Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6565 ( № 35 2016) Страница 8

Ну до свидания, любезнейший, когда же увидимся? Пора!

Ваш А. Майков».

Нельзя не отметить, что письмо Майкова заняло своё достойное место в новом собрании сочинений Валиханова. Интересно отметить, как знакомство Чокана Валиханова с Ипатьевской летописью дало второе рождение половецкой песне о траве «Емшан» (полыни), запахом которой половецкий певец Оря вернул с чужбины на родину половецкого хана Отрока. Всё это послужило тому, что русский поэт Аполлон Майков написал знаменитое стихотворение «Емшан». А в середине прошлого века казахстанский писатель Морис Симашко написал небольшую повесть «Емшан» с эпиграфом из Майкова и с посвящением Олжасу Сулейменову.

Ещё раз убеждаешься, что в мире нет ничего случайного. Чокан Валиханов дружил с поэтом Яковом Полонским, был тесно связан с ним творческими взглядами. Быть может, это всё стало причиной того, что в 1899 году выдающийся поэт Абай Кунанбаев перевёл на казахский язык стихотворение Полонского «Сердце». А в России вызывали интерес труды самого Чокана.

Очерк «Описание Алтышара, или китайской провинции Нанлу», опубликованный в «Записках Русского географического общества», положил начало творческому наследию Чокана Валиханова на русском языке. Затем последовали публикации в новом Энциклопедическом словаре, в «Русском инвалиде». Научно-социальные наблюдения Валиханова стали основой статьи, опубликованной А. Герценом в лондонском «Колоколе». Там же, в Лондоне, в 1865 году в английском переводе Джона и Роберта Митчеллов были изданы его труды наряду с другими работами русских исследователей и географов. Именно его бесценным трудам обязаны взгляды европейцев на Центральную Азию и Казахстан. Сравнивая роман Жюля Верна «Клодиус Бомбарнак» с описанием Кашгара Валихановым, можно убедиться, что известный французский фантаст пользовался доступными ему трудами казахского путешественника. Но наиболее полное издание работ Валиханова было осуществлено в Санкт-Петербурге. Если в 1861 году в первом и во втором томах «Записок Русского географического общества» были опубликованы лишь «Очерки Джунгарии» с двумя рисунками автора, то весь 29-й том «Записок» в 1904 году был отдан под сочинения великого казахского учёного.

Всё это и многое другое из неопубликованного наследия послужило исходным материалом для издания в 1961–1972 годах первого собрания сочинений Валиханова. Рассыпанное по бескрайним просторам Казахстана, Киргизии, Узбекистана и России, его наследие было бережно собрано в пять объёмистых томов. О значении данного издания убедительно сказал прозаик Сергей Марков: «К счастью, после смерти Чокана был сохранён его богатейший научный архив – множество рукописей, заметок, путевых маршрутов и рисунков…»

Яркая и самобытная биография Ч.Ч. Валиханова отражена во многих документах, подлинность которых подкреплена не только рукой самого Чокана Чингисовича, но и письмами и подписями таких людей, как П. Семёнов-Тянь-Шанский, Ф. Достоевский, А. Майков, А. Бекетов, Я. Полонский, Н. Ядринцев, К. Гутковский, Г.А. Колпаковский и многих других, среди которых значится и имя государя всея Руси Александра II. Но в то же время судьба первого казахского учёного овеяна многочисленными легендами и домыслами. До сих пор ещё не найдены документы, подтверждающие пребывание Чокана Валиханова в Париже. Во многом загадочна и сама прежде­временная смерть Чокана Чингисовича. Как быть писателю, взявшемуся показать жизнь и деятельность легендарной личности?

До сих пор не хватает книги о Сибирском кадетском корпусе. Этот корпус сделался для азиатской части России своего рода Царскосельским лицеем. Из корпуса вышла целая плеяда общественных деятелей Сибири. В их числе и Валиханов. Сама натура юного Чокана вбирала в себя только лучшее, что создали литературные и учёные умы Европы и Азии. Этому способствовали и личные знакомства кадета Валиханова с такими людьми, как Гонсевский, Старков, Ждан-Пушкин, Костылецкий, Дуров. Как бы он сформировался, если б не посещения таких семей, как семья Капустиных, где часто бывали Менделеевы, в том числе и юный ещё Дмитрий Иванович. Как следствие, все эти знакомства и привели к встрече Чокана Валиханова с Фёдором Михайловичем Достоевским. Эта встреча совпала с окончанием учёбы Чокана в Сибирском кадетском корпусе и переросла в дальнейшем в многолетнюю дружбу.

Много «белых пятен» и в петербургской жизни Валиханова с февраля 1860 по май 1861 года. Можно только представить, в каком калейдоскопе событий и лиц вращался блистательный офицер царской службы после успешного завершения путешествия в Кашгарию! Здесь и аудиенция у Александра Второго, встречи с министром иностранных дел А.М. Горчаковым, с братьями Милютиными – и знакомство с Н.Г. Чернышевским. Беседы с графом Д.Н. Блудовым, в лице которого ещё Николай Первый нашёл поддержку при подавлении восстания декабристов, и с оберпрокурором Святейшего синода графом А.П. Толстым. И доклад в Географическом обществе не с сенсационными новостями, а с научно обоснованными взглядами на Центральную Азию. В то же время надо навестить брата Абулмакажана, учившегося в Петербурге, далее незаметно попасть на встречу в Сибирском землячестве с Г. Потаниным, необходимо скрыться от приставленного к нему соглядатая из III отделения денщика Сейфулмулюкова. Молодой Валиханов успевал забежать и на «литературную пятницу» Я.П. Полонского, а после ночной пирушки в одном из ресторанов Петербурга он вместе с молодым поэтом В. Крестовским, будущим автором «Петербургских трущоб», спешил на редакционное утро к братьям Курочкиным, где не только подбрасывал им пару едких карикатур, но и говорил с ними о создании тайного общества «Земля и воля».

Необходимо также встретиться с депутацией оренбургских султанов, прибывшей в Санкт-Петербург, надо сравнить родство некоторых сказок из собранных А. Афанасьевым со степными легендами и сообщить учёному миру об эпосе «Манас». Именно из «Очерков Джунгарии» Чокана Валиханова востоковеды России впервые узнали о существовании у «неграмотных» киргизов своего рода энциклопедии – собрания мифов, преданий, географических сведений, нравственных понятий, где всё сгруппировано вокруг одного лица – богатыря Манаса.

С большими надеждами на пере­устройство жизненного уклада своего народа, с новыми планами и замыслами он вернулся в степь… Но судьба распорядилась по-своему и не позволила осуществить задуманное. В неполные 30 лет Чокан Чингисович Валиханов умер в урочище Кочен-Тоган 10 апреля 1865 года.

…Как-то принято у нас жить юбилеями. При подготовке к юбилею какого-либо известного деятеля часто издают его произведения, пишут о нём многочисленные статьи, а после юбилея всё словно забывается. Но есть исключения. Среди них – жизнь и творчество Чокана Чингисовича Валиханова. Интерес к нему проверен временем. И в Казахстане, и в России.

Зеркало мирового книгоиздания

Зеркало мирового книгоиздания

Литература / Литература / Картинки с выставки

Фото: Евгений ФЕДОРОВСКИЙ

Теги: книгоиздание , книготорговля , литературный процесс

На недавно прошедшей книжной ярмарке было настоящее столпотворение. На одной площадке встретились три основных участника создания книги: писатель, издатель и читатель, без которого невозможно считать, что книга как явление состоялась. Они делятся впечатлениями об этом грандиозном мероприятии, а также своё мнение высказывают учёные и литературоведы.

Владимир ЛИЧУТИН, писатель:

– Главный недостаток книжной ярмарки – это обилие звуков. Говорить невозможно, обсуждать невозможно. Здесь нельзя поразмышлять, порассуждать, подумать – какая-то какофония и сумятица. Вроде бы должно быть единение, душа должна раскрыться, но на этих ярмарках душа закрывается. Множество книжек, листать их неохота – они все одинаковые внешне, под одинаковыми обложками, с одинаковым, очень поверхностным содержанием. Хотят много всего напихать в эти «стены», а когда всего много – значит, практически ничего нет. В будущем, конечно, надо продумать само содержание книжной ярмарки, чтобы человек, придя сюда, именно отдыхал, думал и переживал, а не задыхался от таких звуков. Вроде бы дело хорошее, а у меня лично тяжкое чувство… У меня было две презентации – приходится орать, кричать, не слышишь самого себя. Какая тут душевность? Какое сопереживание? Какие беседы с читателями и поклонниками? Проходят вереницы посетителей, чаще всего оглушённых множеством людей и множеством книжек, и возникает у меня чувство: Боже мой, как много всего пишут, а никого не вспомнишь! Начинаешь вспоминать писателей – ну два, три, от силы десять припоминаешь на всю страну, а кто же пишет, если нельзя их припомнить никого? Что это за литература, которая разложена по десяткам стеллажей и полок, а нельзя к ней прикоснуться, вспыхнуть чувством? Люди идут с потухшим взглядом, как будто прощаются с покойником в последние минуты – вот такое же выражение на лицах. Редко вдруг – раз! – и вспыхнет что-то в глазах живое, участливое – и тут же потухнет, потому что множество одинаковых, в глянцевых обложках книжек приглушает любое доброе чувство… Вот такое у меня ощущение от выставки. Очень мало покупают книг. Люди в основном бедные, нищенски бедные: они, может быть, и хотят купить что-то, но разбегаются глаза у них. Нет путеводителя по этим книгам, чтобы сказали: вот здесь такое-то. Остановитесь, товарищи, поразитесь: какие тут книги! Но нет, кто остановится? Даже в микрофон ори – никто не остановится. Звук микрофона слабее общей какофонии, которая разлита в этом зале многолюдном.