Александр Глазунов - Нам нужна… революция Страница 59

Кривой Рог, например, стал для него не просто куском жизни, а школой добра и зла одновременно. Но зло это всегда было объективным, а добро — субъективным, людским. Однако, чем выше взбирался Лукьянчиков по служебной лестнице, хотя, по правде говоря, сам он такого желания никогда не высказывал — продвигали, тем все отчетливее осознавал, что должность — это не столько положение и зарплата, сколько довольно ощутимый груз ответственности. И перед теми, кто доверил тебе определенный участок работы, перед людьми под твоим началом, и перед государством, обществом, на благо которого ты и трудишься. А главное — быть честным перед самим собой. Именно исходя из интересов дела Николай Никифорович всегда и поступал. Так было и в Кемеровской области, где он работал инженером-экономистом в управлении Солоирского рудника сразу после окончания Харьковского инженерно-экономического института, и в Кривом Роге в институте «Механобрчермет», где он уже находился в должности главного экономиста и начальника отдела перспективных разработок и технико-экономического анализа. Заниматься приходилось проблемой обогащения железных руд, для Лукьянчикова делом новым, по вечерам он подолгу засиживался в институтской библиотеке, вникал в суть технологического процесса, выискивал его сильные и слабые стороны. Этот неподдельный профессиональный интерес Николая Никифоровича привел его к неожиданным выводам. Железная руда — это как булка с изюмом, где изюминки и есть вкрапления железа, фракции. Для того, чтобы их извлечь, руду надо сначала размельчить, чтобы можно было добраться до железных зерен, и магнитом отделить их от пустой породы. По тем временам содержание железа в концентрате достигало 59 процентов. А почему не больше? Скажем, процентов на 65 или 70? Когда Николай Федорович попытался этот вопрос прояснить с институтскими коллегами, то оказалось, что это вполне реально, но сам технологический процесс будет нерентабельным, потому как довольно сложный и затратный. Однако мнение специалистов на этот счет Лукьянчикова не убедило, и он стал просчитывать перспективную технологию обогащения железной руды уже с металлургами. И следуя сухому, но убедительному языку цифр, вдруг оказалось, что если все-таки пойти на дополнительные затраты, действительно, существенные, то повышение содержания железа до 65 процентов давало экономию средств, исчисляемую миллиардами рублей. Ведь если выдавать более качественный концентрат, то вырастет и производительность доменных плавильных печей, увеличится срок их службы, снизится расход кокса, угля… То есть для выплавки определенного количества металла потребуется уже не три, скажем, а всего две домны, гораздо меньше коксовых батарей, рабочей силы и так далее. А на сэкономленные миллиарды рублей сколько можно было построить детских садов и школ, больниц и поликлиник, театров и дворцов культуры, стадионов…

Признание Лукьянчикова как думающего, знающего, а главное — не робеющего перед авторитетным мнением специалиста среди институтских коллег и начальства Николай Никифорович воспринял спокойно. Он действительно не считал, что сделал нечто выдающееся, чего не мог выполнить любой другой инженер. Просто он был молод, сталкиваться с высоким начальством по вопросу выделения дополнительных средств на нужды производства ему не приходилось, и его не испугала огромная сумма затрат на новую технологию. А именно этот факт и тормозил не один год технический прогресс по проблеме качественного обогащения железных руд.

Однако такой эпизод в его трудовой биографии сыграет для Николая Никифоровича определенную роль. Спустя некоторое время Лукьянчикова назначают начальником отдела перспективных разработок и технико-экономического анализа. Ему всего тридцать три года, а под его началом шестьдесят сотрудников, среди которых немало умудренных профессиональным и жизненным опытом специалистов. А строить отношения с людьми — это куда сложнее и ответственнее, чем пробивать новую технологию. Результат здесь зависит от того, как ты себя с людьми поставишь. Но Лукьянчиков и тут долго не размышлял. Он на свой счет иллюзий не имел, свои возможности и недостатки ему были известны лучше любого, а интересы дела ставил превыше всего. Так что решение молодого начальника отдела определилось для него сразу — у более опытных сотрудников учиться самому, а молодым — помогать, насколько позволяли ему обретенные знания.

Сложившиеся таким образом отношения Лукьянчикова со своими сотрудниками в отделе негласно были оценены и одобрены не только его подчиненными, но и многими руководителями в институте. Хотя догадался об этом Николай Никифорович гораздо позже. Так ведь не ради начальственной похвалы напрягался и волновался Лукьянчиков — ради дела. Вот это и объединяло людей. И когда подошел срок выходить на пенсию директору института Павлу Васильевичу Самохвалову — в те времена по достижению шестидесяти лет государственный служащий не мог уже занимать руководящую должность, лишь рядовую, — и директора спросили, где бы он хотел дальше работать, тот ответил категорично: только в отделе у Лукьянчикова.

Конечно, это лестно, когда сам директор института, для всех в недавнем прошлом довольно строгий руководитель, образованный и опытный специалист такого высокого мнения о начальнике одного из ведущих отделов, тем более обоснованного — отдел перспективных разработок и технико-экономического анализа в соцсоревновании всегда занимал передовые места. Но в каком сложном, прямо скажем, положении оказался Лукьянчиков. Что делать и как он должен вести себя теперь с Павлом Васильевичем, своим подчиненным, когда одна мысль об этом вызывала судорожный смех? Однако предпринимать что-то надо было. И однажды Николай Никифорович незадолго перед концом рабочего дня просит его зайти к нему в кабинет.

— Павел Васильевич, — чувствуя внутри какую-то скованность и неловкость, начал Лукьянчиков, — вы только правильно меня поймите, но мне просто необходимо поговорить с вами…

— Знаешь что, Николай, — остановив его движением руки, с улыбкой проговорил Самохвалов, — давай возьмем бутылку, закусить, а там и все с тобой обсудим…

Павел Васильевич все прекрасно понимал и даже сообразил, что с напряженным и взволнованным Лукьянчиковым лучше говорить в неофициальной обстановке. В человеческом общении существуют барьеры, которые, если не преодолеть с пониманием, могут повредить и делу, и человеку. И позже никаких разногласий у них никогда не возникало, а отеческое отношение бывшего директора и его огромный опыт для Николая Никифоровича оказались незаменимыми. Лукьянчиков до сих пор благодарен Самохвалову за тот разговор.

Из статьи «О будущем России» (газета «Спасение», февраль 1997 г.):

«Мы должны себе четко представлять, что современная мировая цивилизация движется к экологической катастрофе. Население планеты растет, природные ресурсы истощаются, качество среды обитания ухудшается. Загрязняя и уничтожая природу, мы тем самым причиняем ущерб не только самим себе, но и нашим потомкам и несем нравственную ответственность перед ними за продолжение рода человеческого, многообразие и богатство природного мира. Если сейчас не принять срочных мер по кардинальному решению экологической, продовольственной, и энергетической проблем, то в недалеком будущем Человечество может оказаться в такой ситуации, когда уже никакие меры не в состоянии будут спасти его от катастрофы — будет поздно. В первую очередь требуется решение проблем, связанных с обеспечением равновесия в биосфере и ее отдельных экосистемах.

В условиях, когда разрушена старая командно-административная система хозяйствования, а новая еще не создана, Россия имеет реальные предпосылки первой в мире перейти на ноосферный путь развития. Утратив статус бряцающей оружием сверхдержавы, она может стать здесь лидером при неизбежном и желанном переходе всего человечества к ноосфере…

К помощи России народы Европы и Азии не раз прибегали, переживая тяжелые времена и нуждаясь в спасении от претендентов на мировое господство. Она и сейчас, при соответствующих условиях, может оказать человечеству неоценимую помощь при переходе его на ноосферный путь развития».

Случались и иные моменты.

Николай Никифорович до сих пор помнит тяжелый взгляд секретаря парткома института «Механобрчермет» Осиповича, когда он прочитал письмо из Москвы от руководства головного института «ЦНИИчермет». В нем говорилось, что Н. Н. Лукьянчиков прошел конкурс и принят на работу в вышеупомянутый институт, ему будет предоставлена четырехкомнатная квартира в зеленой черте города Москвы.

— Как же ты попал на конкурс, если тебе ни руководство нашего института, ни партбюро разрешения не давали?..

Все получилось совершенно случайно. Будучи в командировке в Москве, зашел подписать какую-то бумагу к директору Института экономики черной металлургии Николаю Федоровичу Склокину. Разговорились, и тогда он предложил работать в его институте. И хотя Лукьянчиков его сразу предупредил, что это вряд ли удастся, Николай Федорович попросил его только заполнить листок по учету кадров.