Борис Акунин - Самый страшный злодей и другие сюжеты Страница 8

Одна из самых удивительных женщин 19 столетия

Простим терминологическую некорректность мужской шовинистической свинье Бисмарку, который в 1870 году назвал императрицу Евгению «единственным мужчиной в Париже». Мы ведь поняли, что он хотел этим сказать.

Однако мы, в отличие от Бисмарка, живем в эпоху, когда женщин уже не считают слабым или второстепенным полом. Как же нам быть с одним из самых привлекательных человеческих качеств?

Давайте придумаем правильное слово или найдем такой перевод для courage, чтоб был без гендерного жуханья. Думайте, предлагайте.

МУЖЕСТВО МУЖЕСТВЕННЫЙ

ЧТО ВЗАМЕН?

Из комментариев к посту:

artem_slavin

Не вижу ничего плохого в применении слова «мужественный» или «мужество». Некоторые Слова нельзя на мой взгляд распотрошить на составляющие — они представляют из себя символы, образы.

А одним из самых близких символов к нашему на мой взгляд является — «волевой» и «воля».

А вообще вокруг пока еще мужской мир. Гендер не сменился. Приведенные примеры, как раз те самые пресловутые подтверждающие исключения из правил. dixi

nazar1937

Победю… Побежду… Где-то прочитал, что один из военачальников Петра I как-то перед очередным сражением сказал: «Сегодня я словлю викторию за хвост!» Даже если это исторический анекдот, то как звучит! К сожалению, мы разучились красиво излагать свои помыслы.

nelgo

Я консерватор в том, что касается русского языка. Нужно оставить все как есть. Про роды скажу каламбурчик, о том что каждая женщина, родившая ребенка, — мужественна. Про Евгению добавила бы, что она «чумовая тетка», хотя речь о холере))

Про «побеждумужество»: итоги дискуссии

22.12.2010

Послушав разные мнения, прихожу к следующему выводу (никому его не навязывая, а лично для себя).

От замены слову «мужество» чем-то менее обидным для половины человечества скрепя сердце отказываюсь.

Вероятно, права bettybarklay: «… в память и в благодарность всем, кто был до нас, пусть мужество будет мужеством, а женственность — женственностью. Не нужно лишать „бреющуюся“ половину человечества присущих ей слов, а то иссякнут качества… Убирая гендерное, мы расшатываем основу бытия». Расшатывать основы бытия я не готов.

А вот за глагольную форму «побежду» еще, пожалуй, поборюсь. Посмотрите, что добыл Юрий Петров, участник обсуждения с сайта «Сноб».

И из «Русского правописания» академика Грота (1902 г.)

Из «Пространной русской грамматики» Греча (1830 г.)

Париж не стоит обедни, или Перельман былых времен

24.12.2010

Коли уж в посте о «женском мужестве» речь зашла о родах герцогини Беррийской, да и в комментах поминали судьбу ребенка, появившегося на свет в тот день, хочу рассказать, как я отношусь к этому удивительному персонажу.

Lifestory графа Шамбора невероятно интриговала современников, однако сегодня ее вспоминают нечасто — мало кого интересует Несбывшееся и тупиковые ответвления истории.

«Дитя Чуда»: народ ликует и сочиняет умильные куплеты

Эволюция: Маленький Принц — Принц-Шарман — Упертый Отморозок

Когда у Бурбонов, казалось бы, обреченных на вымирание, вдруг появился наследник, в рождении младенца усмотрели Перст Божий. Ребенка так и назвали — Henri Dieudonné, то есть «Богоданный Генрих». Ему достался титул герцога Бордоского, но в зрелом возрасте он предпочитал называться графом де Шамбором, по названию одного из замков, находившихся в фамильном владении династии. Под этим именем наш герой был известен всю свою жизнь, хотя до самой смерти роялисты упорно называли его Генрихом Пятым.

С 1830 года, когда французы окончательно свергли «ничего не забывших и ничему не научившихся» Бурбонов, десятилетний Генрих-Богдан все время находился в эмиграции и получил право ступить на родную землю лишь сорок с лишним лет спустя.

Если его рождение будто взято из сказки Перро, то жизнь изгнанного монарха на чужбине скорее напоминает грустный и чувствительный роман — «Человек, который смеется» или «Большие надежды».

Богоданный принц, веривший в свою волшебную звезду, вырос и стал несгибаемым рыцарем монархической идеи, которой подчинил всю свою жизнь. Он даже женился не из любви, а из принципа: взял в жены дочь единственного монарха (герцога Моденского), кто отказался признать королем «узурпатора» Луи-Филиппа. Правда, невеста была нехороша собой, глуха и неспособна к деторождению, но это всё были второстепенности. Одним из первых своих декретов нецарствующий монарх объявил: «Сим провозглашаю, что никогда не откажусь от прав, коими, согласно французским законам, я обладаю по праву рождения».

Современникам, воспитанным на романах Дюма и Гюго, непреклонный принц чрезвычайно импонировал. У большинства было убеждение, что эта красивая история рано или поздно завершится успокоительным, заранее известным финалом: «Дитя Чуда» преодолеет все испытания. Награда, то есть корона, найдет героя.

К тому мало-помалу и шло.

Во Франции середины столетия конкурировали четыре основные политические силы: легитимисты (те, кто за Шамбора), орлеанисты (сторонники конституционной монархии Луи-Филиппа), бонапартисты и республиканцы. Все три враждебные Шамбору фракции получили — и провалили свой исторический шанс: сначала Луи-Филипп Орлеанский, потом Наполеон III, потом республика.

И вот — скоро сказка сказывается, нескоро дело делается — на шестом десятке Шамбор оказался победителем. Орлеанисты ему подчинились, бонапартисты покрыли себя позором Седана, республиканцы залили Париж кровью и перепугались народовластия. Большинство французов желало отдаться под власть благородного и рыцарственного эмигранта, да и вообще после ужасов войны и Коммуны все соскучились по пышности и праздничности монархического образа правления.

В 1873 году парламент стал вести с Генрихом Пятым переговоры о возвращении страны под скипетр Бурбонов. Вопрос был решен. Главный камень преткновения — конституционность — у Шамбора возражений не вызвал: коли такова воля народа, он не против. (Всеобщий вздох облегчения.)

Вот уже изготовлены парадные кареты, на которых триумфатор торжественно въедет в ликующий Париж.

Это одна из них

А потом дело рассыпалось — из-за сущего пустяка. Французы успели полюбить свой трехцветный флаг, покрытый славой революционных и наполеоновских побед. Однако Шамбор заявил, что знаменем страны могут быть только белые лилии, иначе он короноваться отказывается. Депутаты долго не могли поверить, что это заявлено всерьез. Потом, кряхтя и чертыхаясь, предложили компромисс: гибрид двух флагов.

Компромиссный флаг с сайта современных легитимистов

«Полно ребячиться, государь! Ступайте царствовать!» — взвыла вся Европа, истомившаяся в ожидании гарантированного хэппи-энда.

Но Шамбор, этот Григорий Перельман девятнадцатого века, твердо сказал: нет, он останется верен духу основателя династии Генриха Четвертого, который некогда покрыл белое знамя неувядаемой славой. Под восторженное блеяние романтических барышень и недоверчивое «ах!» всего остального общества монархический проект рассыпался. Франция осталась республикой, а ведь по всему должна была бы дойти до наших времен королевством британского образца.

Честно говоря, не знаешь, как относиться к упрямству графа Шамбора. Что это было — пример истинной принципиальности или чудовищная тупость? Уж во всяком случае не верность духу Генриха Наваррского, который, как известно, был веселым циником, ради короны запросто переменил веру, а из-за какой-то тряпки и вовсе «заморачиваться» бы не стал.

Лично мне как сочинителю эта история греет душу неожиданной развязкой, кукишем вместо обещанной и вроде бы неизбежной рифмы «розы».

Из комментариев к посту:

fdorin

Наверно, граф по-другому и не мог. Был последователен во всём, в поступках, решениях. Нам, в век соглашательства и конформизма, сложно его понять, ведь многие из нас исходят из принципа: цель оправдывает средства. И что забавно: и тогда и сейчас найдутся люди, которые поступают и поступят так же, как Генрих Пятый.

kinif

Возможно, оно и к лучшему, что такой… упертый, скажем политкорректно, человек не оказался у руля. Если уж он так по поводу флага уперся, то что мог натворить сей правитель в более серьезных ситуациях.