Газета Завтра Газета - Газета Завтра 931 (38 2011) Страница 6

Соединенные Штаты и Великобритания сегодня активно поддерживают этот проект, сотрудничают с боевиками "Аль-Каиды", которым в Ливии доверена роль главной военной массовки "повстанцев". Но при этом их "борьба против терроризма" по-прежнему подаётся прежде всего как противостояние с "Аль-Каидой", лидеры которой, якобы, разыскиваются и уничтожаются по всему миру (чего стоит, например, спектакль с "убийством" бен Ладена).

Наш мир медленно втягивается в эпоху Большой Турбулентности, великих потрясений и войн. И опыт Ливийской Джамахирии пригодится всем нам.

Владимир Бушин -- Склочники во стане русских воинов

Окончание. Начало — в № 36

А на самом деле с Сухиничами дело было так. Наши войска освободили его в декабре 41-го. Но вскоре немцы захватили город снова. Управление и штаб 16-й армии Рокоссовского получили приказ принять в подчинение безуспешно действовавшие там дивизии 10-й армии, которой командовал помянутый выше генерал Ф.И.Голиков, и восстановить положение. Рокоссовский писал: "Мы пришли к выводу, что выгодно будет ввести противника в заблуждение — пусть думает, что к Сухиничам движется не только штаб, а вся 16-я армия! Она немцам была уже известна по минувшим боям под Москвой". Да, хорошо была известна по доблестному участию в разгроме замысла "Тайфун". И что решили? "Головному эшелону штаба 16-й армии — а он уже размещался в Мещовске — дали указание не стесняться в разговорах по радио. Почаще упоминать 16-ю армию, называть дивизии (которых у нас не было), фамилию командарма. Одним словом, шуметь в эфире побольше" (Солдатский долг. М., 1968. с.107). Как видим, речь шла не о приказах Рокоссовского, а о "разговорах по радио" работников штаба. А своё наводящее ужас имя генерал упомянул только в последнюю очередь. И что же в итоге? Утром 29 января наши войска изготовились для наступления на Сухиничи. Но вдруг из полка, стоявшего ближе других к городу, сообщили, что к ним прибежали несколько жителей и говорят, что немцы в панике покидают город, бегут. "По-видимому, дезинформация ввела-таки немцев в заблуждение, и они решили заблаговременно ретироваться" (там же). Вот такая отрадная история.

Что у Голенкова ещё во славу Рокоссовского и в посрамление Жукова? А вот: "Зима 1942-1943 гг. Командующий Донским фронтом Рокоссовский принимает Сталинградский фронт у Еременко. Проводит операцию "Кольцо" — окружение 300-тысячной армии фельдмаршала Паулюса". Здесь всё перепутано. Во-первых, план контрнаступления с окружением немцев и итальянцев — это не "Кольцо", а "Уран". В его разработке, естественно, большую роль сыграли Жуков как заместитель Верховного и Василевский как начальник Генштаба, а также генералы Н.Н.Воронов (артиллерия), А.А.Новиков и А.Е.Голованов (авиация), и Я.Н.Федоренко (танковые войска). Перед началом операции на фронт прибыл Г.К. Жуков. 4 ноября в районе 21-й армии Юго-Западного фронта он провёл совещание. "Вопросы перед командирами ставились интересные, смелые, — вспоминал Рокоссовский,— на совещании царила подлинно творческая обстановка. Превосходную эрудицию, широкую осведомлённость в обстановке проявил Г.К.Жуков" (там же, с.153-154).

Во-вторых, Рокоссовский принял Сталинградский фронт, который вскоре был переименован в Донской (а Юго-Восточный — в Сталинградский), и операцию по окружению провел не один Сталинградский фронт, а три фронта: Юго-Западный (Н.Ф.Ватутин), Донской (К.К.Рокоссовский) и Сталинградский (А.И.Еременко).

В-третьих, после окружения немцев Сталинградский фронт упраздняется, его войска передаются Донскому, который под командованием Рокоссовского и ликвидирует окруженную группировку в составе 22 дивизий и множества вспомогательных частей. Это и есть операция "Кольцо".

Плохо понимая, что пишет, Голенков радуется: "Фельдмаршал Паулюс, сдаваясь, сдаёт свой пистолет только Рокоссовскому". Ах, ах… Как опять красиво и многозначительно! Огнестрельное оружие, историк, "сдаваясь, сдают", точнее, у пленных его отбирают в первый же момент пленения. Неужели не приходит в голову мысль, что в состоянии отчаяния, в приступе стыда и позора после такого разгрома пленный может употребить своё табельное оружие против главных, конкретных, стоящих перед ним обидчиков? Известно же, например, по воспоминаниям шефа политической разведки Вальтера Шеленберга, что когда дела немцев стали уже совсем швах, Риббентроп вызвал его и сказал: "Надо убрать Сталина…Весь режим в России держится на способностях и искусстве одного этого человека… В беседе с фюрером я сказал, что готов пожертвовать собой ради Германии. Он одобрил мой замысел. Будет организована конференция, в работе которой примет участие Сталин. На этой конференции я должен убить его" (В.Шелленберг. Лабиринт. М., 1991. с.359). А кто мог поручиться, что Паулюс, автор плана "Барбаросса", или кто-то ещё из плененных в Сталинграде немецких генералов, — не такие же самоотверженно фанатичные натуры, как Риббентроп?

А тот, оказывается, тогда уже всё обдумал. "Он, конечно, понимал, — пишет Шелленберг, — что на конференции будет очень строгая охрана и вряд ли удастся пронести в зал заседаний гранату или пистолет, однако слышал, что моя техническая группа изготовляет пистолеты, внешне ничем не отличающиеся от вечной ручки. Из него можно стрелять крупнокалиберными пулями примерно на 6-7 метров. Эти пистолеты были сделаны столь искусно, что никто не мог догадаться об их действительном назначении.

— Мы, конечно, могли бы пронести такой пистолет в зал,— сказал Риббентроп. — И тогда всё, что от нас потребовалось бы, это иметь твердую руку…" Если дипломат считал, что рука у него не дрогнет, то уж боевой генерал, дошедший с боями до Волги, просто обязан был иметь именно такую руку. И Риббентропа терзал тогда только один вопрос: как заманить Сталина на конференцию?

Шелленберг рассказал о его замысле Гиммлеру. Тот вроде бы посмеялся, но вскоре "предложил свой план, очень напоминавший план Риббентропа". Речь шла о мощной мине размером с кулак в виде комка грязи, которую можно было взорвать по радио с расстояния до десяти километров. Вся проблема состояла в том, как эту мину присобачить к машине Сталина. И тут сыскались два наших пленных, готовых выполнить задание. Где, говорят, ваша чудо-мина? Давайте её, мы это дельце враз обтяпаем. Один стал уверять, что знаком с механиком из гаража Сталина. Да мы с ним, говорит, на Зацепе не раз в одной пивнушке радость жизни вкушали. Где ваша чудо-мина? Дайте я её за пазуху. Лады! Диверсантов забросили с самолёта "к тому месту, где, по данным агентов, находилась Ставка". Возможно, по этим данным, она находилась где-то в Брянских лесах по примеру "Волчьёго логова" Гитлера. А на самом деле — в Москве на улице Кирова, ныне решением Гав. Попова, ставшей Мясницкой.

"Они спрыгнули с парашютом и, насколько мы могли установить, — продолжал шеф разведки, — точно приземлились в заданном месте". Но после этого, увы, только их и видели. "Я не уверен, что они вообще попытались выполнить задание, — заканчивает Шелленберг. — Более вероятно, что очень скоро они были схвачены или сами сдались органам НКВД и рассказали о задании" (там же, с. 361). Это более чем вероятно. Но не исключено также, что, оказавшись на родной земле, эти русские умельцы на радостях поспешили в ту самую пивнушку на Зацепе и закатили пиршество, не шибко богатое по военному времени, но всё же на нём они поднимали тосты за здоровье Гиммлера и Риббентропа, давших им свободу, что, впрочем, не избавило первого от самодостаточной дозы крысиного яда, а второго — от хорошо намыленной пеньковой веревки. Что же касается ручки-пистолета, то, возможно, именно ею Кейтель подписал акт о безоговорочной капитуляции.

Однако нас несколько занесло, пора вернуться к Алексею Голенкову. Он пишет ещё и такое. "На приёме военачальников Сталинградской битвы Сталин всем жмёт руки, а Рокоссовского обнимает: "Спасибо, Константин Константинович". Феликс Чуев обожал такие эффекты: имя-отчество, объятья, лобзания, "Товарищ Сталин для меня святой!" и т.п. Но, во-первых, Сталин, как известно, называл по имени-отчеству только маршала Шапошникова — может быть, из уважения к тому, что он ещё в царское время был полковником Генштаба. А, во-вторых, когда и где был приём военачальников Сталинградской битвы?

Наконец, сам Рокоссовский рассказывал об этом вот что: "4 февраля (1943 года) по распоряжению Ставки меня и Воронова вызвали в Москву". Тут нелишне заметить, что в Сталинграде первый из них был генерал-лейтенантом, а второй — генерал-полковником артиллерии, но полученный ими 3 февраля перед отъездом в Москву приказ Сталина, в котором Верховный Главнокомандующий выражал благодарность войскам Донского фронта, адресовался уже маршалу артиллерии Воронову и генерал-полковнику Рокоссовскому.