Олег Матвейчев - Повелительное наклонение истории Страница 63

Теперь возьмем молодое поколение нашей страны, которое не воевало. Им рассказывают, какие молодцы были их отцы и деды. А читается: «не то что вы», «не то что нынешнее племя, богатыри — не вы!»… Был такой феномен, получивший название «детей победителей». Эти дети героев вырастали «забитыми по шляпку» своими харизматичными отцами. Одержимые «эдиповым комплексом», они тайно ненавидели жестких и властных отцов и хотели только одного: чтобы надоевшая ненавистная отцовская пропаганда уже когда-нибудь кончилась («Ой, опять фильм про войну… Давайте лучше посмотрим про ковбоев…»).

Именно «закомплексованные европейцы» и «сынки победителей» стали первыми жадными и благодарными читателями солженицынских книг. Это была сладкая месть отцам-победителям в СССР. А в Европе это была месть русским, которые единственные не легли под Гитлера, и теперь кичатся этим.

Книги Солженицына и вообще вся «холодная война» — не что иное как второй акт всемирной драмы (переводя на гегелевский язык: «этап отрицания»), И это отрицание доходит до самой страшной кульминации: антигерой фактически побеждает героя, тот лежит поверженный, а антигерой-злодей наслаждается тем, что делает наложницами жен и дочерей героя, грабит его имущество, оскверняет его святыни…

Развал СССР и есть такое унижение. Кто не придет в отчаяние от того, что стало с нашей страной, победившей зло полвека назад и спасшей мир? При этом антигерой, взять того же Солженицына как его воплощение, — просто глумливый предатель-дезертир-стукач, добродетельная маска которого шита белыми нитками и достаточно внимательного взгляда, чтобы увидеть его сущность. Антигерой и антисила-Америка, которая называла нас «империей зла», сама ведь и оказалась таковой «империей зла», как только ей дали волю. Она понаставила везде военных баз, поработила Европу. Она меняет власть в суверенных государствах, бомбит мирных жителей. Она убивает собственных граждан ради того, чтобы сделать всемирное шоу с разрушением небоскребов-«близнецов», лишь бы получить карт-бланш на установление нового мирового порядка. Это ведь то же самое, что и поджег фашистами собственного рейхстага, для того, чтобы был повод начать преследовать коммунистов в Германии. Новый американский фашизм в новом обличии устанавливается на планете…

Но вот что важно понять: это все только второй акт, только кульминация. Проиграна не «холодная война», проиграна битва, и впереди еще третий акт! Впереди еще «отрицание отрицания», впереди еще «утверждение утверждения»! Мы должны выиграть войну у мирового фашизма еще раз, мы должны выиграть ее в головах у всего человечества! И это должно произойти через разоблачение антигероев и негодяев, тем более, что эти негодяи только и созданы для того, чтобы их разоблачали.

Если бы Солженицын был настоящим героем-фронтовиком, настоящим «невинно пострадавшим от репрессий», действительно прошедшим через страшную каторгу, как Достоевский, если бы вся его дальнейшая жизнь была полна метаний, исканий, страданий, а не самопрезентаций и клеветнических выступлений, сопровождающихся овациями и гонорарами, то воевать с таким святым было бы невозможно. Это бы и означало, что наше дело неправое, раз такие люди выступили против него. Но если выступали законченные мерзавцы типа Солженицына, значит дело было правое, и значит, в основе, в фундаменте лежит добрый камень, без червоточин и трещин.

Когда пиарщики пишут сценарии и сами планируют нападки на себя, они специально подбирают на роль негодяев людей с явным или скрытым пороком: судимых, скандалистов, извращенцев, именно для того, чтобы потом показать, что все разоблачения из уст такого субъекта ничего не стоят.

Тут ничего придумывать не надо: Солженицын идеальный скандалист и прохвост. И он тем больше подходит для этой роли, чем лучше маскировался и чем выше забрался на поприще общественного признания. Чем выше залез — тем больнее падать. Перипетия в отношении к нему, а следовательно, и в отношении «дела всей его жизни», должна быть максимально крутой: пик признания должен смениться пиком падения в крутую и бездонную пропасть.

Если бы руководство СССР не было помешано на науке и технике, а больше внимания уделяло гуманитарному знанию, оно бы само придумало Солженицына, вело бы его по всем дорогам судьбы и, в конце концов, привело бы к великому и окончательному разоблачению. Для чего? Во-первых, для победы в «холодной войне»: будь Солженицын разоблачен уже в начале 1980-х, никакой перестройки бы не было, и вся история пошла бы иначе. Имеется в виду весь комплекс спецопераций «холодной войны», а не только роль Солженицына. Во-вторых, это надо было для того, чтобы показать драму в трех актах, а не в одном. Это надо для того, чтоб не повторить судьбу несчастных троянцев, которые выиграли войну с греками, потом бездарно бросили свою победу и о ней никто не узнал за 3000 лет.

Но если нечто появилось само собой и работает втемную, это получается более настоящим. Лучшего негодяя, чем тот «естественный Солженицын», который есть, не придумаешь. Будь он еще и педофилом, это был бы дурной тон и перебор. Мы должны быть благодарны ему за то, что он сделал сам всей своей судьбой, за свой счет (имеется в виду не денежный, а экзистенциальный) огромный подарок России — он сыграл большую роль во втором акте пьесы (возможно, без него и не состоялся бы этот акт). Он сделал так, что Россия находилась в «повестке дня» всю вторую половину XX века. Да, пусть с отрицательной стороны, но, как мы помним, отрицательные упоминания тоже важны. Наши остолопы, стоявшие у руля страны, проспали второй акт — Солженицын работал за них. Проблемы «мирового коммунизма» определяли всю мировую политику в течение послевоенного периода времени, весь мир также внимательно следил и за перестройкой, и за нашими бурными 1990-ми. Мы стали неинтересны только после 11 сентября, когда стала меняться мировая «повестка дня», в которой нам уже не было места.

Реально это означает, что мы всерьез утрачиваем мировое лидерство. Мы его еще имели даже в 1990-е хотя бы в качестве пугала, но сейчас на наш спектакль просто никто не смотрит, а это значительно хуже.

Победить еще раз!

Теперь нам вместе предстоит срежиссировать следующий акт драмы: еще раз поставить себя в «повестку дня», рассказав всему миру, как все было на самом деле и как нас оклеветали. А заодно напомнить о себе и своих великих заслугах. Это должен быть большой государственный проект, это третий акт той самой мировой войны. И мы не имеем права не участвовать в нем, как не могли отказаться наши деды. Они победили, и мы обязаны победить, если хотим быть достойными их подвига. Может, история и не знает сослагательного наклонения, но она знает повелительное! Вот наша историческая задача.

Это как если бы во время выборов мы помогли людям, потом подали на себя в суд от имени бомжа, а потом выиграли этот суд. Только, в отличие от такого спектакля, речь идет о всемирно-исторической драме, и мы должны выиграть исторический суд. Нелепо останавливаться на полпути, давать нашему же «историческому бомжу» выиграть против нас суд и снять нас с исторической дистанции. Прошел второй акт, но кульминация слишком затянулась. Она не может длиться долго, зрители просто перестанут смотреть.

Мы упускаем время, хотя оно не до конца упущено. Сейчас Европой, например, правят люди, которые знают, кто такой был Солженицын. Все, кто старше 40 лет, знают это. А если учесть, что Европа в принципе — это сборище стариков, то мы еще можем работать с половиной населения. В России возраст публики, которая знает Солженицына, больше 30 лет. С ней можно работать. Но через 10 лет будет поздно, особенно насчет Европы и остального мира. Может получиться так, что мы будем объяснять что-то про войну, про сталинские репрессии, про Солженицына, про «холодную войну», а нам в ответ будут говорить: «О чем вы?». Может получиться так, что мы будем иметь дело с людьми, которые не видели второго акта пьесы. Очень плохо, если люди увидели только первый акт, но еще хуже, если посмотрели только два акта. И полный аут, если они вообще не видели ни одного.

Самое страшное сейчас наша историческая дебилизация. Мы, вместо того, чтобы понять, что нам дан уникальный исторический шанс совершить перипетию мировой истории, сидим под впечатлением собственного поражения. Мы ведем себя не как главный герой, которому надо подняться и победить, а как зритель, который видит упавшего героя и думает, что фильм уже кончился и никакого «хэппи энда» не предусмотрено. Пораженчество господствует повсюду: «Мы проиграли «холодную войну», «Нам теперь ни за что не вернуть Украину», «Нам надо представить себя как самый пострадавший от тоталитаризма народ»…

На самом деле нет ни одного поражения, которое нельзя было бы превратить в преимущество и сделать основой успеха.