Газета День Литературы - Газета День Литературы # 89 (2004 1) Страница 7

Стремлением к такой вот "интересности" давно характеризуется и выходящий в городе Саранске молодежный литературный журнал "Странник", в шестом номере которого за 2003 год опубликована фантастическая повесть Натальи Рузанкиной "Возраст, которого не было", исследующая давнюю нравственную проблему, заключающуюся в поиске ответа на то, обязательно ли надо проживать каждому из нас тяжелые периоды жизни и истории или же, если это возможно, их стоит каким-либо образом перескакивать, оказываясь сразу в своем "светлом будущем". Об этом, как мы помним, размышлял в своем "Бегстве мистера Мак-Кинли" Леонид Леонов, задумывались многие другие писатели. Вот и герой повести Н.Рузанкиной — хромоногий восьмиклассник Венька Сырцов, — желая одним махом перескочить через несущий одни обиды "подлый" подростковый возраст и оказаться сразу в своем счастливом завтрашнем дне, изобретает себе прибор хронофаг (помогающий "вырезать" несколько предстоящих лет жизни и перенестись таким образом сразу на некоторое время вперед), с помощью которого он и похищает из реального времени нравящуюся ему одноклассницу, чтобы очутиться с ней за 13 лет от текущего момента и стать там ее мужем. Но всё оказывается не так просто, и его подружка предпочитает остаться в своем возрасте, чтобы испытать все выпавшие ей по судьбе трудности, но прожить свою реальную жизнь без пропусков. Потому что там, в этих украденных Венькиным хронофагом 13 годах жизни, остались умершая без нее бабушка, разрушенная без нее страна и не пережитая ею настоящая любовь...

В этом же номере "Странника" помещен и мастерски отточенный рассказ (или, как обозначил его сам автор — романс) Вячеслава Дегтева "Шафран заката", хотя, может быть, и настолько мастерский, что ему перестаешь верить. Литературный блеск тоже имеет свою негативную сторону — на каком-то этапе он как бы уже перевешивает собой правду реального чувства. Вот автор рассказывает нам устами лирического героя, как он впервые в своей жизни произносил признание в любви — и тут же не удерживается от того, чтобы не прилепить к описываемой ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ СЦЕНЕ упоминание о некоем по-северянински пылающем над ними "шафране заката". А вот он уже с болью говорит о том, что судьба не удалась и ничего в ней, кроме этого признания, по сути, не было, — и опять, словно чертик из табакерки, выскакивает перед нами пошловатой рифмой этот самый "шафран заката", золотящий ему спину… Да ну какой там, прости Господи, шафран, если фактически просрана жизнь, а любовь прошла мимо?! Когда человеку больно, он говорит о боли, а не щеголяет красивостями, тут я, пожалуй, буду на стороне Распутина с его верностью правде жизни. Да и вообще, игра игрой, но литературное произведение не должно быть зализано до безжизненного лоска, не случайно поэт Геннадий Иванов написал в том же номере "Странника", воскликнув вслед за классиком: "Поэзия должна быть глуповата — / Как волны, травы, ветки, облака… / Про них не скажешь, что ума палата, / Зато без них — пустыня и тоска".

В качестве своеобразного "оазиса", спасающего литературу от превращения в подобную "пустыню и тоску", можно назвать ежемесячный журнал фантастики "Если", десятый номер которого за 2003 год почти целиком направлен против серости. Один из рассказов так и называется — "Серый фон", и герой его учится жить, не сливаясь с этим фоном, а учиться различать все цветовое многообразие жизни. Да и во всех других произведениях этого номера персонажи восстают против подчинения своей судьбы застандартизованности и серому цвету.

Подобный бунт против однообразия характеризует также многие произведения, появляющиеся в уже упоминаемых выше журналах "Дон", "Север", нижегородская "Кириллица" (не могу удержаться и не помянуть добрым словом об опубликованном здесь в последнем номере за 2003 год романе Юлии Беловой "Клан", посвященном семейству Кеннеди!) и иных, не чурающихся ни фантастики, ни других отступлений от реалистических канонов, изданий. И кто знает, может быть, именно в них, а не в столичных "толстяках", подготавливается сегодня еще не наступившее завтра нашей отечественной литературы?..

P. S.

Этот обзор был уже завершен, когда, опрокидывая все мои выводы, передо мною лег последний (11-12) номер журнала "Молодая гвардия" за 2003 год, и меня окатило девятым валом великолепной поэзии, прозы и иных литературных жанров. Центральное место в журнале занимает роман Валерия Рогова "Претендент на царство", в котором удивительным образом сплетаются времена Древней Руси и наши дни. Подобно скальпелю, взрезающему гнойную опухоль, вскрывает тему троцкизма роман Николая Кузьмина "Возмездие", с которым "рифмуется" очерк Михаила Антонова "Капитализму в России не бывать", исследующий ту же тему. Актуально и остро читаются интервью Владимира Бондаренко с Валентином Сорокиным и Марины Переясловой с Владимиром Крупиным, ни на кого не похоже подает свои дневниковые записи 1992 года Николай Коняев. А уж стихи, стихи… "Не замерзают родники, / Зимой забывшие о тропах. / Они как будто тайники, / Лежат в серебряных сугробах…" (А.Пшеничный); "Первое слово — тяжкое слово. / Русь превращается в тело Христово. / Души загубленных реют над нею. / Сам я от скорби и горя немею. / Вижу: пределов иных населенье / Жаждет, чтоб Русь принесла искупленье…" (В.Иванов); "Эту ночь у судьбы, как смуглянку украв, / В клеверах с ней устроив постель, / Буду слушать неясные шепоты трав / И тебя, горевой коростель…" (Вл.Топоров) — так бы и не останавливался до конца.

Синтезируя все поднятые в статьях, романах и интервью темы, на последних страницах журнала мощным и страшным аккордом взлетает мистическая кантата Юрия Воробьевского "Сердце зверя", обнажающая сатанинскую изнанку большинства процессов мировой истории.

Закрывая дочитанный выпуск "Молодой гвардии", я понял — современная русская литература творится не по какому-то одному конкретному адресу, а на пространстве всей России и всех ее изданий. И, думается, она еще явит себя изумленному читателю во всей красоте своей формы и полноте своего содержания. По крайней мере, я в это — верую.

Алексей Шорохов РУССКИЙ ВОПРОС (О повести Валентина РАСПУТИНА “Мать Ивана, дочь Ивана”)

"Затопили нас волны времен,

и была наша участь мгновенна!"

Александр Блок

Валентин Григорьевич Распутин в полной мере обладает удивительным даром, отличающим русского совестливого писателя от беллетриста западного образца — каждым своим крупным произведением он овеществляет в слове, делает зримой самую жгучую боль своего времени. И она начинает жить, двигаться, болеть в нас уже по-другому, как получившая самостоятельное бытие. Подчеркиваю — в каждом крупном произведении! Закономерность даже для русской литературы редкостная.

Я думаю, что в первую очередь это обусловлено другим редкостным дарованием писателя — его литературное творчество на всем открывающемся сегодня пути внутренне непротиворечиво и цельно, чего нельзя сказать даже о таких крупных художниках, как Толстой и Лесков. И у этой непротиворечивости Распутина есть свое объяснение: в силу сословных и временных условий формирования личности художника, ему не пришлось тратить значительную часть жизни на поиск и обретение "русского пути", как тем его предшественникам, которым мешало барство или социал-демократическое воспитание. Крестьянский сын, носитель тысячелетнего русского этоса, он самим местом и временем своего рождения — одного из пиков Русской цивилизации, победившей во Второй мировой войне, — был поставлен на этот путь. Ему оставалось только с него не сворачивать. Что, безусловно, требовало (и требует!) большого мужества. Но мы сейчас о другом — чтобы в достаточной мере осознать новую повесть Распутина, нужно прежде всего уяснить тот очевидный факт, что становится она понятной во всей своей полноте только при взгляде на нее через все предшествующие знаковые повести писателя. Именно здесь он договаривает начатое в "Живи и помни" и, особенно, в "Прощании с Матерой".

1. ЗАТОПЛЕННАЯ ПОЧВА

То, что происходит с героями новой повести Распутина — семьей Воротниковых — становится последней каплей русского исхода, после которой или должно что-то происходить, или уже не может произойти нечего.

Этой последней капле дано, наконец, доплеснуться до нашего сознания, оглушенного визгом и лязгом нового времени. Дано для того, чтобы понять: русского человека вне почвы нет! Достаточно вспомнить факты: только в годы революции Россию покинуло свыше пяти миллионов человек — и где они, что с ними сталось? Уже во втором поколении их потомки не знали русского языка, и всеми силами старались слиться с окружающими их народами! Вы что-нибудь слышали, например, о "русской диаспоре" в США? А ведь по численности эмигрировавших туда в разные эпохи русские уступают, пожалуй, только ирландцам! И это говорит отнюдь не о какой-то там слабости или "размытости" русского типа, как нам сегодня втолковывают иные "доброжелатели" — применимо "к самому непокорному на свете народу" такие измышления смешны! — нет, это говорит только о том, что, лишившись почвы, русские теряют и свою великую национальную силу. Вспомним хотя бы расхожий фольклорный мотив, когда русскому богатырю, чтобы победить противника, нужно было обязательно коснуться земли и набраться от нее своей удивительной силы. А его враг, наоборот, всеми силами старался не допустить этого и приподнять богатыря на воздух, оторвать от родной почвы. И это не просто красивый образ, это — цивилизационный диагноз! Заданный в самом начале нашей истории и на тысячу лет вперед!