Эксперт Эксперт - Эксперт № 40 (2014) Страница 7

Впрочем, ExxonMobil и сам крайне заинтересован в работе в части шельфа, запасы которого сопоставимы с запасами Саудовской Аравии. «Все ожидали, что после открытия месторождения углеводородов на “Университетской” акции ExxonMobil вырастут в цене, и компания только на этом нарастит капитализацию на пять-шесть миллиардов долларов, — объясняет Василий Богоявленский , заместитель директора Института проблем нефти и газа РАН. — Они бы с лихвой окупили свои вложения в проект. Так что потери в первую очередь понесет сама американская компания. Россия же ровным счетом ничего не теряет в краткосрочной перспективе, поскольку доходы от месторождения ожидались только через десять—пятнадцать лет. Речь может идти только о том, что начало его разработки будет отложено».

«Роснефть» сотрудничает с ExxonMobil и в составе консорциума «Сахалин-1», где летом этого года на месторождении Аркутун-Даги введена в эксплуатацию крупнейшая в мире добывающая платформа «Беркут». Объем извлекаемых запасов здесь оценивается в 2,3 млрд баррелей нефти и 17 трлн кубических футов природного газа. Но о прекращении работ по «Сахалину-1» американский партнер «Роснефти» заявлений вовсе не делал. Точнее, еще в мае было сказано обтекаемо: мол, санкции соблюдаем, но «наши планы остаются в соответствии с графиком». «По проектам на Сахалинском шельфе уход западных компаний не страшен, там российские ВИНКи хотя и нелегко, но могут переключиться на корейские технологии, — считает директор Фонда энергетического развития Сергей Пикин . — В конце концов, сумели же корейцы сделать рабочую часть платформы для “Сахалина-1”, так смогут и бурить, и добывать».

ExxonMobil даже не объявляет о приостановке разведки и бурения в рамках еще более свежего проекта по разработке ачимовской, баженовской и тюменской свит, где американской компании принадлежит 27 месторождений с трудноизвлекаемыми запасами. В отличие от сахалинских этот проект, можно сказать, еще в стадии подготовки, поэтому удивительно, что в ExxonMobil ни слова не сказали о нем.

Конечно, риски у этих проектов есть. Но, судя по всему, продолжение участия ExxonMobil в них — вопрос индивидуальных договоренностей компаний с Госдепом, поскольку, если подходить к соблюдению санкций формально, то американцам следовало бы уже прекратить все работы на Сахалине и в Карском море.

В такой ситуации неопределенности российские ВИНКи не могут четко определить планы добычи на период до 2025 года. Во всяком случае они не представили в правительство свои скорректированные графики (вице-премьер Аркадий Дворкович поручал сделать это до 15 сентября). А графики эти именно сейчас чрезвычайно важны для «Транснефти», которая в итоге не знает, тянуть ли ей трубы к новым месторождениям. В самой «Транснефти» заявляли, что графики освоения месторождений нефтяниками могут сдвинуться по времени. Глава «ЛУКойла» Вагит Алекперов ранее говорил, что из-за санкций теоретически может приостановиться до четверти всех проектов в России по разведке и добыче новой нефти.

На импортной игле

Мы мало что производим сами для нефтегазодобычи по многим причинам, в том числе потому, что нефтяники предпочитают закупать импортное оборудование. И вот результат: один из крупнейших нефтесервисных холдингов Halliburton еще в мае приостановил сотрудничество с компанией «Газпром бурение», принадлежащей попавшему в санкционный список США Аркадию Ротенбергу . Другие крупные игроки сервисного рынка — Caterpiller, Baker Hughes, Weatherford — тоже оценивают последствия санкций против России для их бизнеса, и, по обрывочным сведениям, некоторые поставки уже прекратились. Weatherford недавно продала «Роснефти» оборудование, но, что будет дальше, никто не говорит.

Все российские нефтяные компании сейчас принялись искать альтернативу западному оборудованию для разведки, бурения, добычи и даже хранения нефти. В частности, представитель «ЛУКойла» сообщил «Эксперту», что сейчас компания анализирует, на что можно заменить оборудование, поставлявшееся западными компаниями. По данным Минэнерго, при добыче нефти и газа доля импортной техники составляет до 24%, в нефтегазопереработке и нефтехимии — до 35 (при производстве сжиженного природного газа — около 100%), в добыче угля — 31–100%; в электроэнергетике импортируется до 45% газовых турбин, более 50% трансформаторов, до 30% гидротурбин. В список запрещенного для поставок из США и Европы оборудования входят буровые платформы, детали для горизонтального бурения, подводное оборудование, морское оборудование для работы в условиях Арктики, программное обеспечение и оборудование для гидравлического разрыва пласта, дистанционно управляемые подводные аппараты, насосы высокого давления, а также химические реактивы. Кстати, при добыче сланцевых углеводородов используется до 500 различных химикатов, большинство из которых производится в США.

«На сухопутных месторождениях работает много отечественных буровых установок, — говорит Василий Богоявленский. — Если европейские компании не будут их поставлять, то они могут быть закуплены в Китае. “ЛУКойл” сам строит свои платформы для морской добычи на заводе металлоконструкций в Калининграде. Эти платформы уже несколько лет добывают нефть на шельфе Балтийского моря. На шельфе Печорского моря успешно работает терминал “Варандей”, построенный в Калининграде».

Наземные буровые установки в России производят. Федор Катамчин , начальник конструкторского бюро Волгоградского завода буровой техники, сообщил «Эксперту», что их предприятие делает буровые не хуже западных: «Наши буровые применяют все российские, и не только российские, нефтяные компании. Но они при этом покупают еще и западные буровые установки. Наш завод давно соответствует жестким требованиям заказчика. Нам хорошо известны их спецификации по каждому проекту. Стоит признать, что иностранные компании в чем-то делают улучшения. Например, по комфортности бурения для персонала, где-то по цене».

Как сообщил «Эксперту» источник в «Роснефти», российские буровые установки их вполне устраивают, но они недовольны условиями поставок. Поэтому нефтяники предпочитают иметь дело с Китаем, который делает полные копии американских буровых, но намного быстрее, чем россияне. Хотя китайские чаще ломаются. «Наши предприятия могут, например, выпускать установки для выделения и сжижения гелия, — говорит Вячеслав Кулагин , руководитель Центра изучения мировых энергетических рынков ИНЭИ РАН. — Но когда их требуется сразу десять, то быстрее и дешевле закупить западные. “Совкомфлот” делает танкеры для сжиженного газа, но не может строить сразу несколько. Их “Ямал СПГ” заказывает в Южной Корее». Глубоководные буровые установки для добычи в морях и тем более в морозной Арктике в России сейчас не делают, хотя в принципе могут. «Я еще в 1977 году участвовал в производстве первого в СССР устьевого подводного оборудования для морской и шельфовой добычи, это было на питерском заводе ГПО “Баррикады”, — говорит Федор Камчатин. — Мы сделали его и поставили на Каспий. Но потом открылись двери на Запад, и все было загублено. Но сделать морские буровые, если к нам обратятся, мы можем: все оборудование есть, а чего нет, докупим».

Номенклатура по импортозамещению составляет несколько тысяч видов позиций. Работа в этом направлении вроде бы ведется. В «Роснефти» есть департамент локализации техники и технологий, руководит которым вице-президент компании. Для сахалинских проектов «Роснефть» и в самом деле закупает на внутреннем рынке много машин, судов, даже деталей для буровых (списки выставляются на сайте). В компании вообще заявляют, что стремятся к стопроцентному импортозамещению, но это, видимо, планы на далекую перспективу. Относительно активно работает с российскими машиностроителями «Газпром нефть», чья система закупок считается наиболее эффективной в нефтяной отрасли (но в основном по замещению оборудования для переработки нефти). Активизировалась и работа профильного департамента Минпромторга РФ, который регулярно собирает поставщиков нефтегазового комплекса и выносит их проблемы на обсуждение в правительство страны. Минэнерго планирует актуализировать энергостратегию РФ до 2035 года с учетом санкций, в ней будут отражены вопросы замещения импорта, выпуска технологий для нефтянки и меры финансово-кредитной поддержки.

Однако вызывает вопросы координация этой политики. «Мы как раз сейчас ищем точки роста и входа в нефтегазовую отрасль, — сообщил “Эксперту” Роман Кондратьев , генеральный директор ООО “Завод буровых технологий”. — Но нефтяные компании, в первую очередь государственные, не идут на контакт. Кроме того, нет готовых проектов по новому буровому оборудованию, которые должны выполнить проектные институты по техническому заданию заказчика». Генеральный директор «Нефтегазмаша» Сергей Шарапов приводит печальный пример Тульского оружейного завода, который сделал буровое долото (один из важных элементов буровой, применяется как связующая деталь для погружения трубы в грунт) и представил его ведущим нефтяным компаниям. Сейчас в основном используют американские долота, ведь российские и китайские часто ломаются, а менять их дорого, поскольку для этого приходится, по сути, демонтировать буровую. «Но тульские оружейники умудрились сделать долото, которое дешевле американского на треть, а главное, намного прочнее, что показали стендовые испытания, — рассказывает Шарапов. — Нефтяники отказались их даже испытать на буровой. Туляки потом все равно доказали, что их долото надежнее американского, получили все заключения, но инженер одной из нефтяных компаний все равно уперся и отказался их внедрять. Ведь сэкономленными деньгами с ним не поделятся, а ответственность огромная, так зачем рисковать?» Предприятие Сергея Шарапова сделало насосное оборудование для буровых, которое бесперебойно работает 1000 часов, в то время как китайское насосы — всего 400 часов, а американские — 700. Но нефтяники отказались покупать их более дешевые насосы. «Проблема — в качестве менеджмента, — говорит Шарапов. — Инженерам старой закалки еще интересно внедрять отечественное, а там, где пришли молодые, все начинают закупать западное. Плюс коррупция. Снабженцам выгодно покупать ненадежное китайское оборудование, чтобы оно часто ломалось».