Сергей Кремлёв - СССР — Империя Добра Страница 67

— Может, мне и не стоило выступать, может, я тут и работать больше не буду, но надоело. Говорят: «Слуга народа, слуга народа…» Да какой же он слуга народа, когда мы все у него слуги…

В зале повисла тишина, а женщина ещё что-то говорила в этой тишине, но скоро умолкла и ушла в зал. Председательствующий вынужден был начать наконец голосование. Оно было открытым, но в поддержку вроде бы всё ещё всесильного начальника из трёх сотен сидящих руку не поднял и десяток. Такова заразительная сила правды…

Но ведь не только сам поступок уставшей от вранья женщины мог быть возможен лишь во вполне определённой общественной атмосфере, но и подобная реакция зала могла стать возможной лишь во вполне определённой общественной атмосфере. Тогда средний возраст сидевших в зале был где-то лет около тридцати пяти — сорока, то есть это были ещё воспитанники эпохи Сталина, пусть и надломленные хрущёвскими годами и не очень-то ободрённые начавшимися брежневскими годами, но выросшие в Советской Вселенной. И когда наступил момент истины, они не подкачали. А взяточник и самодур вскоре вылетел и из партии, и из руководящего кресла.

Через десять лет подобное было уже невозможно, и ещё более невозможным это стало ещё через десяток лет — во времена, точно названные катастройкой. «Смелость» шахтёров, под телекамерами стучащих касками в 1990 году, объяснялась не социальной смелостью и активностью, а нарастающей социальной распущенностью и безответственностью в сочетании с социальной наивностью.

Народ тогда уже не верил Власти и во Власть, а горбачёвской «власти» народ был не нужен и чужд.

Зато в советской Стране Добра эта уверенность присутствовала, потому что Высшая Власть жила тогда интересами этой страны и, значит, жила интересами её народов. И пока эта уверенность в жизни страны присутствовала, Советская Страна Добра развивалась и жила.

Я приведу, пожалуй, и третью цитату из заключительного слова Сталина на Пленуме ЦК ВКП(б) 5 марта 1937 года:

«У древних греков в системе их мифологии был один знаменитый герой, который считался непобедимым, — Антей… В чём состояла его сила? Она состояла в том, что, когда ему в борьбе с противником приходилось туго, он прикасался к земле, к своей матери, которая его родила и вскормила, и получал новые силы… Но его победил Геркулес. Как? Он его оторвал от земли, подняв в воздух, и задушил в воздухе, оторвал от матери, породившей и вскормившей его.

Я думаю, что наши большевистские руководители <…> должны быть похожи на Антея, <…> их сила состоит в том, что они не хотят разрывать связи, ослаблять связи со своей матерью, которая их родила и вскормила, — с массами, с народом… Все они — большевики — сыны народа, и они будут непобедимы только в том случае, если они не дадут никому оторвать себя от земли и потерять тем самым возможность <…> получать новые силы…

Без этого — отрыв от масс, без этого — бюрократическое окостенение, гибель…»

Требуются ли здесь комментарии?

Думаю, нет… Я лишь сообщу читателю в качестве иллюстрации одну деталь, на первый взгляд не относящуюся к сказанному выше, а в действительности прямо с ним связанную: первый ежегодный сборник Академии наук СССР «Наука и человечество» — хорошо изданный, капитальный — вышел в свет в 1962 году и издавался год за годом. Последний его выпуск пришёлся на 1991 год.

Что ж, это было вполне логично — начиная со следующего года наука в «Россиянии» начала лишь гибнуть и рассыпаться.

ЧИТАТЕЛЮ уже знакома «Книга для родителей» Антона Семёновича Макаренко. В её конце он написал:

«Над человеком шефствуют законы человеческого общества, а не только законы природы. Законы социальной жизни обладают гораздо большей точностью, <…> большей логикой, чем законы природы. Но они предъявляют к человеку гораздо более суровые требования дисциплины, чем мать-природа, и за пренебрежение этой дисциплиной наказывают очень строго…»

Что ж, верно. Нельзя быть человеком и жить «абы как»… Как-то мне попалась на глаза высказанная кем-то мысль о том, что быть человеком — это тоже профессия, и тот, кто уважает и любит свою профессию, должен совершенствоваться в ней всю жизнь.

А далее Макаренко размышлял:

«Может быть, все провалы воспитания можно свести к одной формуле: „воспитание жадности“. Постоянное, неугомонное, тревожное, подозрительное стремление потребить способно выражаться в самых разнообразных формах, часто вовсе не отвратительных по внешнему виду… Если бы ничего, кроме этого стремления, не было, социальная жизнь, человеческая культура были бы невозможны. Но рядом с этим стремлением развивается и растёт знание жизни и, прежде всего, знание о пределах жадности…»

И это — глубокая мысль. Принцип социализма, основополагающий принцип Советской Вселенной можно сформулировать и так: «Никогда не делай никому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе». Истинно свободным делает человека самоограничение — не по типу: «А виноград-то зелен», а сознательное, осознанное как условие бытия тебя как человека.

А теперь я дам последнюю, очень обширную цитату из книги Макаренко… Обширную и потому, что она хороша, и потому, что она — из книги, опубликованной как раз в том 1937 году, который «демократы» всех оттенков грязи пытаются представить как время торжества ужаса и насилия. А подлинным эпиграфом к 1937 году вполне могут быть эти вот слова великого нашего гуманиста и педагога:

«Мораль буржуазного мира — это мораль жадности, приспособленной к жадности… В самом человеческом желании нет жадности. Если человек пришёл из дымного города в сосновый лес и дышит в нём счастливой полной грудью, никто никогда не будет его обвинять в том, что он слишком жадно потребляет кислород. Жадность начинается там, где потребность одного человека сталкивается с потребностью другого, где радость или удовлетворение нужно отнять у соседа силой, хитростью или воровством.

В нашу программу не входят ни отказ от желаний, ни голодное одиночество…

Мы живём на вершине величайшего перевала истории, в наши дни начинается новый строй человеческих отношений, новая нравственность и новое право, основанием для которых является победившая идея человеческой солидарности… Агрессивное тыкание локтями в наше время есть действие не столько даже безнравственное, сколько глупое.

В социалистическом обществе, построенном на разумной идее солидарности, нравственный поступок есть в то же время и самый умный…

<…>

Коммунистическая мораль <…> не может быть моралью воздержания. Требуя от личности ликвидации жадности, уважения к интересам и жизни товарища, коммунистическая мораль требует солидарного поведения и во всех остальных случаях. <…> Жизнь есть борьба за каждый завтрашний день, борьба с природой, с темнотой, с невежеством, с зоологическим атавизмом <…> жизнь — это борьба за освоение неисчерпаемых сил земли и неба. Успехи этой борьбы будут прямо пропорциональны величине человеческой солидарности.

Только двадцать лет прожили мы в этой нравственной атмосфере, а сколько уже мы пережили великих сдвигов в самочувствии людей».

Макаренко написал это в 1937 году, а в 1960 году четыре обычных советских парня подтвердили правоту его слов своей 49-дневной «одиссеей» в Тихом океане. И это ведь были действительно обычные, не выдающиеся советские люди. Да, именем Асхата Зиганшина в его родной Сызрани назвали улицу, он выступал на XIV съезде комсомола, познакомился там с Гагариным, позднее окончил Ломоносовское училище ВМФ и пошёл служить в аварийно-спасательную службу Ленинградской военно-морской базы, где служит до сих пор. Крючковский живёт в Киеве, 37 лет проработав на судостроительном заводе «Ленинская кузня». Поплавский и Федотов умерли в 2000 году.

Все они после своего триумфа в 1960 году жили честно и достойно, но это была всё-таки вполне обычная жизнь рядового жителя Советской Вселенной. Однако то, что на такие высоты духа в этой Вселенной оказались способны простые люди, ею воспитанные, говорит само за себя! И могло ли это не ужасать все силы Мирового Зла?

Нет, мир жадного Зла, конечно же, не мог примириться с существованием рядом с собой Мира щедрого Добра. Это Добро может признать факт существования в мире Зла как выражение несовершенства мира и наших знаний о мироздании, как выражение конечности человеческого бытия. Признав этот факт, Добро стремится сузить зону действия Зла и ослабить его влияние на мир, расширяя зону действия Добра и усиливая Добро. Недаром булгаковский Воланд вопрошал Левия Матвея: «Что бы делало твоё Добро без моего Зла?»

Но может ли примириться с Добром Зло?

Никогда!

Макаренко писал:

«В старом мире моральная высота была уделом редких подвижников… В социалистическом обществе нравственное требование предъявляется всем людям и всеми должно выполняться. У нас нет парадных норм святости, и наши нравственные достижения выражаются в поведении масс».