Борис Бабочкин - В театре и кино Страница 60

изображение новых героев делают эту пьесу весьма интересным явлением в болгарской драматургии. Ряд серьезных моральных проблем ставит Орлин Василев в новой своей драме "Любовь".

Даже самый беглый перечень пьес, которыми располагал в те годы болгарский театр, говорил о том, что он находился накануне нового подъема. Театры получали новые пьесы, ставившие острые и важные вопросы современности.

Чем же характерен тот этап развития болгарского театра, который я наблюдал? Что представлял собой болгарский театр? Какими качествами и недостатками обладал он как художественный организм? В чем неповторимость его искусства, каковы особенности творчества его режиссеров, художников, артистов? Не будучи театральным критиком по профессии, но всегда интересуясь теоретическими проблемами театрального дела, я пытался найти ответы на эти вопросы в своей практической работе в болгарском театре.

Моя горячая симпатия к талантливому коллективу Софийского народного театра, моя признательность за часы подлинного творчества, которыми я обязан этому коллективу, ряд незабываемых впечатлений от годичного пребывания в Болгарии, которые навсегда останутся в моей памяти, я уверен, предохранят меня от поспешных выводов.

Я должен сказать, что за время моего пребывания в Софии многое в облике театра изменилось, многие мои первоначальные впечатления оказались ошибочными, но некоторые, наоборот, укрепились, подтвердились жизнью, и я могу говорить о них с уверенностью. Они касаются прежде всего вопросов исполнительского стиля, режиссуры и манеры актерской игры в театрах Болгарии. Оговариваюсь, что я имел возможность хорошо узнать только Софийский народный театр. Но посмотрев некоторые работы других театров (Пловдивского и Варненского, театра "Трудовой фронт", Театра молодежи в Софии и др.), я пришел к заключению, что они в основном едины в своем творческом методе, что тон и направление театрам Болгарии задает Софийский народный театр.

8 января 1951 года, через час после вылета из Бухареста, наш самолет покатился по бетонной дорожке Софийского аэродрома. К самолету быстро шла группа людей. Первые слова, услышанные мной, были сказаны на чистом русском языке:

- Мы хотели бы, чтобы вы считали болгарскую землю своей землей, товарищ Бабочкин. Добре дошли! - Это было сказано уже по-болгарски, но прозвучало знакомо и успокаивающе. Незнакомая дотоле София превращалась в осязаемую, реальную Софию (болгары делают ударение на первом слоге). Над городом стоял черный туман. Это обычное в дни короткой зимы явление несколько портит первое впечатление от красивого города.

- Ну, как в Москве? - спрашивал почти каждый мой новый знакомый, как будто бы сам он тоже только недавно приехал оттуда.

Автомобиль бежит по красивому Русскому бульвару, мимо памятника России-освободительнице, мимо здания Народного собрания, мимо белого мраморного мавзолея Г. Димитрова к классическому зданию Народного театра. Большой и удобный зал, так же как и фасад театра, окутан дымкой тумана. Великолепно техническое оборудование сцены. Ловлю себя на мысли, что в этом театре я обязан хорошо, только хорошо работать. Я вижу вокруг себя добрые лица, ловлю взгляды, полные любопытства и симпатии. Вокруг меня мои новые товарищи, и они мне сразу очень нравятся. И я замечаю, что первое волнение уже прошло.

- Когда начнем работать? - спрашиваю седого актера с добрыми голубыми глазами.

- Хоть сейчас, - серьезно отвечает мне Стефан Савов, заслуженный артист, один из виднейших актеров Болгарии.

По первым моим встречам, по первому знакомству с труппой я увидел, какой громадный интерес проявляют болгарские артисты к нашему советскому театру, как много ждут от советского режиссера. Самые разнообразные вопросы задавали мне со всех сторон: как распределяются у нас роли, можно ли делать заявки на роль, как работают в советском театре со вторым составом, каковы функции и права Художественного совета, ведется ли в наших театрах педагогическая работа с молодежью, сколько времени у нас репетируют пьесы и так далее, и тому подобное. Но над всеми этими практическими вопросами доминировал один - главный: как играть советского человека, что такое советский человек?

Спектакли, которые я увидел в Софийском народном театре, были все разные. Разные до того, что порой казалось, будто каждый вечер я сижу в другом театре. Были среди них и такие значительные спектакли, как "Сноха" А. Хаджи-Христова и "Голос Америки", и такие неровные, как "Под игом" И. Вазова, где на прекрасно разработанном бытовом фоне риторически и довольно условно звучала революционная линия пьесы, а между этими двумя линиями не было органической связи. Были такие достижения, как "Царская милость" К. Зидарова, и рядом такой беспомощный спектакль, как "Гимназисты" К. Тренева; хорошо слаженный "Московский характер" А. Софронова и небрежный, ошибочный по сценической трактовке "Разлом" Б. Лавренева. В некоторых спектаклях явно проскальзывали следы формализма. Я увидел, что актеры иногда как бы стесняются публицистических мест в пьесе и не хотят сильно направить их в зрительный зал.

По всему видно было, что театр располагает прекрасным составом артистов, которые, однако, не всегда работают в полную силу и, должно быть, еще не знают всех своих возможностей. Я понял, что самое важное и нужное для болгарских артистов сейчас - знакомство с учением Станиславского о сверхзадаче спектакля. И наряду с этим в своей режиссерской работе я стремился к тому, чтобы полнее раскрыть возможности труппы и использовать до конца прекрасную технику сцены Софийского народного театра.

* * *

Первой моей режиссерской работой была новая постановка "Разлома". После того как мы с болгарскими товарищами подробно разобрали спектакли текущего репертуара, руководство театра приняло решение спектакль "Гимназисты" с репертуара снять, а "Разлом" поставить заново на большой сцене, в новом составе и новом оформлении.

До этого времени труппа театра была разделена на два неравноценных и неполноценных состава: старики и

молодежь. Это разделение, снижавшее качество спектаклей и

вносившее ненужный антагонизм между молодыми и

стариками, было ликвидировано. Я получил возможность использовать в спектакле лучших актеров театра. У меня были опасения, что ведущие актеры могут быть недовольны их назначением на небольшие, хотя и важные роли. Опасения оказались напрасными. Все работали с большой

заинтересованностью. Заслуженные артисты Никола Попов в роли боцмана Еремеева, Никола Икономов в роли адмирала Милицына и Никола Балабанов в роли матроса-потемкинца показали высокое мастерство в работе над ролью. Отлично играли исполнители главных ролей: народная артистка Зорка Йорданова (Татьяна), Стефан Беликов (Годун), В. Дановская (Ксения), Пл. Чаров (Штубе), Ольга Кирчева и Ив. Сладкарова (мать), равно как и все остальные участники спектакля.

Оформление сделал художник Асен Попов, талантливый мастер, оказавшийся к тому же, на мое счастье, старым кронштадтцем. Сто студентов Государственного высшего театрального училища исполняли роли матросов крейсера "Заря".

"Разлом" прозвучал на сцене болгарского театра во всю свою революционную мощь. Содержание пьесы, ее политический смысл были верно поняты актерами, их взволнованность передавалась зрительному залу.

Вслед за "Разломом" началась работа над разрешением основной моей задачи - над воплощением на сцене образа героя болгарского народа Г. М. Димитрова. Пьеса Компанейца и Кронфельда "Лейпциг, 1933", несмотря на некоторые несовершенства, ценна тем, что правдиво показывает пламенного борца Георгия Димитрова в поединке с фашизмом. Руководители театра увлеклись возможностью поставить эту пьесу, но опасались, что бесспорного исполнителя роли Димитрова в труппе нет. Я остановил свой выбор на заслуженных артистах Аспарухе Темелкове и Стефане Савове.

Несмотря на большое расстояние между Софией и Москвой, авторы пьесы оперативно откликнулись на предложение о некоторых дополнениях и переделках. К началу репетиций у нас был готов ее окончательный вариант. Кинематографисты Болгарии предоставили в наше распоряжение три тысячи метров звуковой кинопленки - документальной записи основных моментов Лейпцигского процесса. Мы имели возможность слушать живые слова Г. М. Димитрова и его врагов. Мы получили полное представление о накаленной атмосфере поединка, в котором Димитров разгромил фашистский суд. Большую помощь оказали нам живые свидетели - участники процесса.

На репетиции "Лейпцига, 1933" съехались с разных концов Болгарии двадцать режиссеров, и репетиции стали одновременно семинаром по режиссуре.

Уже после премьеры спектакля исполнитель роли Г. Димитрова Аспарух Темелков опубликовал статью, в которой рассказал о своей работе над образом. Он писал об "адских муках и страданиях", через которые провел его режиссер в процессе подготовки роли. "Мне стало ясно, - писал он , - Б. А. хотел сказать мне, что я должен пройти через адские муки и страдания, через чистилище, где нужно было очиститься от всех своих закоренелых актерских штампов, освободиться от шаблонов, манерничанья и дешевого театрального пафоса".