Юрий Безелянский - 5-ый пункт, или Коктейль «Россия» Страница 75

И все же прославленный режиссер Немирович-Данченко — исключительно русский человек, хотя и без единого намека на обломовщину: «Бросая еще раз взгляд назад, замечу, что рос я, вообще говоря, одиноко, а жить, как говорится, «вовсю» начал очень рано, лет с 16. Работать же над самим собой начал, строго говоря, очень поздно, лет с 25…» — писал он.

В письме к Станиславскому Немирович-Данченко признавался: «Я с 13 лет зарабатывал каждый день своего существования и оставался независим» (7 ноября 1914).

Можно смело утверждать, что подобное отношение к жизни — типично западная черта характера Немировича-Данченко, а во всем остальном он — типичный представитель русской культуры, которую высоко ценил и любил. В записной книжке (1926) он записывал: «Часто думаю, что Америка еше не нашла своей красоты. Она все еще строится, строит». Может быть, именно в этом и есть разгадка того, что ни Станиславский, ни Немирович-Данченко не остались за рубежом, а продолжали служить России, несмотря на все выверты и выкрутасы культурной политики советской власти.

Назовем еще нескольких представителей режиссерской профессии, руководителей театра: Рубен и Евгений Симоновы, Георгий Товстоногов, Анатолий Эфрос, Михаил Левитин, Лев Додин, которых тоже нельзя отнести к стопроцентным русским. Замес иной.

От режиссеров — к актерам. Дореволюционный талантливый актер, а еще драматург и журналист, Василий Далматов был по национальности сербом, его настоящая фамилия Лукич.

Корифеями Художественного театра были Василий Качалов и Леонцц Леонидов. До сцены они носили менее сладкозвучные для русского уха фамилии — Шверубович и Вольфзон. У Василия Ивановича Качалова, кумира многих поколений театральных зрителей, была непростая смесь эстонских, польских и русских кровей. Может быть, именно отсюда его неповторимость и кумирность? Его голос, весь в блестящих и матовых переливах?

Там царь девичьих идеаловВ высоких ботиках Качалов…

— писал Сергей Соловьев. А вот в романе Анатолия Мариенгофа «Мой век» есть любопытный пассаж-воспоминание:

«Качалов — это псевдоним. Настоящая фамилия Василия Ивановича — Шверубович.

Когда Художественный театр гастролировал в Америке, нью-йоркские евреи, прослышав про это, взбудоражились:

— Вы знаете, мистер Абрамсон, что я вам скажу? Великий Качалов тоже из наших.

— Ой, мистер Шапиро, что вы думаете? Вы думаете, что знаменитый Качалов гой? Дуля с маслом! Он же Шверубович…

— Как, вы этого не знаете, мистер Коган? Вы не знаете, что этот гениальный артист Качалов эхс нострис?

— Подождите, подождите, мистер Гуревич! Ведь он же Василий Иванович.

— Ах, молодой человек, сразу видно, что у вас еще молоко на губах не высохло! Это ж было при Николае Втором, в то черное время, скажу вам, очень многие перевертывались… Из Соломона Абрамовича в Василия Ивановича. Так было немножечко полегче жить. В особенности артисту…»

Позвонили супруге Качалова.

«— Будьте так ласковы, не откажите в любезности. Это говорит Лифшиц из магазина «Самое красивое в мире готовое платье». А кто же был папаша Василия Ивановича?

— Отец Василия Ивановича был духовного звания, — сухо отозвалась Нина Николаевна.

— Что? Духовного звания? Раввин? Он был раввин?

— Нет!.. Он был протоиерей.

— Кем? Кем?

— Он был протоиереем…

— Ах, просто евреем! — обрадовался мистер Лифшиц…

А через неделю нью-йоркские Абрамсоны, Шапиро, Коганы, Соловейчики и Лифшицы устроили грандиозный банкет «гениальному артисту Качалову, сыну самого простого еврея, вероятно, из Житомира».

Василий Иванович рассказывал об этом пиршестве, с фаршированными щуками, цимесом и пейсаховкой, где были исключительно «все свои» (А Мариенгоф. «Мой век. Мои друзья и подруги»).

Н-да, разобраться порой, кто есть кто в национальном плане, довольно трудно. Замечательная актриса Художественного театра Ольга Авдровская в девичестве носила фамилию Шульц. Кто она? Немка или русская? А может быть, кто-то еще?..

Примадонна МХАТа — Ольга Книппер, после замужества Книппер-Чехова. А у нее какие национальные корни? Владимир Книппер в книге «Пора галлюцинаций» пишет:

«Наша фамилия — Книппер, по всей вероятности, не только немецкая, но и шведская. «Книппер» по-шведски и по-немецки означает «щипалыцик» (от «книппен» — щипать)… А в историю отечественного театра вошел наш предок Карл Книппер — заводчик, негоциант и крупный судовладелец. Со слов современников, он имел большое «знание и охоту к театральным действиям». С 1787 года он начинает содержать немецкую труппу. Затем он отобрал 50 наиболее одаренных сирот-подростков, привез в Петербург и начал учить их в своей театральной школе. Молодые актеры Карла Книппера составили труппу первого в стране общественного Вольного российского театра, открывшегося на царицынском лугу (Марсово поле). Руководителем этого театра был Иван Дмитревский, соратник Федора Волкова — создателя первого русского постоянного театра…»

Что следует добавить? Предками Владимира Книппера был Август Книппер, слесарь из Саарбрюккена, прабабушка — венгерка Марта Эллингер.

Дед Леонард Книппер уехал в Россию искать счастья. Служил у князя Гагарина на Какманском заводе. Затем Леонард Книппер вместе со шведским инженером Анрепом открыл собственную фирму по торфяному делу. Женился он на Анне Зальц, немке, ведущей свое происхождение от основателя Ливонского ордена. С брата Анны — Александра Зальца, офицера гренадерского полка, Чехов «списал» своего доктора Чебугыкина в пьесе «Три сестры». В музее Ялты висит портрет русского офицера немецкого происхождения с надписью «Сяду я за стол, да подумаю… Антону Павловичу Чехову от А.Зальца».

У Леонарда Книппера были дети, среди них — Константин и Ольга, которая вышла замуж за Антона Павловича. Так вот, автор книги Владимир Книппер — сын Константина и соответственно племянник актрисы Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой. Кроме Владимира, у Константина Книппера было еще двое детей: Ольга и Лев. Ольга вышла замуж за актера Михаила Чехова и стала Ольгой Чеховой. Покинув Россию, она превратилась в звезду немецкого кино и театра. К ней благосклонно относился сам Адольф Гитлер. Утверждают, что неравнодушен к Ольге Чеховой был и советский диктатор — Иосиф Сталин. Итак, любимица двух тиранов!..

Ну, а Лев Книппер никуда не уезжал из России, стал советским композитором и написал сверхзнаменитую песню (на слова Виктора Гусева) «Полюшко-поле»:

Полюшко-поле,Полюшко, широко поле!Едут по полю герои,Эх, да Красной армии герои…

И так далее. «Девушки, гляньте, гляньте на дорогу нашу…» Так что с трудом и грехом пополам, но разобрались с семейством Книпперов.

А что там и кто там, в Художественном театре, еще? «Есть в России театр с горьким именем МХАТа…» — этот перифраз появился в конце октября 1998 года, когда две разделенные труппы, два театра — Ефремова и Дорониной — справляли свое 100-летие. И доронинцы посыпали голову пеплом:

Враги сожглиединство в МХАТе…

В отчете о юбилее в «Независимой газете» сформулирована горестная мысль: «Странная и тяжкая доля России: у нас если реформатор — так обязательно вор, а если патриот — так непременно антисемит».

Нет, покинем Художественный и отправимся лучше в Малый, в исконно русский театр. Интересно, что когда работаешь над какой-нибудь темой, то материал начинает сам к тебе бежать. Вот и при первом наброске этой книги, устав от машинки, включил телевизор аккурат 21 апреля 1986 года, а там передача об актерской династии Бороздиных-Музилей-Рыжовых. И вдруг ведущий Владимир Лакшин, как будто специально для моего исследования спрашивает народного артиста СССР Николая Рыжова:

— Ну, вы всегда такой русак?

— Нет, — отвечает Рыжов, — я — гибрид. В нашем роду, помимо русской, еще чешская, французская и даже испанская кровь.

Вот те на! — Я даже подпрыгнул на диване. А Рыжов тем временем продолжал свой рассказ об истории династии. Наполеоновский солдат Жан-Жак Пино остался в России. Его сын Пьер Пино стал машинистом в Большом театре и женился на Варваре Бороздиной. Стало быть, Пьер Пино — дед нынешнего Николая Рыжова, одного из самых, казалось бы, русских актеров, великолепного исполнителя героев пьес Островского, француз из французов.

Играя Амоса Барабашева в пьесе «Правда — хорошо, а счастье — лучше», Рыжов тягуче-жеманно (уж не французская ли «кровя» играет в нем?) произносит:

— Намедни сидим мы в трактире, пьем мадеру, потом пьем лафит «Шато ля роз», новый сорт, мягчит грудь и приятные мысли производит.

Заметьте, русский купец (или купчик) не водку глушит, а ликер сладкий потягивает. Не странно ли?..