Отар Кушанашвили - Не один Страница 63

Она никого не расталкивала локтями и сохранила вот это местоимение «я», воспарила над безликим местоимением «мы» и явила миру то, как можно сохранить красоту. Красоту мысли и красоту, что немаловажно, как таковую. И в нее по-прежнему влюбляешься безоглядно. Браво!

Лучший актер года

Для того чтобы напомнить самим себе, что мы люди, мы имеем дело (а некоторые из нас даже дружат – например, я) с высоким искусством. Я представить себе не мог, что любимый мною за исполнение роли Шерлока Холмса в модернизированном варианте, хулиганском, античопорном, с опровержением всех канонов классического кино, «Шерлока Холмса», Бенедикт Камбербэтч – настолько большой актер, что когда говоришь про него «большой актер», имеешь в виду не только Шерлока Холмса, который нас молниеносно влюбил в себя и положил на лопатки, и не только «Шпион, выйди вон», где он в роли совершенно другого толка изумил нас, но в первую очередь теперь (я делюсь впечатлениями сразу после просмотра) его участие в фильме «Третья звезда».

Что это особенный фильм, говорить не приходится, потому что рассказываю я об этом в пятницу, когда нам нужно было только продержаться до вечера, а потом каким-нибудь образом так организовать пространство, чтобы полезное сочетать с приятным.

Я посмотрел «Третью звезду», у вас есть время, чтобы этот фильм найти. У вас же, в отличие от меня, староверца, пещерного ублюдка, человека, совершенно не дружащего с новациями, не такой контакт, как у меня, с высоким искусством, но есть контакт с технологиями: вы можете найти этот фильм в интернете.

Если вы не заплачете во время просмотра фильма «Третья звезда», значит, вы чернильная душа, канцелярская крыса, человек зашоренный, лишенный тонкой организации (она вовсе не обязательно должна быть такой тонкой, какой наделен я).

Камбербэтч играет парня, обреченного умереть, он болеет раком, и фильм начинается с заявления: «Мне 30, и это мой последний день рождения». Снят фильм неизвестным режиссером (я не кинокритик, и это мне совершенно не важно), важен сюжет.

Три друга, знающих его с детства, съезжаются к нему, в родительский дом, где не говорят об этом вслух, но все знают, что это прощальный вечер. Понятно, что это невозможно смотреть. А смотреть надо.

Его сестра, его родители, которые с трудом сдерживая слезы, изображают жизнерадостность, исповедальная интонация режиссера: он не перегибает палку, он не педалирует тему скорейшего летального исхода.

Этот фильм очень тонко говорит о том, что жизненными соками человек питается только в кругу своей семьи. И вот этот прощальный вечер с моим любимым теперь уже артистом в главной роли, эти паузы, когда он вспоминает, кого обидел, это подведение итогов – это фильм на грани фола, когда ты все ждешь, что герои начнут говорить пошлыми заученными фразами, когда вдруг станет необходимо показать, как герой бьется в судорогах и кричит «Я так ничего и не успел».

Он говорит это, но говорит без надрыва, без истерики, без паники, говорит голосом не парня, но мужа, который понимает, что можно было бы успеть, даже будучи в тисках непреоборимой хвори. Он говорит эти слова, у него скупая-скупая слезинка, его вытянутое лицо – как прижизненная, но уже посмертная маска. И я понемножку начинаю плакать, потом (благо никто этого не видел, потому что я при детях и при остальных гораздо более тупых очевидцах этого стараюсь не делать) я начинаю безудержно рыдать.

Представьте мои рыдания и прибавьте определение «безудержно». Потому что эти трое друзей в течение фильма нет-нет, да и дадут понять, что они не хотят его отпускать. А он дает понять, что он никуда и не хочет уходить, но так сложилось. И силы неоткуда брать, и какой бы ты ни был сильный, приходит осознание того, что в какой-то момент все это прервется.

В один из моментов, душераздирающих, ножом крутящих твое сердце и раздирающих его на куски, они несли его на руках, когда выехали на пленэр в последний раз, и потеряли его лекарство, которым он поддерживает истощенный организм. Потеряли в высокой траве, когда несли его втроем, поочередно и вместе. Он начинает задыхаться, они бегут искать это лекарство, обвиняя друг друга, вспоминая, кто из них более бездушный – это невозможно смотреть. Но необходимо.

Особенно вам, потому что у вас есть я, а я дружу с высоким искусством. У меня вся пятница занята борьбой с ветряными мельницами и со всеми, кто теперь улюлюкает при уходе Саакашвили из президентского кабинета. Я имею дело с такими ублюдками в течение целого дня, что этот фильм мне лично нужен, чтобы укрепить мое представление о жизни, о том, для чего она, жизнь, дарована. Но вам, которые имеют контакт с высоким искусством только в лице меня, надо посмотреть фильм, чтобы напомнить себе, что вы люди.

Даже до окончания года, до подведения официальных итогов, Бенедикт Камбербэтч – лучший актер года. Вне всякого сомнения. Не знаю, что должно случиться, чтобы я поменял свое мнение. Но уж точно не новый марш миллионов, которым называют прогулку по бульвару вдесятером, уж точно не очередная ссора Собчак с Канделаки, уж точно не Бидзина Иванишвили, которому нет дела ни до меня, ни до вас, и которому, я так понимаю, насрать и на Грузию тоже. Не это все.

Посмотрите в «Третьей звезде» на эту дружбу, из которой выпадает один компонент, где каждый все друг про друга знает, а самое главное – про одного, которого нужно было еще так сыграть со знанием дела. Я не знаю, откуда у молодого парня столько знаний об этом, но то, что он меня сделал сильнее – это факт. Заставил меня расплакаться – это факт номер два. А то я стал подозревать себя в нехорошем: что я перестал реагировать на что-то.

Нет, я не перестал. Значит, я родственник Камбербэтчу. Если хотите стать моими родственниками, идите и найдите «Третью звезду».

Одним сиянием меньше

Я всю ночь смотрел свихнувшийся телевизор, это убиенная (ее убили, это же ясно) моя приятельница Марина Голуб обеспечила мне проблему со сном.

Я вспоминал, тщетно пытаясь не плакать, как в прошлом году на съемках новогоднего выпуска «Девчат», где спасу не было от манерных артистов, от которых и требовалось-то – поздравить людей с наступающим, а они без конца выкобенивались и фыркали, то не так, это не по ним, усталой, от зари до зари снимавшейся Марине я во время летучего перерывчика преподнес чашку чая. Она обрадовалась чашке чая так, как будто выиграла в лотерею, я спросил у Великолепной, не хочет ли она призвать чертей, чтобы черти те, сатанята шершавые, забрали с собой своих сродников-артистов, мнящих о себе невесть что и срывающих съемки.

Она совершенно серьезно ответила, что хочет, и при этом особенно зарвавшихся хочет перед расставанием попытать бормашиной. Сказав это с самым серьезным видом, она расхохоталась. «Это же дети» – сказала. «Капризные, невыносимые, но прекрасные» (среди детей были замечены Цискаридзе и Королева с Тарзаном).

Пауза из-за одного из «детей» все длилась, и я по своему обыкновению терзал ее вопросами. Например, чему ее научило сумасшедшее ремесло ее, она ответила, что: думать, не стесняться быть клоуном, не отступать.

Всякий раз, когда я встречал Марину, она всегда казалась мне идеалисткой, причем этот идеализм носил какой-то опереточный, вакхический характер, в каковом идеализме часто упрекают меня, но мне легче, я всегда прошу списать его на похмельную трепетность.

Жизнь многих звезд, почти всех, кого я знаю, это мыльная опера, замаскированная под психологическую драму. А Марина даже драму могла перекодировать в мыльную оперу, потому что не стеснялась быть клоуном, что и доказала тут же, когда съемка возобновилась.

Ожидая очереди, я стоял за оператором, грузным, в летах, и я слышал, как режиссер поставил ему на вид, ты чего, мол, крупным планом одну Голуб показываешь? Оператор тихо огрызнулся: «А больше некого потому что».

Я знаю, что он имел в виду.

Прощай, Марина, прости.

«Неудержимые 2» и другие старички

Естественные люди – красивые люди. Взять хотя бы меня. Шутка. Ричард Гир естественно, красиво стареет. Он сыграл в фильме «Порочная страсть», который не устроил неестественных и некрасивых российских критиков тем, что Ричард Гир в нем слишком спокоен, хотя играет роль человека, империя которого вот-вот рухнет из-за финансового кризиса.

Российские кинокритики, глядя на естественного актера Ричарда Гира, на которого я равняюсь, ничего страшного в старении не видя, не понимают, что не в каждой роли нужно быть истериком. Можно вот так, по-мужски, переживать драмы.

Очень крепкий фильм «Порочная страсть» в оригинале называется «Арбитраж», но нам же нужно в Саранске заманить пьяную пару, которая будет совокупляться на заднем ряду. А напишешь «Арбитраж» – они в зал не пойдут. Ричарда Гира они не знают, знают только Нюшу и Тимати, поэтому их надо завлечь названием «Порочная страсть».

Ничего порочного там нет, если только за порок не брать неуемную жадность людей даже не до жизни, а до денег, и не понимать под пороком вот этот дуализм: и на х** не сесть, и рыбку съесть.