрозой. Великобритания, которая, несомненно, вступила бы в борьбу, если бы была связана договорными обязательствами, оказалась все-таки глубоко замешанной в этом деле. Мы вынуждены с прискорбием констатировать, что английское правительство не только дало свое согласие, но и толкало французское правительство на роковой путь».

На Нюрнбергском процессе фельдмаршалу Кейтелю был задан вопрос о мюнхенских событиях:

«Представитель Чехословакии полковник Эгер: „Напала бы Германия на Чехословакию в 1938 году, если бы западные державы поддержали Прагу?“

Кейтель: „Конечно, нет. Мы не были достаточно сильны с военной точки зрения. Целью Мюнхена было вытеснить Россию из Европы, выиграть время и завершить вооружение Германии“».

Прямыми следствиями Мюнхенского сговора стал пресловутый «пакт Молотова—Риббентропа», и заключенные незадолго до него германо-латвийский и германо-эстонский пакты, и нападение Гитлера на Польшу, и вторжение в СССР. Мир пал жертвой «умиротворителей».

Глава 16. Гиена Европы. За что Польша получила такое нелестное прозвище

Сговор в Мюнхене между либеральными Великобританией и Францией, фашистской Италией и нацистской Германией был, по существу, пактом о ненападении. Ничем не лучше пресловутого пакта Молотова—Риббентропа, а даже хуже, потому что ему предшествовал и его породил. Без Мюнхенского сговора, без изоляции СССР договор о ненападении между Германией и Советским Союзом оказывался и ненужным, и невозможным.

Вся политика англо-французских умиротворителей до заключения пакта Молотова—Риббентропа выглядела так, как будто они стремятся во что бы то ни стало направить агрессию Гитлера с запада на восток. Зачем? Ответ на этот вопрос позже дал политик страны, на первый взгляд не игравшей очень уж заметной роли в тогдашних европейских делах:

Осенью 1941 года, когда вермахт уже резал тело России, на сей счет высказался сенатор-демократ Гарри Трумэн: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают друг друга как можно больше…» Наверное, почуяв, что хватил лишку, Трумэн добавил: «Хотя я не хочу победы Гитлера ни при каких обстоятельствах».