Такэси Кайко - Все дальше и дальше! Страница 7

Это самое косметическое молочко — «крим оф тёртл ойл[20]» — изготавливается каким-то там хитрым способом из жира черепахи, которая водится в Мексиканском заливе. Черепахи с таким замечательным жиром живут в заливе испокон веку, местные сеньоры и сеньориты издавна пользуются драгоценным молочком. Прознав о том, что это косметическое средство начинает пользоваться популярностью у стюардесс авиакомпании «Панамерикэн», Кимура поспешил отправиться в те края и скупил все сырье, которое имелось в наличии. Оседлав мою поясницу и разминая правую лопатку, Шестой Дан доверительно поведал мне, какое блестящее будущее ожидает его затею. Если дело пойдет, говорил Кимура, то черепаховое молочко будет соперничать с продукцией «Коти» и «Диора».

— А что, черепаховый жир действительно помогает против морщин?

— Помогает! Ей-богу, помогает. Я провел эксперимент. Сначала купил в Мексике пробную партию и, вернувшись сюда, раздал на пробу официанткам из ресторанов и баров японской кухни. Они в один голос заявили, что морщины разглаживаются. Прямо в восторге были. Я сам поразился такому успеху. Нет, правда, дело стоящее. Без дураков. Эффект поразительный: морщины сначала разглаживаются, а потом исчезают бесследно.

— А это не то же самое, что крем из черепашьих голов?

— Нет, хотя черепашьи головы тоже действуют неплохо. Зато из голов молочка, как из жира, не сделаешь. В черепахе главное — жир. Вот увидите, в этом бизнесе я стану «биг-шотом» («большой шишкой»).

Голос мистера Кимуры был тих, но полон непоколебимой уверенности в успехе, а тем временем его пальцы продолжали с силой вдавливаться в мою спину. Застоявшаяся кровь побежала по жилам, и, чувствуя ее ток, я повеселел. Мысль о том, что во все времена массаж был привилегией толстосумов, способствовала подъему настроения. Наплевать, что коврик жестковат.

Кимура недавно открыл маленькую фирму. На визитной карточке, которую он мне вручил, значилось: «Аск Киму корпорейшн», что означало «Корпорация „Обращайтесь к Киму!“». По-моему, неплохое название. Теперь он будет зваться не Кимура-сан, а мистер Киму.

Каждый раз, когда я возвращался в Нью-Йорк из поездок на Кейп-Код, в Монток и так далее, «мистер Киму» в свободное время вытаскивал меня из отеля и водил по городу. Это по его милости я побывал в секс-баре на Лексингтон авеню и посетил порнозабегаловку возле Таймс-сквер. Благодаря ему я попал в сутолоку Вашингтон-сквер, поварился в оживленной атмосфере Гринич-Виллидж, насладился дневной безмятежностью Южного Бронкса. К тому же, не будем забывать, он был обладателем шестого дана дзюдо, причем не липового, а настоящего. Как-то ночью, когда Кимура-сан сидел в музыкальном баре, туда ворвались двое грабителей-наркоманов с пистолетами. Кимура бросился на одного из них, обезоружил его и задержал — вот какой герой. Правда, впоследствии он узнал, что тот парень, попав в тюремную камеру, покончил с собой. После этого, рассказывал мне по секрету мистер Киму, ему некоторое время плохо спалось по ночам.

Всем известно, что Нью-Йорк — город преступности. И это сущая правда — каждый день читаешь, слышишь, узнаешь о всех мыслимых и немыслимых преступлениях, совершенных за минувшие сутки: стреляют, режут, расчленяют, душат, топят, выбрасывают из окон, воруют, взламывают, насилуют, похищают. Большой город — всегда джунгли, и Нью-Йорк по этой части особенно знаменит, потому, наверное, что это Нью-Йорк. И в Париже и в Токио процент преступлений на душу населения тоже немал, причем по жестокости и бессмысленности они нисколько не уступают здешним. Слово «Нью-Йорк» стало нарицательным в значении «город преступности», но, может быть, это произошло оттого, что на Нью-Йорк вообще принято ссылаться, когда говорят о чем-то из ряда вон выходящем.

Доналд Кин[21] как-то рассказывал мне, что однажды газета «Нью-Йорк таймс» вышла под броским заголовком «Еще один день прошел благополучно для 8 499 900 ньюйоркцев». Я слышал что согласно статистике, город занимает по количеству преступлений на тысячу жителей не первое, а третье место в США. И Лондон, и Париж, и все прочие большие города — асфальтовые джунгли, от этого факта никуда не деться. Те, кому суждено стать жертвой преступления, ею становятся, те, кого сей жребий минует, живут себе дальше. В дверях нью-йоркских гостиничных номеров, квартир, частных домов — по три-четыре замка, и у каждого горожанина позвякивает на брелоке невероятное количество ключей. Массируя мои плечи, мистер Киму изложил мне несколько правил безопасности, которые, если слить их воедино, будут выглядеть примерно следующим образом:

1. Прежде чем свернуть за угол какого-либо здания, отойдите от его стены на один метр. (Иначе можете получить удар по голове.)

2. Если вы немного выпили, идите не по тротуару, а по проезжей части, держась бровки. (По проезжей части движутся машины, поэтому нападающий будет чувствовать себя менее уверенно — побоится попасть под колеса).

3. Если к вам пристал потенциальный правонарушитель — наркоман или пьяный — поторопитесь очень вежливо спросить у него, как куда-нибудь пройти. Например: «Не будете ли вы столь любезны объяснить мне, где находится Таймс-сквер?» (Люди любят поучать и объяснять — ваш вопрос может на мгновение сбить преступника. Тут надо немедленно уносить ноги.).

4. Не держите при себе крупную сумму денег, но и никогда не выходите на улицу без гроша. Следует всегда иметь в нагрудном кармане двадцать долларов (пятью или десятьюдолларовыми бумажками.).

5. Однако, когда преступник потребует денег, ни в коем случае не лезьте за ними в карман. Пусть грабитель достает их сам. (Он может подумать что вы хотите выхватить пистолет или нож и ударит, не дожидаясь.)

6. Если навстречу вам движутся двое мужчин подозрительного вида, не проходите между ними. (Они могут взять вас с обеих сторон в тиски.)…

Людей, которые не придерживаются вышеприведенных правил и тем не менее благополучно живут себе на свете, кажется, все-таки гораздо больше, чем тех, кто соблюдает меры предосторожности.

Как известно, схема улиц Нью-Йорка напоминает лист клетчатой бумаги. Все «стриты» и «авеню» вытянуты прямыми линиями с запада на восток и с севера на юг. Отправившись в путешествие скажем, по Пятой авеню, вы обнаружите, что в ее верхнем течении сконцентрированы ювелирные и парфюмерные магазины, сияющие голубыми омутами витрин. Несколько ниже — район Центрального парка. Это, так сказать, среднее течение Пятой авеню, а если спуститься еще ниже, вы в конце концов попадете в негритянские кварталы. Это — самое «дно» улицы. Нижнее течение реки обычно неторопливо, с теплой, застоявшейся водой, грязной, масляной — от заводов, расположенных по обоим берегам. И Пятая авеню в своем устье бедна, загажена и омерзительна. Согбенными тенями скользят по ней днем и ночью алкоголики и наркоманы. Почему-то все местные пьяницы обязательно держат бутылки в бумажных пакетах, я не видел ни одного просто с посудиной в руке. И пьют они хоть и из горлышка, но не снимая пакета. Видимо, если лакать прямо из бутылки, может задержать полиция, а обернув спиртное бумагой, пей сколько влезет — никто тебе слова не скажет. Эта славная традиция основана на «legitimacy» — «законопослушности», присущей гражданам Америки. Впрочем, чудные обычаи такого рода возникали везде и во все времена, так что особенно удивляться тут нечему.

Очень интересное это занятие — держа наготове 20 долларов в кармане и пугливо озираясь по сторонам, прогуливаться по Пятой авеню сверху вниз и снизу вверх. Если сравнить эту улицу с человеком, то с головы до пояса он будет необычайно роскошным джентльменом, в шелковом цилиндре, смокинге, белоснежной рубашке с жемчужными пуговицами и рубиновыми кольцами на пальцах с только что наманикюренными ногтями. Но если бросить взгляд чуть пониже, то где-то, начиная с талии, этот красавец вдруг теряет элегантность, становится неряшливым и неопрятным, ну, а если посмотреть еще ниже, на его лодыжки и ступни, — они окажутся голыми, грязными, покрытыми сыпью, укусами насекомых и лишаями. Все это похоже на фокус, поскольку совершенно невозможно найти черту, где кончается красота и начинается уродство, и наоборот. Бывало, решишь для себя: все, сегодня я непременно найду эту невидимую разделительную черту, и идешь не спеша, внимательно оглядывая лица, здания, окна, стены, двери, урны по обеим сторонам улицы. И вдруг оказывается, что рубеж уже пересечен, а ты его и не заметил. Граница двух миров расплывчата, размыта, неуловима, она напоминает обманчивый свет предвечерних сумерек…

Пройдя из конца в конец Пятую авеню, нельзя не увидеть одну из главных особенностей Нью-Йорка — в нем сосуществуют два диаметрально противоположных полюса. Присутствие двух сил чувствуется во всем. Сила притягивающая и сила отталкивающая, центростремительная и центробежная, засасывающая и выплевывающая. Когда гуляешь по Парижу, его вечное очарование исподволь, незаметно и беззвучно обволакивает, проникает сквозь кожу и сливается с плотью. Ты и не заметил, а Париж уже вошел в тебя, глубоко проник в твою душу. Поначалу это чувство сродства радует, но позднее ему на смену приходят неуверенность и робость. Со временем исчезают и они, и по мере того, как микроб Парижа проникает в твое сердце, ты заболеваешь все больше и больше. Такая прекрасная, заразительная сила, сила притяжения есть, наверное, и в Нью-Йорке. В этой силе, поглотившей бесчисленное множество мужчин и женщин всех возрастов, рас и национальностей, таится несомненное очарование. Но есть в Нью-Йорке и сила, которую не чувствуешь в Париже, — сила лихая, центробежная. У этой слепой и жгучей энергии, переполняющей город, не меньше лиц и выражений, чем у ее антипода. Она часто действовала на меня возбуждающе, придавала остроту моим ощущениям, не давала застаиваться воображению, горячила кровь. Как будто жаркие лучи весеннего солнца падали на застывшую зимнюю грязь, и она, ожив, превращалась в плодородную почву. Я чувствовал действие двух сил Нью-Йорка, глядя на предрассветные висячие мосты, на груды ночного мусора, на одеяния негров, нелепые, но так идущие к их фигурам и походке, на гигантские утесы из стекла, стали и белого бетона. Я ощущал их привкус в морском соке, брызгавшем из каменистой раковины красного, только что сваренного омара…