Виктор Гюго - Том 15. Дела и речи Страница 68

А сейчас они веселятся на банкете в огромном зале. Вот они — победители, упоенные удачей, всемогущие; у каждого на голове корона, лавровый венок вокруг чела; это роскошный свадебный пир. Здесь сочетаются браком монархия и бандитизм, королевская власть и убийство из-за угла, божественное право и лживая присяга, все то, что они именуют августейшим, со всем тем, что мы называем гнусным; отвратительный и пышный союз; у подножья их тронов гремят фанфары; все измены и все подлости поют свадебную песнь. Да, деспоты торжествуют; да, деспоты ликуют; да, они и их приспешники, они и их сообщники, они и их придворные угодники, они и их придворные угодницы — все они горды, счастливы, довольны, сыты, раскормлены, все кичатся своей мишурной славой, — но что все это перед лицом извечной справедливости? Угнетенные народы, час возмездия близок! Присмотритесь к этому празднеству поближе: горят все лампионы и все люстры, неумолчно гремит оркестр, везде блестит золото, сверкают брильянты, колышутся плюмажи; холуи в парадных мундирах, холуи в сутанах, холуи в судейских мантиях простираются ниц; монархи, облаченные в пурпур, хохочут и поздравляют друг друга; но говорю вам — час пробьет; уже в глубине зала сгущается мрак, и — вы видите? — из этого грозного мрака позади пиршественных столов встает Революция, вся израненная, но живая, с печатью на устах, но страшная, и неотрывно глядит на вас, народы! Она простирает вперед свои окровавленные руки и грозно колышет над головами пирующих священные лоскуты — обрывки саванов погибших борцов!

ВОСТОЧНАЯ ВОЙНА

29 ноября 1854 года

Изгнанники!

Славная годовщина, которую мы празднуем сегодня, воскрешает в наших сердцах память о Польше; положение в Европе заставляет нас думать о ней в связи с современными событиями.

В каком смысле? Попытаюсь сказать вам об этом.

Но сперва рассмотрим это положение.

При той остроте, которую оно приобрело сейчас, и перед лицом предстоящих решающих событий необходимо точно установить факты.

Прежде всего покончим с неким заблуждением, почти всеобщим.

Благодаря темной пелене, которую французское правительство коварно набросило на возникновение этого дела, а английское правительство услужливо сгустило, сейчас в Англии, как и во Франции, зачинщиком Восточной войны, великого бедствия, постигшего весь континент, обычно объявляют императора Николая. Это ошибка. Восточная война — преступление, но в этом преступлении повинен отнюдь не Николай; у него их и без того хватает. Восстановим истину.

Выводы сделаем потом.

Граждане! Второго декабря 1851 года — ведь нужно всегда обращаться к этой дате, и покуда господин Бонапарт у власти, все события неизменно будут возникать из этого ужасного источника и все события, каковы бы они ни были, будут пропитаны его ядом и, следовательно, пагубны, отравлены, тлетворны, — итак, второго декабря господин Бонапарт сделал то, что всем вам известно. Он совершил преступление, воздвиг на нем трон и уселся на этот трон. Шиндерханнес объявил себя Кесарем; но Кесарю нужен Петр. Когда становишься императором, согласие народа не много значит; важно другое — согласие папы. Быть клятвопреступником, изменником, убийцей — еще не все: нужно вдобавок быть помазанным на царство. Бонапарт Великий был коронован папой. Бонапарт Малый захотел того же.

Весь вопрос был в том, согласится ли папа.

Императорского адъютанта, некоего де Котта, человека, вхожего в церковные круги, послали к Антонелли, этому Консальви нашего времени. Адъютант не достиг большого успеха. Пий VII освятил миропомазанием Маренго; Пий IX не решался освятить им бульвар Монмартр. Смешать с этой кровью и грязью древнее римское миро — дело серьезное. Папа состроил брезгливую мину; Бонапарт в затруднении. Что делать? К чему прибегнуть, чтобы уломать Пия IX? Как улещают девку? Как улещают папу? Подносят подарок. Вот как делается история.

Изгнанник Бьянки. Вот каковы нравы церкви!

Виктор Гюго (прерывая свою речь). Вы правы. Давно уже Иеремия крикнул Иерусалиму, давно уже Лютер крикнул Риму: «Блудница!» (Продолжает свою речь.) Итак, господин Бонапарт решил сделать подарок господину Мастаи.

Какой подарок?

В этом — разгадка всей авантюры.

Граждане, в настоящее время мы имеем двух пап — папу католического и папу православного. Православный папа, именуемый также царем, давит на султана мощью всей Российской империи. Но властвуя над Иудеей, султан тем самым владеет гробом господним. Обратите внимание на это обстоятельство. На протяжении столетий обе церкви, православная и католическая, стремятся получить свободный доступ к этому гробу, чтобы совершать там богослужение, но не рядом, в братском согласии, а на основе вытеснения одного вероисповедания другим: либо православных — латинянами, либо латинян — православными. Перед лицом этих противоположных домогательств — какую позицию занимал ислам? Он поддерживал равновесие между враждующими сторонами, то есть держал врата закрытыми и не давал доступа к гробу господню ни православному кресту, ни католическому, ни Москве, ни Риму. Великое огорчение, особенно для римского папы, притязающего на главенство. Следовательно, рассматривая вопрос в принципе и независимо от личности господина Бонапарта, какой подарок нужно сделать папе римскому, чтобы убедить его помазать на царство и короновать первого попавшегося бандита? Задайте этот вопрос Макьявелли, он ответит: «Нет ничего проще. Склонить иерусалимские весы в сторону Рима, положить конец унизительному равенству православного и католического креста у гроба господня, дать западной церкви попрать восточную, открыть святые врата для одной и закрыть их для другой, унизить православного папу, словом — дать ключ от гроба господня папе римскому».

Вот что ответил бы Макьявелли. Вот что сообразил господин Бонапарт. Вот что он сделал. Вы помните — это называлось спором о святых местах.

Завязали интригу. Сначала втайне. Константинопольский агент господина Бонапарта, де Лавалетт, явился к султану и от имени своего повелителя потребовал, чтобы ключ от гроба господня был вручен папе римскому. Слабовольный султан, смущенный этим требованием, терзаемый опасением, что гибель ислама близка, метался из стороны в сторону, страшась Николая, страшась Бонапарта, не зная, какого императора слушаться; в конце концов он не устоял и отдал ключ. Бонапарт поблагодарил, Николай рассердился. Православный папа послал в сераль своего полномочного легата Меншикова, который явился туда с хлыстом в руке. В возмещение за ключ, отданный господину Бонапарту для папы римского, он потребовал нечто более существенное — уступки султаном едва ли не всей оставшейся ему суверенной власти. Султан ответил отказом. Франция и Англия поддержали его. Остальное вы знаете. Вспыхнула Восточная война.

Вот факты.

Воздадим кесарю кесарево, и пусть не достанется Николаю то, что принадлежит Второму декабря. Все произошло из-за того, что Бонапарт непременно хотел быть помазанным на царство. Отсюда все дальнейшее — и тяжба о святых местах и спор о ключе.

Результаты этого спора налицо.

Сейчас в Малой Азии, на Аландских островах, на Дунае, на Черной речке, на Белом и Черном морях, на севере и на юге города, еще несколько месяцев назад процветавшие, обращаются в пепел и прах.

Сейчас сожжен Синоп, сожжен Бомарзунд, сожжена Силистрия, сожжена Варна, сожжена Кола, пылает Севастополь. Сейчас французы, англичане, турки, русские — тысячами, а скоро их будут сотни тысяч — убивают друг друга на востоке, среди дымящихся развалин. Араб приходит с Нила затем, чтобы его убил татарин, пришедший с Волги; казак приходит из степей затем, чтобы его убил шотландец, пришедший с гор. Батареи одних громят батареи других, пороховые погреба взлетают на воздух, рушатся бастионы, обваливаются редуты, пушечные ядра пробивают суда; в траншеях — солдаты под градом бомб, на бивуаках — под ливнями. Вместе с картечью тиф, чума и холера косят осаждающих и осажденных, поражают лагери, флоты, гарнизоны, город, где терпит смертную муку гражданское население — старики, женщины, дети. Снаряды сыплются на госпитали. В одном из госпиталей вспыхивает пожар, и бюллетень сообщает, что две тысячи раненых «сгорели заживо». Бури тоже делают свое дело, благо сейчас их время. Турецкий фрегат «Багира» гибнет в пути, двухпалубный египетский корабль «Абад-и-Джихад» с экипажем в семьсот человек тонет неподалеку от Энияды, порывы ветра сносят мачты кораблей, неприятель пускает ко дну винтовой пароход «Принц», фрегат «Нимфа морей» и еще четыре военных корабля. «Сан-Парейль», «Самсон», «Агамемнон» во время шторма разбиваются о подводные камни. «Ретрибюшен» спасается тем, что пушки сбрасывают в море; вооруженный ста орудиями «Генрих IV» гибнет вблизи Евпатории; вестовое судно «Плутон» теряет оснастку, тридцать два битком набитых людьми транспорта выбрасываются бурей на берег и бесследно исчезают. На суше бои день ото дня становятся более ожесточенными; русские прикладами добивают раненых; к концу дня груды мертвых и умирающих мешают пехоте маневрировать. Вечером вид поля битвы приводит полководцев в содрогание. Трупы англичан и французов так тесно сплетены с трупами русских, словно они зубами впились друг в друга. «Я никогда не видел ничего подобного!» — воскликнул старый лорд Раглан, — а он видел Ватерлоо! И ведь это еще не предел; сообщают, что против злосчастного города будут применены «новые средства», которые держатся про запас и одна мысль о которых вызывает ужас. Истребление — вот боевой клич этой войны. В одной только пресловутой траншее гибнет по сто человек в день. Рекой льется кровь человеческая; река крови при Альме, река крови под Балаклавой, река — под Инкерманом. 20 сентября убито пять тысяч человек, 25 октября — шесть тысяч, 5 ноября — пятнадцать тысяч. И это еще только начало! Посылают армии, они тают. Ну что ж! Шлите другие! Луи Бонапарт повторяет бывшему генералу Канроберу бессмысленные, нелепые слова, сказанные Филиппом IV Спиноле: «Маркиз, возьми Бреду!» Вчера Севастополь был раной, сегодня он — гнойная язва, завтра станет раковой опухолью, и эта опухоль пожрет Францию, Англию, Турцию и Россию. Вот она, Европа королей! О будущее! Когда же ты дашь нам Европу народов?