Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века. Страница 74

Хотя, как я предполагаю, после 18 июня Берия Сталину уже никаких записок не направлял, потому что в дополнительном информировании лично Сталина не было нужды — информатором Сталина стал лично фюрер.

Меркулов (кстати, его отсутствие в Москве в течение горячих дней 19–20 июня, когда его замещал Кобулов, для меня долго оставалось непонятным) и Кобулов не знали о личном зондаже Сталина и исправно продолжали заваливать его на первый взгляд первоклассной, а по сути — уже не существенной лично для Сталина информацией.

Берия же, и как кандидат в члены Политбюро и зампред Совнаркома, и как особо доверенный сотрудник Сталина, знал все. И уже не тратил времени на подготовку записок, а вместе со Сталиным готовился к войне.

Понятно и то, почему Сталин не проявил интереса к «Календарю» Фитина. Он тоже уже устарел, не успев быть составленным. Хотя записка 17 июня свою положительную роль сыграла.

К слову, эпизод с Меркуловым и Фитиным, относящийся к 17 июня, очень хорошо встраивается в мою общую реконструкцию действий Сталина в тот день и последующие дни. Со сведениями от двух берлинских агентов Сталин знакомился уже не раз, и они корректно дополняли ту общую картину, которую Сталин складывал из всего потока идущей к нему информации. Но записка Меркулова—Фитина от 17 июня могла окончательно подтолкнуть Сталина к последней фазе его личного зондажа Гитлера. Чекисты были у него в тот день до командующего ВВС Жигарева. Так что, возможно, Сталин и вызвал-то Жигарева уже за полночь как раз затем, чтобы дать ему срочное задание о «полевой» проверке «штабной» информации.

Имеется и еще одно важнейшее свидетельство, исходящее от генерала Судоплатова. Он, конечно, не всегда точен, но в данном случае его информация крайне существенна и, за исключением каких-то второстепенных деталей, явно верна. Так вот, Павел Анатольевич вспоминал, что в тот день, когда Фитин вернулся из Кремля, Берия вызвал Судоплатова к себе. По линии наркоматов Судоплатов Берии в тот момент прямо не подчинялся, но из выстроенной мной реконструкции ситуации читателю должно быть понятно, что тогда было уже не до формальной ведомственной принадлежности, к тому же Берия являлся и зампредом Совнаркома СССР.

И генерал Судоплатов уже 17 июня 1941 года получил от Берии указание об организации особой группы из числа опытных сотрудников для проведения разведывательно-диверсионных акций в случае войны. Причем одной из задач группы было и противодействие возможным попыткам немцев организовать на границе провокацию типа той, какую спецслужбы рейха устроили накануне германо-польской войны — «захват поляками» радиостанции в немецком городе Гляйвице.

То есть и по Судоплатову получается, что Берия (и Сталин, конечно же!) — в отличие от Тимошенко и Жукова — начал готовиться к войне не позднее чем с 17 июня 1941 года. Тот же Судоплатов, к слову, вспоминал, что 21 июня генерал Масленников из командования погранвойск не скрыл своего разочарования, когда узнал от Судоплатова, что его особая группа будет готова не раньше чем через десять дней.

А теперь о двухдневном отсутствии в столице в самый канун войны наркома государственной безопасности (!) Меркулова, только что вернувшегося из Прибалтики. Думаю, это отсутствие объясняется тем, что Сталин, отдав распоряжение войскам, направил наркома ГБ на еще одну стратегическую инспекцию на границе.

Окончательный же вывод таков: к 18 июня близкое нападение Германии не было секретом для высшего руководства страны ни в стратегическом, ни в оперативном отношении. Я полностью согласен здесь с А.Б. Мартиросяном, который, к слову, провел и хороший анализ различия между стратегической и тактической внезапностью.

Трудно не согласиться и с его выводом о том, что в начале войны мы зачастую имели дело не с головотяпством многих военных, а с прямым их предательством! Во всяком случае, то, как встретили войну маршалы и генералы, а не Сталин и Берия, иначе как преступлением не назовешь.

Ссылки маршалов и генералов на «размагничивающее»-де влияние Заявления ТАСС от 14 июня могут убедить лишь простаков! Любые политические публичные заявления и в малой мере не могут быть руководством к действию для военных. Для компетентного, настоящего военного человека таковым руководством является только приказ! А генералы РККА не смогли (?) выполнить даже приказы НКО о маскировке…

С конца весны 1941 года каждый старший командир и генерал в западных военных округах должны были быть как натянутая струна. И уж, во всяком случае, это было обязанностью личных «команд» Тимошенко и Жукова в Москве, Павлова в Минске и Кирпоноса в Киеве. Но мы уже видели, как они «готовились» к войне…

Могу сообщить и еще кое-что… «Кое-что» не потому, что более на сей счет сообщать нечего, а потому, что книгу-то я пишу не о провалах перед войной, эта тема должна быть встроена в основной рассказ о Лаврентии Берии.

Но вот начальник штаба КОВО генерал-лейтенант М.А. Пуркаев докладывает 2 января 1941 года из Киева в Генеральный штаб:

«Моб[илизационный]запас огнеприпасов в КОВО крайне незначительный. Он не обеспечивает войска округа даже на период первой операции. <…> Г[лавное] А[ртиллерийское] Управление] не выполняет своих планов. Вместо запланированных по директиве Наркома от 20.9.1940 г. № 371649 на второе полугодие 3684 вагонов — подано в округ только 1355 вагонов, причем без потребностей округа по видам боеприпасов».

и т. д.

Генералы-«писари» из Генштаба в лучших канцелярских традициях переправляют доклад Пуркаева в ГАУ, и оттуда — в лучших опять-таки канцелярских традициях — в феврале 1941 года приходит отписка:

«…Размер подачи боеприпасов округу по плану 2 полугодия [19]40 года, основанному на директиве ГШ, рассчитан был только на частичное удовлетворение потребности округа в [19]40 году.

План подачи выполнен на 34 %». и т. д. с успокаивающим извещением, что, мол, в течение 1941 года все отгрузим.».

Отгрузили!

Но как же генштабисты готовили директиву наркома, заранее планируя удовлетворение потребности округа лишь частично? Причем и эту потребность удовлетворили всего на треть! А после этого не теребили наркома Тимошенко, промышленность, ЦК, лично товарища Сталина, зато бодро рапортовали: «Броня крепка, и танки наши быстры…»

Страна действительно давала армии крепкую броню быстрых новейших танков «Т-34» (перед войной их в войсках было более полутора тысяч — могучая сила!), но вот генералы в предгрозовую пору так планировали боевую учебу, что рядовые танкисты не имели возможности эту технику в кратчайшие сроки освоить. И то же самое мы имели в ВВС, руководимых «жертвами Берии» Смушкевичем и Рычаговым.

Между прочим, как канцеляристы в петлицах к войне приготовились, так они потом, обзаведясь уже погонами, и писали о войне в официальных капитальных трудах. Я еще об этом скажу…

УВЫ, много, много неясного мы имеем в освещении предвоенной половины 1941 года и в особенности последней предвоенной и первой военной недель. Скажем, знаменитая «заслуга» наркома ВМФ Кузнецова в своевременном приведении флотов в «готовность № 1»… Николай Герасимович всегда настойчиво подчеркивал, что сделал он это по своей инициативе, без санкции Сталина.

Но, похоже, лукавит Кузнецов…

То, что флоты оказались к нападению немцев более или менее готовы, — это факт. А вот несанкционированная отдача наркомом ВМФ приказа о приведении ВМФ в боевую готовность — далеко не факт. Как и само влияние, кстати, этого приказа на готовность флотов. Есть засекреченные с 1943 года «Записки участника обороны Севастополя» капитана 1-го ранга А.К.Евсеева, из которых следует, что полную боевую готовность № 1 на Черноморском флоте объявили уже после того, как первые немецкие бомбы разорвались на Приморском бульваре Севастополя.

Ну, ладно, пусть приказ Кузнецов отдал вовремя, а его просто не успели на Черном море выполнить. Но разве мог нарком пойти на такой шаг до начала военных действий без прямого указания Сталина? Ведь что это такое — готовность № 1? Это сигнал «Большой сбор» в базах флота, боевая тревога на кораблях, бегущие из увольнения бравые краснофлотцы и лейтенанты в белых кителях, белых брюках и белых же туфлях! В Севастополе, в Одессе, в Ленинграде, в Риге, в Таллине…

А за этим переполохом наблюдают агенты абвера… Да просто граждане Третьего рейха, случайно или по служебным делам оказавшиеся, скажем, в Таллине. А война вдруг возьми и 22 июня не начнись.

Скажем, Гитлер все еще на неделю перенес бы! Он же не собирался с нами до осенней распутицы ковыряться, он рассчитывал все до осени завершить и мог еще неделькой пожертвовать по тем или иным причинам.

И что мы тогда имели бы? Скорее всего — как минимум — ноту аусамта рейха НКИДу СССР. А как максимум? Как максимум — тот самый повод к нападению, которого так опасался Сталин.