Журнал «Если» - 2009, №1 Страница 6

Наконец она перестала реветь и принялась вытирать слезы.

– Прости. Я больше не буду.

Наверное, она что-то такое заметила на моем лице, потому что повторила настойчиво:

– Нет, правда! Не буду, – она воспользовалась рукавом своей ночнушки в качестве носового платка. – Я сейчас сильно страшная?

Лицо у нее было припухшее и покрасневшее. Я сказал:

– Ты очень красивая. Лучше всех.

– Врешь ты, – она улыбнулась, а потом покачала головой. – Вот уж не думала, что меня так развезет. Да еще эта сковородка… – Она снова покачала головой. – Наверное, ПМС.

– А гинолофт ты выпила?

– Не хочу сбивать с толку свои гормоны. Ну, знаешь, на тот случай, если… – Она снова покачала головой. – Я все думаю: может, на этот раз получится, но… – Она пожала плечами. – Ладно, не обращай внимания. Сама не знаю, что говорю.

Она опять прижалась ко мне и замолчала. Я кожей чувствовал ее дыхание.

– Я просто надеюсь, – сказала она наконец.

Я погладил ее по волосам.

– Если что-то должно случиться – случится. Нам просто нужно надеяться на лучшее.

– Конечно. На все воля Божья. Я знаю. И по-прежнему надеюсь.

– У Мики с Гейбом на это ушло три года. А мы с тобой сколько пытаемся – месяцев шесть?

– Скоро год. Через месяц. – Она помолчала, потом добавила: – А у Лиззи и Перла – одни выкидыши…

– Ну, насчет выкидышей нам пока беспокоиться рано.

Я высвободился и отправился на поиски еще одного пакетика кофе. На этот раз я даже удосужился его встряхнуть. Кофе нагрелся, я разорвал пакетик и высосал содержимое. Конечно, это не сравнится с напитком из маленькой турки, которую я раздобыл на барахолке, чтобы Мэгги могла варить кофе на плите, но все же…

Мэгги понемногу приходила в себя: поднялась с пола и начала суетиться вокруг. Несмотря на припухшее личико, вид у нее был очень аппетитный: сквозь полупрозрачную рубашку просвечивало столько голой кожи, столько интересных теней…

Она поймала мой взгляд.

– Ты чего улыбаешься?

Я пожал плечами.

– Ты такая симпатичная в этой ночнушке.

– Это я отхватила на распродаже женского белья, там, внизу. Почти не ношеная.

– Мне нравится, – заметил я, пожирая ее глазами.

Она рассмеялась:

– Что, прямо сейчас? Значит, вчера ты не мог и позавчера тоже, а теперь приспичило?

Я пожал плечами.

– Ты же опоздаешь. – Теперь настал черед Мэгги рыться в кухонных ящиках. – Хочешь энергетический батончик? Я пока искала бекон, в одном магазине нашла целую кучу. Похоже, эта фабрика опять заработала.

Не дожидаясь ответа, она бросила батончик мне. Я поймал его, разорвал блестящую обертку и, пока жевал, прочитал состав: инжир, орехи, а потом целая куча какой-то химии типа «декстро… форма… альбутеролгида». Конечно, не слишком натурально, но какая к черту разница – ведь это съедобно, верно?

Мэгги повернулась и окинула взглядом сиротливо торчавшую посреди кухни плиту. От пышущей в окна утренней жары бекон с каждой секундой становился все более мягким и осклизлым. Я подумал: надо бы вытащить его на улицу и поджарить на тротуаре. Ну, или на крайняк скормить трогам. Мэгги закусила губу. Я решил, что она снова скажет что-нибудь насчет духовки или порчи бекона, но вместо этого она сообщила:

– Мы сегодня с Норой хотим куда-нибудь пойти. Она предлагает в «Вики».

– Нора? Это та девчонка с язвами?

– Не смешно.

Я запихал в рот остатки батончика.

– А мне смешно. Я вам говорил: в этой воде нельзя купаться.

Она состроила гримасу.

– Но ведь со мной ничего не случилось, мистер всезнайка. Мы же смотрели, где купаемся: вода была не желтая, не грязная, не какая-то там еще…

– И вы прыгнули прямо туда и стали плескаться. А теперь она вся покрылась прыщами. И откуда только они взялись, правда? – Я прикончил второй пакетик кофе, вместе с оберткой от батончика бросил его упаковку в мусоропровод и пустил воду, чтобы смыть мусор. Через полчаса они завертятся и растворятся в чреве помпы номер два. – Нельзя же считать что-то чистым только потому, что оно выглядит таковым. А тебе просто повезло.

Я вытер руки, подошел к ней и провел рукой по изгибу бедра.

– Да вот, повезло. Все еще никакой реакции. – Она шлепнула меня по рукам. – Эй, ты что у нас, доктор?

– Специалист по средствам для тела…

– Противный! Мы с Норой договорились встретиться в восемь. Сможем попасть в «Вики»?

Я пожал плечами.

– Вряд ли.

– Но ты ведь сам говорил, Макс у тебя в долгу… – Она осеклась, вновь поймав мой плотоядный взгляд. – О, ладно.

– Ты о чем?

Она покачала головой и ухмыльнулась.

– После двух предыдущих ночей грех не воспользоваться таким случаем.

– Вот именно. – Я наклонился и поцеловал ее.

А когда она все же отстранилась и подняла на меня свои огромные карие глаза, все это непутевое утро растаяло без следа.

– Ты опоздаешь, – прошептала она.

Но всем телом уже стремилась ко мне и по рукам меня больше не шлепала.

Лето в Нью-Йорке – одно из самых моих нелюбимых времен года. Жара опускается между домами и душит все живое, а воздух просто… останавливается. И везде вонь. От пластика, плавящегося на раскаленном бетоне; от горящего мусора; от засохшей мочи, которая обретает второе дыхание, когда кто-нибудь сливает воду в сточную канаву; да просто от стольких людей, сбившихся в одном месте. Словно все эти небоскребы – потные алкаши, которые стоят здесь, измученные после вчерашней попойки, и сочатся следами того, что они накануне вытворяли. Моя астма от всего этого просто дуреет. Бывают дни, когда по дороге на работу приходится по три раза прикладываться к ингалятору.

Пожалуй, только одно хорошо летом – что это не весна, а потому на голову по крайней мере не капает мерзло-слякотный бетонный дождь.

Я пошел напрямик, через парк, чтобы дать легким отдохнуть от вони, однако и здесь было ненамного лучше. Жара еще только нарастала, но вид у деревьев был уже запыленный и усталый, все листья на них пожухли, а на газоне, там, где трава сдалась под натиском лета, виднелись здоровенные коричневые проплешины – как на спине у старого облезлого пса.

Троги были тут как тут: валялись на траве, купаясь в пыли и солнечных лучах, наслаждаясь очередным теплым деньком и бездельем. В такую погоду их всегда полно. Я остановился, чтобы посмотреть, как они резвятся – мохнатые, рогатые и абсолютно беззаботные.

Когда-то давно было организовано движение, требовавшее избавиться от них или, по крайней мере, стерилизовать, но мэр выступил против, сказав, что у трогов тоже имеются кое-какие права. В конце концов, все они чьи-то дети, пусть даже никто этого не признает. Он даже распорядился, чтобы полицейские не били их сильно, чем вызвал настоящую бурю в бульварной прессе. Таблоиды наперебой кричали, что у мэра внебрачный ребенок-трог где-то в Коннектикуте. Но через несколько лет люди привыкли к трогам, а таблоиды обанкротились, так что мэр теперь мог не беспокоиться по поводу слухов о его внебрачных детях.

Сейчас троги – всего лишь часть городского пейзажа. По всему парку шатаются эти человекообезьяны с приплюснутыми лицами, круглыми желтыми глазами, большими розовыми языками и такой жидкой шерстью, что в природе им ни за что не выжить. Когда приходят холода, они или замерзают целыми пачками, или перебираются в теплые края. Но с каждым летом их становится все больше.

Когда мы с Мэгги решили завести ребенка, мне приснился кошмар, что у нее родился трог. Сразу после родов, вся взмокшая и запыхавшаяся, она держала его на руках и, улыбаясь, повторяла: «Ну разве не прелесть? Ну разве он не прелесть?» – а потом передала младенца мне. Но страшно было вовсе не то, что это трог. Страшно было, когда я пытался придумать, как я на работе буду объяснять, почему он живет у нас. Ведь я любил это маленькое существо с приплюснутым личиком. Наверное, это и означает быть родителем.

Сон так меня напугал, что целый месяц у меня ничего не получалось. Мэгги меня из-за этого прямо извела.

Один из трогов подобрался ко мне. Он или она (а как назвать существо и с сиськами, и с сарделькой между ног) строил мне рожицы и чмокал губами, изображая поцелуй. Я лишь улыбнулся в ответ и покачал головой. Наверное, это все же был «он» – судя по волосатой спине, а еще по тому, что, в отличие от других трогов с тоненькими сосисками, у этого сарделька была ого-го. Трог воспринял отказ очень спокойно. Просто улыбнулся и пожал плечами. Вот это в трогах подкупает: они могут быть глупее хомячков, зато удивительно добродушны. Нет, серьезно, они приятнее большинства людей, с которыми я работаю. И гораздо приятнее тех, с кем приходится встречаться в метро.

Трог побрел прочь, ощупывая себя и похрюкивая, а я двинулся дальше. Дойдя до противоположной стороны парка, я прошагал пару кварталов по улице Свободы, а затем спустился по лестнице на управляющую подстанцию. Когда я открыл ключом входную дверь, Чи уже ждал меня на пороге.