Эдуард Лимонов - Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова Страница 6

Вокруг Назарова, в самом Назарове были заводы. Уже упоминавшийся угольный разрез. Для несведущих сообщаю, что разрез отличается от шахты тем, что уголь в этом счастливом месте залегает неглубоко, и его, лишь сняв прикрывающий его пласт породы в 10, 20 или 30 метров, возможно добывать открыто, не делая нор в земле. Это проще, дешевле и безопаснее. Помимо угольного разреза в Назарове гремели железом завод Железобетонных конструкций, завод «Сельмаш», назаровская ГРЭС, менее чем в 30 километрах в Ачинске застилал небо своими чёрно-кровавыми дымами Ачинский глинозёмный комбинат. Широко развернулась здесь в шестидесятые годы советская власть. Намеревались построить мощный комплекс КАТЭК, что значит Канско-Ачинский топливно-энергетический комплекс. В комплекс должны были войти предприятия города Шарыпово (два года он успел побыть г. Черненко), городов Назарова, Ачинска и Канска (в том числе и ставший недавно знаменитым по причине борьбы за него различных финансовых групп Бородинский угольный разрез). Грандиозный план удалось осуществить только частично.

В «девятке» направляемся в Назарово. Снег по шоссе, позёмка. За рулём Дима, Дмитрий Анатольевич, свежий молодой парень, боксёр, учится на 5-м курсе торгового института в Красноярске. До этого учился в строительном техникуме в Назарове, там же, где учился Быков. На заднем сиденье его друг боксёр Костя. Дима крестится, когда проезжаем храмы.

Проезжаем Ачинск с его глинозёмным комбинатом. Заходит красное светило в дыму. Пейзаж несколько адский, то есть промзоновский дальше некуда.

Город Назарово: при въезде десятка два-три изб, каких-то всклокоченных и случайных. Когда мы въезжали, у изб на тонком летящем снегу стояли два мужика в фуфайках. У одного из них на плече был топор. За избами пошли плоские, белого, в основном, кирпича, длинные пятиэтажки. Полудеревенский город, из которого сразу же хочется уехать, потому что всё ясно: советская цивилизация, стандартный бедный её вариант. Но мне нужен Толя Быков, его следы, его улица, его приятели, его корни. Вот Дима, тот немедленно сегодня же уезжает обратно в Красноярск, только поприветствует папу Толю — у отца его сегодня день рождения. Директор АО «Мукомол» — бывший мент Анатолий Литвяк — друг детства Анатолия Быкова. Поздравив папу, мне и крошечной Насте продемонстрировали требуемое гостеприимство. Новорожденный Литвяк выпил с нами за уставленным закусками кухонным столом, но на само празднество бывший мент Литвяк нас благоразумно не оставил, предположив, по-видимому, что мы увидим лишнее. Дима забрасывает нас — меня и крошечную Настю — в гостиницу «Заря». По Центральной площади гуляет позёмка, и кольца её пляшут жгутами и бьют хвостами округ ДК угольщиков.

В голом холле гостиницы две перепуганные женщины вручают нам регистрационные листки: «Заполнить можно в номере. Возьмите ключ». Дима прощается, даёт свой телефон в Красноярске, делает тонкий намёк на толстые обстоятельства или просто бравирует: «Если что нужно будет, всегда подъедем с ребятами». (Что имеет в виду? Голову кому поможет оторвать?) Спускаясь с нами, показывает вниз, где в углу пальма: «Вот там сидел юный Толя Емкое со товарищи». Дима уходит. Смотрим: да, пальма искусственная. Сдаем листки. Направляемся к лестнице. В холле полно пацанов. Отогреваются. Юный хиляк в кожанке, карикатурно пародирует некую неизвестную мне рекламу: «Аля чего вы ездили в США?» — «Я ездил туда изучать компьютерные технологии!..» Я смеюсь, мы с Настей уже стоим на первых ступенях лестницы. Юный хиляк в кожанке (и чёрной шапочке) реагирует, подскакивает: «А для чего вы приехали в Назарово?» — «Я писатель, приехал писать книгу». — «О чём же, как интересно! — поёт пацан, — Как ваша фамилия?» Я называю себя. «О чём же книга, стихи?» — счастливо вопрошает хилый. «Приехал писать книгу об Анатолии Петровиче Быкове…» — «Ой!» — пацан в кожанке закатил очи в восторге. Мы пожали друг другу руки. Поднимаясь по лестнице, я думаю, что хорошо бы закончить книгу этой сценой. Ибо в гостинице «Заря», как раз в углу у пальмы, сидели приятели хилого. Как некогда Быков со товарищи. Подчеркнуть как бы преемственность поколений. В номере Настя лишает меня конца книги. «Торчок!» — уверенно определяет она хилого, то есть наркоман. А ведь Быков никогда не пил, не курил и уж тем паче не касался наркотиков. И был спортивен, да и много выше ростом.

Дверь в номере оказалась фанерная, на лестничной площадке нашего этажа сидит трясущийся бомж. Телевизор работает отлично, в ванной, почему-то в углу, возвышается биде, но без кранов. Оно бесцеремонно вмазано в бетонную горку, но явно никогда не употреблялось.

Утром я опять нахожу моего Быкова. За окном, внизу, вышагивают высокий парень в куртке, в кроссовках и тренировочных штанах и женщина в ватном пальто и сером пуховом платке образца 50-х годов. Толя Быков и его мама, тётя Юля. Может быть, идут в школу.

«Хреновой табуретки не было»

Стоим на Комсомольской у дома № 13. Три окна, синие наличники. Синим же окрашена пристройка к дому — сени, должно быть. Выходят соседи. В фуфайках и шапках.

«Парень был как парень… Жили бедно… Мать техничкой в школе… Был хорошим парнем… Лебедь, сука, тащит его туда…»

«Всем давали бутылку шампанского к Новому году. Старикам подарки… Соседям. Вот этому давал на телевизор…» — выкрикивает мужик в ушанке, под телогрейкой грязная майка с узором.

«А вас как?» — «Холкин Николай Михайлович, сосед».

«У них хреновой табуретки не было. Петька, Надька, Анатолий, вот как четвёртого…» (Задумывается.) — «Колька», — подсказывает мужик постарше, тоже Николай, Ивлев Николай Иванович.

«Задумали съесть его, эти Лебедь, Березовский, Абрамович — зверьё ебаное… вначале убитых на него повесили…»

«Отец, был печником…»

«Им акции отобрать…»

«Он „криминал“, у него нечестно, а у этих Абрамовичей, Березовских — честно?»

«Это Лебедь… Лебедь…»

«Участникам войны ещё в то время всем по 100 рублей давал…»

«Арбузы летом пригонял…»

«Инвалидам… У соседа баба померла, как её?.. Кореневская… и лекарства давал, и хоронил…»

«Кто ни просил — всем давал…»

«В школу провёл электричество, в котельную…»

«Мы что, дураки, не знаем, что творят?! Я знаю его с трёх лет. Зверьё это, Абрамович…»

Очень холодно. Во дворах — дрова, травы уже нет — снег, которого в Красноярске ещё нет, здесь уверенно разлёгся, уплотнился. Зима хозяином уже в Назарове. Дома разношёрстные, заборы серого дерева. Мужики защищают своего пацана, которого «те» хотят сгубить. Всё правильно. Дым идёт из труб. Топят.

«Быковская школа»

Школа в конце улицы. Про директрису можно сказать «полная». Шубина Наталья Владимировна. Ну ясно, она одного возраста с Быковым.

«Когда он учился, директором была „Марьяша“, Марья Яковлевна Карловская. Вы к ней потом сходите, она рядом, направо, в красном пятиэтажном доме живёт. Давно на пенсии».

Кабинет у директора узкий, сзади её — окно. На столе у директора — часы-раскладушка с портретом Быкова.

«Нашим спортсменам в качестве приза дали, я у них отобрала.

Электрическую котельную нам сделал, была котельная — отапливалась углём. Замучились. Я говорю, Марья Яковлевна, попросите Быкова, он же ваш ученик. Она стесняется. Всё же попросили. Приехал к нам тотчас главный инженер… Через неделю проект был готов… Через 2–3 недели, за август, завезли оборудование. Поставили… Помог стройматериалами для физкультурного зала… Детский сад переоборудовали… Приезжал никогда не запланированно, с учителями встречу устраивали… местное начальство собирал в школу».

Подает голос телефон. Она разговаривает, я осматриваю кабинет. Шкафы, на стульях почему-то магнитофон, усилители. Она замечает мой взгляд.

«Аппаратура для дискотеки: Анатолий Петрович подарил. Проводим платные дискотеки, а деньги — на школьные нужды. Это он нас научил… Фонд „Вера и Надежда“ организовал, сам деньги туда давал и другие богатые люди… Занимались материальной помощью престарелым, детским домам. Ну там на фрукты, на соки. „Помогаю только детям и престарелым. Молодые — добивайтесь сами“, — так он говорил. (Молчит.)

Теперь Фонд распался… Школа наша теперь лишена того, что мы можем иметь. Вот этот арест… В душе ему многие сочувствуют. Все заняли выжидающую позицию… Нам нелегко — мы же быковская школа… Конечно, ГОРОНО виду не подаёт, но помнят, что мы быковские… (Помолчав.) Школа вышла на движение „Честь и Родина“. Был Быков, помогал, помогите и вы! Немножко помогли… Мэр Шандуров и Лебедь городу всё же помогают. Мол, смотрите, — быковский город, а вот мэр под Лебедем, — и пожалуйста, помогаем. (Вздыхает.) „Он нам команды спортсменов отправлял на соревнования. Молодежь вообще вся была за него. Поголовно. Дискотеки летом на площади устраивал, гулянья. Последнее шоу помню, так парашютисты с неба как посыпались, — ребятишки рты пооткрывали… Он когда в школу приезжал — столько машин, парней красивых, молодых, энергия такая от них. Люди сбегались. Когда проводил здесь собрания, зал был забит. Люди подходили: „Беда, деньги на лечение нужны“. Никому не отказал никогда. Афганец парень, помню, операция на глазах нужна была: „Подойдешь после встречи“. Лидии Градусовой помог похоронить дочь-инвалида и купить стиральную машину… (Молчит.) Я почему-то это помню: похоронить дочь и стиральную машину купить». (Молчит.)