Газета День Литературы - Газета День Литературы # 162 (2010 2) Страница 8

В Доме Союза писателей России в Москве 19 января состоялось вручение Литературной премии Саратовской области имени М.Н. Алексеева за 2009 год.

В торжественном мероприятии приняли участие председатель Комитета по культуре Государственной Думы РФ Григорий Ивлиев, госсекретарь Союза России и Белоруссии Павел Бородин, председатель правления Союза писателей РФ Валерий Ганичев, заместитель председателя правления Союза писателей РФ Сергей Котькало, первый секретарь правления Союза писателей РФ Геннадий Иванов, писатель Валентин Распутин, делегация Саратовской области в составе: министр культуры Владимир Синюков, председатель Саратовского отделения Союза писателей РФ Владимир Масян, директор Государственного музея К.А. Федина Валентина Жукова, саратовские писатели Атаулла Кармеев и Михаил Меренченко.

Литературная премия имени М.Н. Алексеева была учреждена в 1998 году Правительством Саратовской области, Союзом писателей России и Саратовским отделением Союза писателей РФ в знак признания выдающегося вклада в русскую литературу писателя-волжанина, Героя Социалистического Труда, лауреата Государственных премий СССР и РСФСР, Почётного гражданина Саратовской области Михаила Николаевича Алексеева.

Премия присуждается ежегодно за создание художественных произведений в прозе и публицистике, развивающих традиции русской классической литературы.

В конкурсе 2009 года приняли участие 67 авторов из разных регионов России.

По решению жюри, в состав которого входят московские и саратовские писатели, лауреатами Литературной премии имени Михаила Алексеева 2009 года стали писатели:

Александр Бобров, г.Москва, за книгу "Русский месяцеслов на все времена" – диплом I степени;

Игорь Смолькин (Игорь Изборцев), г.Псков, за роман "Ангел беЗпечальный" – диплом II степени;

Михаил Меренченко, г.Саратов, за книгу рассказов "Городские жители" – диплом III степени.

Председатель правления Союза писателей РФ Валерий Ганичев поздравил лауреатов Литературной премии им. М.Н. Алексеева с почётной наградой и отметил большой вклад Саратовской писательской организации в развитие современной литературы и межрегиональных творческих связей.

Состоялась рабочая встреча В.Н. Ганичева с министром культуры В.Н. Синюковым и саратовскими писателями, в ходе которой обсуждались вопросы сотрудничества на текущий год: программа совместных мероприятий, посвящённых 65-летию Победы в Великой Отечественной войне; организация "Алексеевских чтений" на родине писателя в Калининском районе Саратовской области; вопросы поддержки молодых авторов и др.

В этот же день в Доме Союза писателей России состоялось вручение премии "Имперская культура" имени профессора Эдуарда Володина в номинации "Проза" саратовскому писателю Владимиру Масяну за повесть "Игра в расшибного".

Комиссией по присуждению премии "Имперская культура", в состав которой входят представители Союза писателей России, журнала "Новая книга России", Фонда св. Иоанна Златоуста и ИИПК "Ихтиос", под председательством Валерия Ганичева было рассмотрено 124 предложения различных издательств и творческих общественных организаций.

На конкурс было представлено 983 книги, созданные в 2008-2009 годах.

Материалы полосы подготовлены прессцентром СПР

Борис Споров ДВА ЧЕХОВА. К НОВОМУ ПРОЧТЕНИЮ

Известно, что Лев Толстой высоко оценивал творчество Чехова. Он неоднократно перечитывал отдельные его произведения, а в техническом мастерстве ставил в чём-то даже выше себя.

Известно и другое: Толстой не признавал Чехова-драматурга до такой степени, что "Три сестры" не смог даже прочесть до конца. И не только это. Так, нашумевшей повести "Мужики" он высказал суровый приговор: "Рассказ "Мужики" – это грех перед народом. Он не знает народа". Трудно согласиться, что Чехов как писатель "не знает народа", но что "это грех перед народом" – с этим нельзя не согласиться.

К месту напомнить: Чехов после Гоголя явление наиболее сложное и не растолкованное в русской литературе девятнадцатого века. Сложность не в сюжетах произведений, не в языке и стиле, не в том, что драмы он, к примеру, определял комедиями, сложность в форме подачи материала – я называю это "либерализмом в творчестве" и "заглядыванием вперёд".

А ещё позиция Чехова, в которой его и сила и слабость. Позицию он чётко и однозначно изложил:

Плещееву: "Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферентист, я хотел бы быть свободным художником – и только" . ("Свободным" – от чего? – Б.С. )

Суворину: "Мне кажется… Художник должен быть не судьёй своих персонажей и того, о чём говорят они, а только беспристрастным свидетелем" . (Но ведь художник и создатель своих персонажей! – Б.С. )

Отсюда и либерализм в творчестве, и беспристрастность свидетеля… А уж какую загогулину преподнесут персонажи – их дело, их забота. Нередко Чехов так и писал, однако не выдерживал последовательности. Давили, видимо, два обстоятельства: неизменный критический реализм 19 века, и окружение творческой интеллигенции, особенно театральной, утратившей веру, потому и без связи с народом. Ещё-то ведь и связать нечем.

Вот это очевидно и отложилось на повести, что и позволило Толстому сказать: рассказ "Мужики" – "грех перед народом" .

***

"Лакей при московской гостинице "Славянский базар", Николай Чикильдеев, заболел. У него онемели ноги…" И заболевший с женой и дочерью вынужден приехать к родителям, в деревню Жуково. Дом – развалюха, половину внутренней избы занимает печь, "тёмная от копоти и мух". И в этой трущобе живут старики – отец с матерью; брат Кирьяк с женой, у них шестеро детей; жена второго брата, который в солдатах, с двумя детьми, следовательно, с "москвичами" пятнадцать душ. Тесновато и для крепостной деревни. Но Чехову, видимо, необходимо сгустить тона и краски, как это и принято было в критическом реализме… "На печи сидела девочка лет восьми, белоголовая, немытая, равнодушная"… Кошка глухая. "Отчего?" – "Так, побили"… – Поставили самовар – самая большая ценность в избе. – "От чая пахло рыбой, сахар был огрызанный и серый, по хлебу и посуде сновали тараканы"… – "В избе всегда плохо спали; каждому мешало спать что-нибудь неотвязчивое, назойливое: старику – боль в спине, бабке – заботы и злость, Марье – страх (её дико избивал пьяный муж. – Б.С. ), детям – чесотка и голод"… – Вот на таком фоне дана повесть, да это и не фон – литературная реальность. И не понять, кто чем занят – кто какую работу работает. Кирьяк – сторожем в лесу у купца; об остальных сказано лишь однажды, кратко: "…все жали". Что жали, где жали – своё, помещичье? Это ни Чехова, ни читателя, видимо, не должно интересовать… Голод у Чикильдеевых лютый, но очень своеобразный: "…и когда увидел (Николай. – Б.С. ) с какой жадностью старик и бабы ели чёрный хлеб, макая его в воду…" Или ещё такое: "По случаю праздника купили в трактире селёдку и варили похлёбку из селёдочной головки. В полдень сели пить чай и пили его долго, до пота, и, казалось, распухли от чая, и уже после этого стали есть похлёбку, все из одного горшка. А селёдку бабка спрятала". – И такое: "Сердитая бабка намочила ржаных корок (и откуда взялись?! – Б.С. ) в чашке и сосала их долго, целый час. – И тут же, всего лишь через точку, следует: – Марья, подоив корову, принесла ведро с молоком…" С одной стороны – голод и детей, и взрослых, с другой – события-то происходят, когда и в огородах всё созрело, и корова в хозяйстве есть; и на Успенье барана освежили, так что объедались, а дети и ночью вставали поесть. К этому времени и хлеб нового урожая убран – все условия не голодать, не варить похлёбку "из селёдочной головки", чтобы затем в десяток ложек черпать из одного горшка – кстати, из горшков в деревнях никогда не хлебали похлёбку, не получится… Да и барана, наверное, не последнего зарезали. А ведь, пожалуй, и птица есть. Почему бы и нет, если чужие гуси объедают в огороде капусту. Кстати, зимой корова ревела от голода, но ведь столько рук – можно было запастись хотя бы сеном, колхозного запрета не было. Но это за кадром – Чехов демонстрирует голодомор и пьянку. Да ещё унизительное падение на дно. Так Фёкла, муж которой в солдатах, от двух детей по ночам рыскает за речку к приказчикам блудничать, и наверно не первый раз под утро заявилась голой: "поозорничали" над ней… А вот внешнее проявление Фёклы: кому угодно она может нахамить; ударила коромыслом Ольгу… "Она (Фёкла. – Б.С. ) ела что давали, спала где и на чём придётся; помои выливала у самого крыльца: выплеснет с порога, да ещё пройдёт босыми ногами по луже". – Ну, чем не быдло!