Русская доля - Сергей Львович Григоров Страница 61

Пятого октября 1993 года, на следующий день после расстрела парламента страны, в газете «Известия» была напечатана статья в поддержку Ельцина. Вроде бы народ должен знать своих героев, но подписантов так много, что я приведу только те фамилии, увидев которые испытал настоящую душевную боль. Среди них следующие: Б. Ахмадулина, В. Быков, Б. Васильев, Д. Гранин, А. Дементьев, Б. Окуджава, А. Приставкин, Р. Рождественский.

Вот так-то. Сомневаюсь, что на подписантов оказывалось какое-либо сильное давление. Что они получили нечто существенное за свою подлость. Скорее всего, действовали они искренне, по зову души и велению сердца. Бог им судья.

Я не злопамятный, но, повторюсь, память у меня хорошая. И сейчас вместо «виноградную косточку в теплую землю зарою» или «возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке», мне слышится: «Хватит говорить. Пора научиться и действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу…»

В наши дни плебейские замашки образованных слоев в России уже не вызывают шок. Писали некоторые самопровозглашенные вожди русской интеллигенции в 2007 году многочисленные письма с нижайшей просьбой Путину согласиться идти на третий президентский срок – и ничего, это воспринимается как само собой разумеющееся.

Когда же начался надлом, разведший нас по разные стороны баррикад со своим государством?

Шкодливый, насквозь прогнивший режим Романовых не мог не пасть, и отречение Николая Второго от престола – закономерная, но малая народная победа. Тем более что дальше все пошло наперекосяк. Достойной замены царской власти не нашлось. Временное правительство опустило страну в такой либеральный хаос, что уже через полгода население мечтало об элементарном порядке. Октябрьский переворот в этой связи допустимо классифицировать как контрреволюцию. Причем бескровную и успешную – власть перешла к Советам по всей стране в считанные дни. Однако в течение нескольких недель на местах разобрались, что к чему. Терпеть диктат пришедшего к управлению убожества не было никаких сил – и Советы посыпались повсюду как карточные домики. Началась Гражданская война.

Троцкистско-ленинская группировка с самого начала сделала предельно высокую ставку: либо все, либо ничего. Никакой дележки властью. Об этом свидетельствует разгон Учредительного собрания по издевательской причине усталости караула и установление тотального, жесточайшего террора. Уничтожали всех, кто вызывал малейшее подозрение в лояльности к новой власти, провели бессмысленный расстрел царской семьи. Даже ближайших сподвижников, единоутробных братьев своих, эсеров, записали в злейшие враги.

Белые не сразу капитулировали перед большевиками. Драгоценное время было упущено. Пролитая кровь взывала к отмщению, всплыли в народной памяти лихие годы противодействия монголо-татарской силе. После этого никакие переговоры с попыткой взаимопонимания стали невозможны. Вернулись казалось бы прочно забытые идеологические установки на безусловную победу.

Говорят, что в Гражданской войне победили красные. Их агитация была доходчивей и проще. У них оказалось больше цинизма и ловкости. Они использовали все предоставлявшиеся шансы. Одних гулящих людей, не претендующих на звание народного вождя, провозгласили героями, и мы с замиранием сердца в детстве читали о Котовском и ему подобных. Других, к которым тянулся простой люд, вначале использовали на полную катушку, а затем объявили врагом революции – имя Махно стало нарицательным для разбойника.

В наше время стало модным утверждать, что белые проиграли якобы потому, что обладали какими-то идеалами, преступить которые они не могли. Но не может быть идеалом стремление сидеть на шее других. На самом деле все много проще: порожденцы длительной политики Романовых по пестованию благородного сословия, они имели мало общего с людьми, живущими своим трудом. Вспоминая есенинские строчки, можно сказать, что в белом стане царила родовая ненависть к простому народу.

Проиграли не только белые. По-настоящему побежденным оказался народ, который с садистским ожесточением душили со всех сторон. Искоренялись малейшие проявления недоумения и недовольства – вспомните хотя бы расправы над моряками Кронштадта и тамбовскими мужиками, а также повсеместные продразверстки и прочие, по сути военные мероприятия.

Белые подались в эмиграцию, а народу некуда деться, он остался на месте. Побежденным. Задавленным. Падшим духом. Внешне безропотным. Безмолвным. Не верящим ни в бога, ни в черта. При Сталине его еще долго запугивали усилением классовой борьбы и массовыми репрессиями. Затем удавка на народной шее стала ослабевать. Однако даже в момент распада Советского Союза самыми важными подразделениями Комитета государственной безопасности – прежнего ЧК, НКВД и так далее – продолжали считаться те, в чьи функциональные обязанности входила слежка за говорунами из народа.

Современное состояние

О теперешнем положении России пишут много. Кое-что сказано и выше. Поэтому здесь остановимся только на тех моментах, на которых по той или иной причине не принято заострять внимание.

Приостановка дальнейшего распада страны и стабилизация общественной жизни не сняли главной проблемы: как воспринималось государство врагом, так и осталось.

В приличном гражданском обществе все его члены стремятся в меру собственных сил поддерживать общественный порядок, с готовностью обращаются в полицию, в иные государственные структуры. А у нас? Ну разве что при стихийных бедствиях, а в иных случаях… да ни за что! Сообщить компетентным органам о беспорядках? Нет, лучше отвернуться и пройти мимо. «Стукачество» на Руси при царях и большевиках оценивалось как самое дно нравственного падения человека, предел аморальности, не имеющий оправданий ни при каких обстоятельствах. В наши дни ничего не изменилось. Согласны?

Скажите, с чем вообще у вас ассоциируется слово «государство»? С изредка транслирующимися по телевизору заседаниями правительства, показывающими крайнюю интеллектуальную убогость министров и их помощников? С работниками местных органов власти, одни из которых похожи на спившегося борова, вымогающего у кого миллион, у кого бутылку водки, а другие – холеные дамы бальзаковского возраста, сохранившие манеры девчоночек в коротких юбчоночках? С разгулом дедовщины в армии? С бесконечными оправданиями на бесовские наскоки из-за рубежа? С шумным провалом всякой новой кампании по реформированию народной жизни, будь то оплата проезда общественным транспортом или снабжение лекарствами по льготным ценам? С чем еще?

Лично я неоднократно являлся свидетелем разговоров по душам людей разных социальных групп на политические темы. В провинции, в русской глубинке концовка его, как правило, одинакова: эх, сбросил бы кто-нибудь на Кремль и на Думу атомную бомбу, кто-нибудь подытожит, чтоб сдуло мразь с нашей земли, – вот тогда мы зажили бы нормально, как обычные люди-человеки. Слышали ли вы что-нибудь похожее? Не вдаваясь в существо сказанного, радует уже то, что люди не боятся открыто высказываться. Начались, следовательно, некие подвижки общественного сознания.

И, тем не менее, до разрешения системного кризиса нашего общества еще ой как далеко. Кто бы что ни говорил,