Федор Раззаков - Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард Страница 60

А гастроли Высоцкого в Америке продолжаются. 20 января он дал два концерта: днем в Бостоне (в еврейском центре Темпл Охабей Шолом, 14.00), а вечером — в Нью-Джерси (в Хэмилтон Миддл Скул, 20.30). 21 января он выступил в Филадельфии (на Анрах Авеню, 20.30), а на следующий день — в Детройте (в Лазруп Хай Скул, 20.00). Присутствовавший на последнем концерте Л. Шмидт рассказывал: «Я пришел к нему за кулисы во время перерыва, и меня поразили его синие губы. Я к тому времени уже перенес инфаркт и знал, что означают такие губы». За день до этого Высоцкий и сам жаловался: «Что-то мотор пошаливает…».

У Высоцкого в те дни и в самом деле стало пошаливать сердце — сказывался не только ускоренный ритм гастролей, но и, видимо, психологическое напряжение от его тайной миссии, про которую знали немногие. Такого плотного соприкосновения одного дела с другим у Высоцкого еще не было.

23 января он дал концерт в Чикаго, на Норт Шеридан Роуд в 20.00. Вспоминает В. Азбель:

«Зал был переполнен. Высоцкий вышел, спел две-три песни, а потом внезапно ушел за кулисы. Не было его минут пятнадцать, люди не понимали, что происходит. Наконец, объявили, что концерта не будет, но тут вышел Высоцкий и сказал, что он продолжит концерт, но он хочет, чтобы деньги, полученные от продажи билетов, пошли в какой-то детский фонд. Потом он действительно пел, но как-то без желания, без души…».

Первоначально Высоцкий предполагал дать в США 10 концертов. Однако два из них не состоялись — в Торонто (его он даст в апреле этого же года) и в Балтиморе (туда Высоцкий не смог попасть из-за снежных заносов). Последний, восьмой по счету, концерт певец дал в Филадельфии 24 января.

На следующий день наш герой справил свой 41-й день рождения. В тот день он выступил с концертом в Лос-Анджелесе, в Файярфэкс Хай Скул в 20.00. Это было его последнее выступление в том американском турне. За него он заработал, согласно официальной информации, 35 000 долларов.

Тем временем, 26 января в 5-м творческом объединении «Мосфильма» состоялось обсуждение кинопроб для фильма Михаила Швейцера «Маленькие трагедии». Как мы помним, у Высоцкого там была главная роль — Дон Гуан. Для недоброжелателей нашего героя это был последний шанс «зарубить» распоясавшемуся актеру его роль-мечту. Ведь к тому времени стало очевидно, что Высоцкий вышел из-под контроля: обманув власти, уехал с гастролями в США, да еще имел наглость выступить на радиостанции «Голос Америки». Учитывая возмущение советского генконсульства в Нью-Йорке, которое бомбардировало Москву своими телеграммами по поводу возмутительного поведения Высоцкого, власти в Москве просто обязаны были наказать зарвавшегося артиста. Однако не наказали — даже пальцем не пошевелили. И это в разгар еще одного скандала с участием Высоцкого — с альманахом «Метрополь». Спрашивается, почему? Видимо, по той же причине, о которой мы неоднократно здесь упоминали: за неуязвимостью барда могла стоять Старая площадь и ее внешнеполитические задачи, для выполнения которых Высоцкий и мог быть отряжен в Америку. Поэтому была лишь имитация возмущения поведением артиста со стороны тех же дипломатов в США и не более того.

Высоцкий вернулся из Америки 27 января, чтобы успеть к дню рождения своей юной любовницы Оксаны Афанасьевой: два дня спустя ей исполнилось 19 лет. Но поскольку на родине у некоторых людей имелись к нему вопросы, он взялся за их разрешение, согласно придуманной заранее легенде. И 22 января из-под его пера рождается документ следующего содержания, адресованный руководству «Таганки»:

«22 января я должен был играть спектакль «Гамлет». Мною послана телеграмма из Парижа с просьбой разрешить мне задержаться на несколько дней, вернее, с сообщением о необходимости остаться до 26 января за рубежом, т. к. моя жена именно 22 января легла на трехдневное исследование в Нью-Йорке по поводу травмы, полученной ею на съемках. Я находился с нею там же и не мог оставить ее, не узнав результатов… (и эти слова Высоцкий адресует людям, которые прекрасно осведомлены о его любовном романе с юной прелестницей. — Авт.)».

Но «спектакль» на этом не заканчивается. Поскольку на «художества» Высоцкого в Америке должен был отреагировать КГБ (иначе было бы очень странно), он сообщает друзьям, что его вызвали в гостиницу «Белград» для дачи объяснений чекистам. И Высоцкий отправляется туда, прихватив с собой своего концертного администратора Валерия Янкловича. И уже тот после смерти Высоцкого поведает общественности о том, что же произошло на той встрече — естественно, ссылаясь на слова самого Высоцкого. Итак, вот этот рассказ.

В номере артиста встретили двое сотрудников «пятерки» — пятого Управления КГБ, курировавшего идеологию. Первое, о чем спросили гостя — как он решился без официального разрешения вылететь в США. Ответ последовал хорошо нам известный: дескать, жена там лечилась, а я ее сопровождал. А когда этот ответ чекистов не удовлетворил и они попытались приструнить артиста, тот неожиданно резко сказал: «Я сам знаю, что мне можно и что нельзя. И что вы можете мне сделать? Я всего достиг сам».

Следующей темой, которой коснулись чекисты, было участие Высоцкого в альманахе «Метрополь». Но артист и здесь нашел, что ответить: сказал, что готов обсуждать эту тему только в присутствии остальных участников альманаха. Тогда чекисты задали ему следующий вопрос, ради которого, как понял артист, его сюда и позвали: дескать, не он ли переправил оригинал альманаха в Америку? Уж больно, мол, подозрительное совпадение: Высоцкий приезжает в Штаты, и тут же издатель Карл Проффер заявляет о том, что у него имеется оригинал сборника, и что он немедленно готов приступить к изданию альманаха.

Высоцкий ответил честно: «Нет, не я. Это простое совпадение». И так уверенно это произнес, что у чекистов не осталось сомнений — не врет. Тогда последовал еще один вопрос: где деньги за американские концерты — как мы помним, Высоцкий заработал 35 тысяч долларов? Артист ответил вопросом на вопрос: «А вы знаете, сколько стоит лечение в Америке?». Больше вопросов ему не задавали. Вернее, автор этой книги о них ничего не знает.

А вот вам другой пример с другим известным в СССР и в мире человеком — вратарем хоккейного ЦСКА и сборной СССР Владиславом Третьяком. Один раз в этой книге я уже его вспоминал, сделаю это еще раз, благо в его жизни были случаи, похожие не те, что происходили и с Высоцким. Итак, в самом начале 80-х Третьяк снялся в рекламе на Западе и заработал за это 50 тысяч долларов — чуть больше, чем Высоцкий за нью-йоркские концерты. Так вот, почти всю эту сумму у Третьяка забрало его родное государство, оставив ему всего лишь несколько сот долларов. А ведь, напомним, Третьяк был любимчиком самого Брежнева, ходил под «крышей» Минобороны. Спрашивается: к кому же лучше относились советские верха в те годы — к полудиссиденту Высоцкому или олимпийскому чемпиону Третьяку? И за что, интересно, такие почести выпадали на долю Высоцкого? Может быть, за то, что на самом деле он должен был быть таковым в глазах широкой общественности, а для «верхов» он был очень полезным кадром? Ведь это нонсенс для советской системы — человек (Высоцкий) в открытую игнорирует ее законы, внаглую вертит на одном месте «верхи», а они с ним ничего не могут поделать. Ни Брежнев, ни Суслов, ни Андропов — никто. Прощают ему всяческие закидоны за рубежом, где советские граждане должны вести себя исключительно правильно, в противном случае, как пел сам Высоцкий, «Это, значит, не увижу я ни Риму, ни Парижу». Однако Высоцкий эти законы в открытую нарушает, да еще с неимоверной наглостью, как это было в Нью-Йорке. А его не могут даже приструнить, будто он — сын генерального секретаря ЦК КПСС или, на худой конец, министра иностранных дел. Ах да, забыли — он же всенародно любимый певец, за которого советский народ (сам Высоцкий иронично называл его «совейским») готов был лечь костьми, или, на худой конец, выйти на массовые демонстрации. Поэтому, якобы, власть предержащие и боялись трогать певца, чтобы не разжигать пламя народного бунта. Большего бреда, чем этот, представить себе невозможно.

Есть куда более правдоподобная «отмазка». Высоцкий — муж Марины Влади, влиятельного функционера ФКП. Но если признать эту «броню» Высоцкого, тогда стоит задаться вопросом: а что имели с этого советские «верхи»? Ведь если они прощали многочисленные грехи Высоцкому как мужу видного члена ФКП, значит, он (или она) должны были делать нечто такое важное для Москвы, что могло бы компенсировать их лояльность по отношению к грехам певца, как за рубежом, так и на родине. Так сказать, баш на баш. В противном случае надо было держать советских руководителей за полных идиотов, которые прощают Высоцкому его наглое поведение почти за бесплатно — только в обмен на его песни. Дескать, вы, Владимир Семенович, сочиняете такие отличные произведения, что мы просто не имеем права вас наказывать — рука не поднимается. При этом напомним, что песни Высоцкого любили далеко не все власть предержащие. Например, второй человек в Политбюро — Михаил Суслов, который отвечал, кстати, за всю советскую идеологию — эти песни терпеть не мог, считая их чрезвычайно вредными для общества. Но и этот всесильный человек ничего не мог поделать с бардом, у которого даже никакого официального звания не было. Почему? И снова повторимся: Высоцкий был именно полезным кадром для либерального крыла в советских верхах, того самого крыла, которое со второй половины 70-х фактически начало править страной, готовя ее к будущим либеральным реформам. Как говорится, либерал либералу глаз не выклюет. Кстати, эта поговорка актуальна и поныне.