Мэтт Ридли - Эволюция всего Страница 7

Здесь действительно имеет место удивительная конвергенция. Идея Пинкера о постепенном усилении морали, по сути, очень напоминает идею Смита. Коротко говоря, Смит считал, что моральные качества человека, детство которого проходило в грубой обстановке средневековой Пруссии, будут совершенно иными, чем у человека, выросшего, скажем, в современном мирном немецком городке. Человек Средневековья считался высоконравственным, если убивал кого-то, защищая себя или свой город, а современный человек считается высоконравственным, если отказывается от мяса и активно участвует в благотворительности, но крайне безнравственным, если убивает кого-то по любой причине (особенно из-за вопроса чести). Под таким углом зрения ясно видно, насколько относительны моральные нормы и как сильно они эволюционируют в различных обществах. Именно об этом и пишет Пинкер.

В книге Пинкера «Ангелы нашей природы» отмечается удивительный процесс ослабления насилия в последние столетия. Прошедшее десятилетие было отмечено самым низким числом смертей в военных конфликтах во всем мире. Со времен Средневековья количество убийств в большинстве западных стран снизилось на 99 %; постоянно сокращается уровень расового, сексуального, домашнего и другого вида насилия. Мы наблюдаем, как дискриминация и предубеждение перестают быть нормой и становятся постыдным явлением. Ныне мы осуждаем любые виды насилия, даже по отношению к животным. Я не хочу сказать, что в мире больше нет насилия, но его постепенное исчезновение весьма заметно, и наш ужас перед насилием означает, что этот процесс будет продолжаться. И наши внуки станут удивляться каким-то вещам, которые мы пока еще находим вполне нормальными.

Для объяснения этой тенденции Пинкер обращается к теории, впервые сформулированной социологом еврейского происхождения Норбертом Элиасом, который бежал из нацистской Германии в Великобританию и опубликовал там свою работу в 1939 г., незадолго до того, как был интернирован в лагерь в качестве выходца из Германии. Не лучшее положение, чтобы рассказывать об ослаблении насилия и принуждения. Эта теория получила широкое распространение только через тридцать лет, в более счастливые времена, когда была переведена на английский язык. Элиас утверждал, что «процесс цивилизации» в значительной степени изменил мировоззрение европейцев со времен Средневековья. По мере разрастания городов, расцвета капитализма и ослабления религиозности люди становились лучше. Он пришел к этому парадоксальному заключению (которое теперь, но не тогда подкрепляется строгими статистическими доказательствами) путем анализа литературных данных о редких, распространенных и постоянных источниках насилия того времени. Феодалы постоянно убивали друг друга; увечья и смерть были обычными наказаниями. Религия поддерживала свое влияние с помощью пыток и садизма. Развлечения частенько бывали очень жестокими. Барбара Тачмэн в книге «Зеркало прошлого» описывала популярную в средневековой Франции игру: люди со связанными за спиной руками пытались убить головами висящего на гвозде кота, рискуя при этом потерять глаз от когтей доведенного до отчаяния животного. Ха-ха-ха.

Для иллюстрации эволюции моральных норм Элиас приводил правила этикета, описанные Эразмом и другими философами. В этих правилах упоминается множество деталей относительно манеры поведения за столом, туалета и врачебного этикета. И все они говорят сами за себя: не здоровайтесь с человеком, пока он справляет большую или малую нужду; не сморкайтесь в скатерть или в руку, рукав или головной убор; когда плюетесь, отворачивайтесь, чтобы не попасть в кого-нибудь; не ковыряйте в носу во время еды. Короче говоря, необходимость подобных рекомендаций показывает, что по современным стандартам условия жизни в средневековой Европе были весьма отвратительными. Пинкер комментирует: «Такие указания может давать родитель трехлетнему ребенку, а не великий философ образованному читателю». Элиас считал, что изящество, самоконтроль и вежливость, столь естественные для нас сегодня, были приобретены постепенно. Люди постепенно учились «сдерживать свои порывы, предвидеть отдаленные последствия своих поступков и учитывать мнение и ощущение других людей». Другими словами, привычки не сморкаться в скатерть и не пырять ножом соседа вырабатывались одновременно. Эта некая историческая версия теории разбитых окон[8]: неприятие малых проступков влечет за собой неприятие серьезных преступлений.

Как приобретались эти хорошие привычки? Элиас считал, что наказанием за нарушение правил (а также за более серьезные проявления насилия) стало для нас ощущение стыда. Таким образом, как утверждал и Адам Смит, мы ориентируемся на реакцию стороннего наблюдателя и с самого начала жизни учимся отслеживать его точку зрения, которая становится все более и более строгой. Но почему? Элиас и Пинкер приводят две основные причины: власть и торговля. С усилением роли централизованной власти в лице короля и его окружения, а не отдельных местных феодалов люди вынуждены были вести себя более пристойно и меньше походить на разбойников. То есть становились не только менее жестокими, но и более воспитанными. Левиафан поддерживал мир – хотя бы для того, чтобы получать больший доход. Власть воспринимала месть за убийство скорее как преступление, за которым должно последовать наказание, а не как нарушение, которое следует исправить. С другой стороны, торговля показывала людям, насколько важно, чтобы незнакомый человек поверил тебе при совершении сделки. Деньги приобретали все более важную роль в торговых отношениях между незнакомыми людьми, и люди постепенно начали видеть в соседях потенциальных торговых партнеров, а не потенциальную жертву. Убийство владельца магазина не имеет большого смысла. Таким образом, взаимная симпатия, самоконтроль и соблюдение моральных принципов стали второй натурой, хотя мораль на протяжении всей человеческой истории была палкой о двух концах – могла как вызвать насилие, так и предотвратить его.

Лао-цзы говорил об этом уже 26 столетий назад: «Чем больше запретов, тем беднее народ». Для описания благотворного влияния торговли на человеческие отношения Монтескье использовал выражение «doux commerce» – сладкая торговля. И с тех пор его точка зрения была подтверждена множеством примеров. Чем богаче общество и чем активнее развивается в нем торговля, тем лучше ведут себя люди. Примеры – голландцы после 1600-х гг., шведы после 1800-х гг., японцы и немцы после 1945 г., китайцы после 1978 г. Установившийся в XIX в. длительный мирный период сопровождался активным развитием торговли. Пароксизм насилия, охвативший мир в первой половине XX в., способствовал политике протекционизма.

В странах с процветающей торговлей гораздо меньше насилия, чем там, где торговля ограничена. Разве Сирия страдает от неумеренной торговли? Или Зимбабве? Или Венесуэла? А Гонконг, Калифорния или Новая Зеландия мирно развиваются, потому что держат торговлю под контролем? Я однажды присутствовал на выступлении Пинкера в Лондоне и был поражен той страстностью, с которой он отвечал одному из присутствовавших, утверждавшему, что извлечение прибыли – одна из форм насилия. Пинкер привел пример из собственной биографии. Его дед родился в Варшаве в 1900 г., эмигрировал в Монреаль в 1926 г. и там работал на швейную компанию (в Польше семья занималась изготовлением перчаток), был уволен во время Великой депрессии, а затем вместе с женой шил дома галстуки. В конечном итоге они накопили достаточно денег, чтобы организовать маленькую фабрику, которой управляли до самой смерти. Да, дед извлек из этого дела небольшую выгоду (что позволило им с женой поднять на ноги мать Пинкера и ее братьев) и в жизни не обидел даже мухи. Торговлю невозможно сравнивать с насилием.

В книге «Буржуазные добродетели» Дейрдре Макклоски заявляет: «Участие в капиталистическом рынке и буржуазные ценности цивилизовали мир». «В отличие от того, что частенько пишут в журналах, более богатые и урбанизированные люди обычно менее материалистичны, менее жестоки и менее поверхностны, чем сельские жители и беднота» (курсив автора. – М. Р.).

Почему же обычно считается (особенно среди преподавателей и религиозных лидеров), что торговля – причина бед, а не улучшений? И чем активнее мы развиваем экономику и «капитализм», тем более эгоистичными и беспечными мы становимся? Эта точка зрения распространена так широко, что даже заставляет некоторых людей (вопреки реальности) полагать, что уровень насилия в обществе растет. Как заметил папа римский Франциск в апостольском обращении Evangelii Gaudium («Радость Евангелия») в 2013 г., «разнузданный» капитализм сделал бедных нищими и обогатил богатых и является причиной того, что в мире «усиливаются неуважение к ближнему и насилие». Что сказать? Это еще одно ошибочное общепризнанное суждение. В обществе наблюдается спад насилия, а не подъем, и наиболее отчетливо он проявляется в странах с наименее «обузданным» капитализмом. По данным на 2014 г., десять стран с самым высоким уровнем насилия – Сирия, Афганистан, Южный Судан, Ирак, Сомали, Центральная Африканская Республика, Демократическая Республика Конго, Пакистан и Северная Корея – характеризуются самым слабым уровнем развития капитализма. Десять самых мирных стран – Исландия, Дания, Австрия, Новая Зеландия, Швейцария, Финляндия, Канада, Япония, Бельгия и Норвегия – относятся к разряду стран с самым развитым капитализмом.