Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6535 ( № 49 2015) Страница 6

Надо сказать, что в этом направлении достигнут большой прогресс, что техника измышлённого искусства стала необыкновенно высока. Очень развились и техника, и умение измыслить всё: измышлённое искусство, измышлённые чувства, измышлённое положение, измышлённые состояния...

Для этого состояния человека придумано бесконечное количество новых инструментов, новых музыкальных средств, именно исходя из мысли (разума, придумки, выдумки) проведена огромная экспериментальная работа, и тут действительно добились очень многого: люди применяют самые сложнейшие средства музыкальной выразительности. Тут и гамма уже мала стала и обязательно надо применять все двенадцать звучащих звуков, и даже их мало, обязательно надо применять ещё четвертитонные звуки.

Вот это искусство, которое презирает простоту, т.е. не то чтобы презирает, а без особенного уважения относится к простому, потому что измыслить простое как раз очень несложно. Простого искусства можно измыслить бесконечное количество и так просто, как писал Шуберт или, допустим, Гурилёв и Варламов, или Глинка.

Музыкантская среда полупрезрительно относится к Верди и Пуччини, не говоря уже о Леонкавалло, Масканьи. Между тем всё это – гениальные композиторы, гениальные художники, произведения которых не устарели и сохранили огромную силу воздействия. Опера Леонкавалло «Паяцы» относится к числу тех подлинно гениальных произведений, влияние которых было исключительно велико… Если взять нашу русскую художественную жизнь, то можно с несомненностью сказать, что воздействие этой оперы ощущается в таких, например, произведениях, как драма Блока «Балаганчик», балет Бенуа и Стравинского «Петрушка».

Точно так же, как и воздействие «Кармен», отзвуки музыки Бизе чувствуются в русской живописи начала нашего века, например, у Коровина, Врубеля (его цыганки), у Рахманинова, а с другой стороны у Берга в «Воццеке». Только у Берга это доведено до пароксизма (в этом нет гениального). Это не народно. Разница между «Кармен» и «Воццеком», несомненно, в пользу первой.

Подлинно гениальное, подлинно великое не должно быть доведено до крайности. Оно сохраняет черты правдоподобия, оно как бы существует в жизни, оно увидено в жизни. Это не доведено до истеризма, до ужаса.

Выходит так, что истинно трагическое остаётся прекрасным. «Кармен», несмотря на весь трагизм своего содержания, несмотря на гигантскую силу своего воздействия, остаётся красивым произведением… Герои не кричат, не вопят, оркестр лишён какой-либо громоздкости, брутальности – классичен, строг. Он не надрывается. Музыка «Кармен» предельно проста.

Когда слушаешь «Катерину Измайлову», приходит в голову мысль о какой-то удивительной неправде этого произведения. Слушая эту музыку, совершенно нельзя представить себе тихую жизнь этого городишки – маленького, полусонного, с колокольным звоном по вечерам, городишки, где в сущности все люди знают друг друга, городишки, где вряд ли может возникнуть характер, обрисованный Шостаковичем, но где может прекрасно возникнуть злобный характер, описанный Лесковым, в тишине, сытости, праздности. Ибо героиня Лескова кротка от рождения, такой она родилась, а не стала благодаря обстоятельствам, только проявилась благодаря им.

В этой «уездной» драме неуместен и нелеп гигантский оркестр вагнеровского (экспрессионистского) типа. Его преувеличенные, грохочущие, ревущие звучности с обилием медных инструментов скорее подошли бы для изображения картинного, декоративного ада типа фресок Синьорелли или Микеланджело, или Доре, либо для выражения страстей какого-нибудь Воццека (человека ненормального, безумного, заведомо сумасшедшего). Но здесь всё заурядно, всё прагматично, всё обыденно, и вот в этой обыкновенности, в этой обыденности, неисключительности злодейство – и есть самое страшное.

Неумело и непоследовательно романтизировав свою героиню, Шостакович отступил от правды характера, созданного Лесковым, хотя некоторые детали, например, преувеличенная сентиментальность, характерная для убийц, верно схвачены композитором.

Поистине ужасающее впечатление производит язык оперы, совершенно невозможно представить себе русских людей прошлого века, говорящих на столь чудовищном волапюке.

Вместе с каждым

Вместе с каждым

Литература / Муза Казахстана / Поверх барьеров

Канапьянов Бахытжан

Теги: Казахстан , культура , литература

Как не раз отмечалось, Год литературы в Российской Федерации является и годом великой художественной взаимосвязи двух братских народов и литератур – казахской и русской. Это чисто хронологическое совпадение имеет и свои исторические предпосылки. В ноябре прошлого года впервые в новом столетии в Москве собрались известные прозаики, поэты, критики, литературоведы двух стран – Казахстана и России.

Итогом расширенного круглого стола стало совместное решение об издании ежегодного литературного альманаха «Казахстан–Россия», о ежеквартальном выходе казахстанского приложения к «Литературной газете» и проведении ежегодного международного конкурса художественного перевода на русский и казахский языки лучших произведений поэзии и прозы. Всё это в определённой степени воплотилось в нашу реальную действительность, и в последний месяц уходящего года можно подвести предварительные итоги этого, я бы подчеркнул, возрождённого и необратимого литературного процесса. К тому же в октябре состоялась вторая встреча писателей двух стран, третья намечена на следующий год, в Центре восточной литературы Российской государственной библиотеки состоялась презентация литературного альманаха «Казахстан–Россия», был проведён международный конкурс переводчиков, а ежеквартальное приложение к «ЛГ» естественным образом выходит с переходом на следующий год.

Всё это и многое другое, чем творчески был насыщен уходящий год, можно объединить своеобразной формулой – «Вместе с каждым». Это же понятие в советский период отчасти означало и обезличивание, но мы все были «вместе». И зачастую теряли «каждого», если не считать больших литературных имён. А потому, не разрушая литературного наследия прошлого, мы должны дорожить этой формулой, дорожить во имя новых литературных имён и дарований. Потому что это будет уже не просто лес, а тот смешанный лес, где будет видно каждое древо со своими ветвями, со своими образами. Разумеется, если будем собираться и впредь, то начнём понимать друг друга через литературные образы и языки, познавать читателей и себя через изданные альманахи и книги, через встречи читательских аудиторий Евразии.

В год 70-летия Великой Победы хочу особо подчеркнуть, что почти в каждом номере «Литературной газеты» публиковались стихи и воспоминания легендарных ветеранов – поэтов и писателей России, Азербайджана, Армении, Белоруссии, Кыргызстана, Таджикистана…

А в литературной полосе поэтов военного времени Казахстана есть имена Жубана Молдагалиева, Сырбая Мауленова, Дмитрия Снегина, Леонида Кривощёкова, ныне здравствующего Музафара Алимбаева и великого Жамбыла Жабаева, потерявшего в годы военного лихолетья двух своих сыновей, погибших на поле битвы Великой Отечественной войны.

Писатель-фронтовик, классик казахской литературы Абдижамил Нурпеисов, специально для альманаха «Казахстан–Россия» написал эссе «Акшатау», которое открывает первый раздел альманаха.

Произведения Ивана Бунина, Анны Ахматовой, Арсения Тарковского, Василия Шукшина, Валентина Распутина, Юрия Казакова, Александра Кривицкого, Юрия Полякова, Сергея Мнацаканяна, Максима Замшева через новые переводы на казахский язык вышли к казахскому читателю, а произведения Мухтара Ауэзова, Касыма Аманжолова, Абиша Кекилбаева, Фаризы Онгарсыновой, Акылбека Шаяхмета, Айгуль Кемелбай через новые переводы пополнили серию переводной литературы на русском языке.

В Москве и Санкт-Петербурге во все времена была хорошая старая школа перевода. Это Лев Озеров, Всеволод Рождественский, Леонид Мартынов, Александр Межиров, Михаил Синельников, Сергей Мнацаканян. Вот как Леонид Мартынов делал поэтические переводы? Он брал за основу образ и уже по-своему строил стихотворение. Что драгоценнее для переводной поэзии? На мой взгляд, как для поэта, так и для переводчика дороже всё-таки метафора образа, – может быть, эти истины общеизвестны. Возможно, пришло время нового подхода: вот как мы переводим на русский, например, зарубежную, европейскую и восточную поэзию – чисто ритмический подстрочник, графоподстрочник, может быть, за этим будущее. А может, просто сотворять уже авторизованный перевод, но это заново написанное стихотворение, минующее стадию подстрочника. Это мои соображения, что исходят из опыта работы. Поэт сам должен определять коллегу-собрата по переводу. Поэт, который хочет стать читаемым в мире, определяет для себя и переводчика и выход в мир, например через Москву. А иногда и переводчик находит своего поэта. Примеры этому общеизвестны. Это и моё убеждение. И потому, создавая чисто литературное братство, без каких-либо пропагандистских суждений, нам надо налаживать творческие контакты, в первую очередь с Москвой и с Астаной. С регионами Казахстана и России.