Федор Раззаков - Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека» Страница 83

В том году вошла в строй и дала первый ток 1-я турбина на Сырдарьинской ГРЭС мощностью 300 тысяч киловатт, была введена в эксплуатацию 4-я турбина на Чарвакской ГЭС мощностью 150 тысяч киловатт. Вступили в строй новые хлопкозаводы в Сырдарьинской, Андижанской областях и Каракалпакской АССР, Ташкентская обувная фабрика.

В 1973 году был введен в строй завод по выпуску домашних холодильников в Самарканде, а в Ташкенте построен автоцентр Волжского автомобильного завода. В легкой промышленности были введены в эксплуатацию 1-я очередь Бухарского хлопчатобумажного комбината, обувная фабрика в Ташкенте, Кокандский завод хромовых кож, Навоийский, Тахтакупырский и Чартакский хлопкоочистительные заводы, в пищевой промышленности – 2-я очередь парфюмерной фабрики в Ташкенте.

Среднемесячная зарплата в Узбекистане выросла по сравнению с прошлым годом на 5,5 % и составила уже 127 рублей (опять же при наличии стабильных цен). Было построено еще 80 тысяч новых квартир и индивидуальных жилых домов общей площадью 4 583 тысяч квадратных метров. 518 тысяч человек улучшили свои жилищные условия за счет государства, то бишь даром.

Конечно, за этими цифрами не все выглядело столь безоблачно, как хотелось бы. Например, качество многих отечественных изделий часто оставляло желать лучшего, из-за чего эта продукция пользовалась куда меньшим спросом, чем импортная (к примеру, та же парфюмерия или обувь). Многие новые дома, которые вводились в строй, после их сдачи в эксплуатацию требовали дополнительного ремонта, поскольку сдавались в спешке. Фактически не росла цена на узбекский хлопок, который государство покупало у республики. Например, цена на хлопок, выращенный в Азербайджане, была на 4 копейки больше, чем на хлопок, выращенный в Узбекистане, хотя их качество было одинаковым. В итоге большая часть азербайджанского хлопка была на самом деле узбекского происхождения, а искомые 4 копейки оседали в карманах махинаторов из высоких московских и республиканских кабинетов.

Зарплаты по стране тоже росли непропорционально: так, бюрократия получала почти в два раза больше, чем рядовые граждане. А у парт– и госэлиты к основной зарплате в 300–400 рублей имелись еще разного рода спецраспределители, где можно было «отовариться» продуктами, которые в обычных магазинах входили в категорию дефицитных. По этому поводу приведу воспоминания М. Барбакадзе, который аккурат в начале 70-х побывал в Узбекистане и видел номенклатурную жизнь воочию (он приехал туда на свадьбу своего однокурсника по МГУ, который был сыном высокопоставленного узбекистанского чиновника):

«Когда мы приехали на дачу его отца, Наби взял телефонную трубку, небось вертушку, и сказал по-русски две фразы:

– Для «девятого», на шесть человек. И побыстрее, пожалуйста.

«Девятый» на их номенклатурной фене означал номер в государственной иерархии, где первым был, конечно, Шараф Рашидов.

Не успел Наби провести экскурсию по отцовской даче с коврами, громадными китайскими вазами и прочими атрибутами байской роскоши, как трое мужчин подъехали на микроавтобусе и стали вытаскивать пакеты с зеленью, фруктами, ящики с водкой, вином и минералкой, горы закуски и полбарана, из которого тут же на улице начали готовить плов, разведя костер и поставив на него огромный казан, больше которого я видел только на одной из узбекских свадеб…».

Между тем описанные выше нравы были типичными для всей тогдашней советской номенклатуры, которая уже мало чего боялась под сенью брежневской стабильности. Однако особую гостеприимность Узбекистана, где любой гость – всегда желанный, отмечали тогда практически все советские граждане, начиная от номенклатурных и заканчивая рядовыми. Я сам могу утверждать это как очевидец, поскольку каждый год ездил в эту республику с родителями и видел все собственными глазами. Кроме этого, я беседовал с русскими, которые жили в Узбекистане долгие годы, и все они отзывались о тамошней жизни исключительно положительно. Правда, в начале 70-х определенные проблемы у властей республики возникли с гражданами еврейской национальности, которые вдруг стали уезжать оттуда в Израиль. Впрочем, и эта проблема имела общесоюзный характер.

Началось все в конце 60-х, когда СССР стал особенно активно поддерживать арабов на Ближнем Востоке и жестко разобрался с «бархатной революцией» в Чехословакии, где значительную роль играло именно проеврейское лобби. В итоге в 1970 году премьер-министр Израиля Голда Меир объявила крестовый поход против СССР: даже в израильских школах детей стали учить, что СССР – исчадие ада, оплот антисемитизма в мире. Это было откровенной ложью, поскольку евреи в СССР пользовались теми же правами, что и все остальные граждане. Существовал, конечно, бытовой антисемитизм и определенные действия советских властей ограничивали отдельные права евреев, однако в общем и целом их положение нельзя было назвать вопиющим. Достаточно сказать, что в сфере литературы и искусства, а также в науке именно евреи играли важную роль и власть не могла с этим не считаться (даже в высшем советском руководстве были евреи: тот же шеф КГБ Юрий Андропов, к примеру). Поэтому, когда в 1970 году, при активной поддержке Запада, многие советские евреи стали требовать от Кремля разрешить им эмигрировать из страны, власти пытались сделать все возможное, чтобы не допустить этого. Однако из этого ничего не вышло. И спустя год еврейская эмиграция в СССР была открыта.

Между тем в Узбекистане проживало значительное количество евреев, которые относились к двум категориям: коренные жители и приезжие. Причем количество последних все годы советской власти неуклонно росло, поскольку узбекистанские власти всегда более лояльно относились к евреям, чем, например, московские. Поэтому в руководящих слоях республики тоже было много евреев. Даже помощниками у Рашидова в разные годы были представители именно этой национальности: Л. Шабшай и Г. Крайнов.

Однако вложенные Западом в пропагандистскую обработку советских евреев деньги делали свое дело: наслушавшись разных «голосов», евреи стали стремиться покинуть СССР. Не миновала эта участь и Узбекистан, хотя еврейский исход оттуда оказался чуть ли не самым минимальным в стране. Причем дело было не столько в ответных пропагандистских акциях узбекистанских властей (тамошние газеты были полны возмущенными письмами евреев, которые осуждали своих соотечественников, поддавшихся на посулы западной пропаганды), сколько реальным положением дел: евреям в Узбекистане жилось лучше, чем их сородичам в других регионах.

Узбекистан при Рашидове вообще считался в кругах либеральной советской интеллигенции местом лояльным к инакомыслию. И хотя собственного профессионального диссидентства там практически не было (разве что крымские татары доставляли определенные проблемы), однако к «диссидентам мысли» власти республики относились вполне терпимо. К примеру, «бунтарь с гитарой» Владимир Высоцкий чувствовал себя там лучше, чем где бы то ни было в СССР. В качестве примера приведу его приезд в Узбекистан (в составе Театра драмы и комедии на Таганке) в сентябре 1973 года.

Это было первое посещение «Таганкой» этой солнечной республики. Высоцкий, слава которого уже около шести лет гремела на всю страну, совмещал игру в спектаклях («Десять дней, которые потрясли мир», «Павшие и живые») с концертами (помимо Ташкента он пел также в Навои и Чирчике). При этом Высоцкий предпочитал жить не в гостинице, где остановились его коллеги, а дома у известного кинорежиссера Георгия Юнгвальд-Хилькевича, которого хорошо знал по совместной работе в фильме 1970 года «Опасные гастроли» (отметим, что дед режиссера Эмиль-Ольгерт Юнгвальд-Хилькевич создавал узбекское оперное искусство, был художественным руководителем оперного театра имени А. Навои в Ташкенте, этим же театром потом руководил и отец Георгия).

Вспоминает Г. Юнгвальд-Хилькевич: «Однажды Высоцкий накупил арбузов, дынь, винограда, все разложил в гостиничной ванне и наполнил ее водой. Приходил туда, менял воду, смотрел на всю эту красоту и говорил: «Пусть лежит». И мы ехали ко мне. Он просто балдел от Ташкента, повторял: «Остался же кусочек человеческой жизни в этой сраной стране!».

Высоцкий был очень наблюдательным. Прихожу домой, а он стоит и в окно смотрит. «Что такое булды?» – спрашивает.

Оказывается, внизу во дворе узбеки в большом казане плов готовили. «Все вокруг суетились, – рассказывал мне Володя, – а потом толстый узбек пришел и сказал «булды!». Они схватили котел и куда-то потащили. Что это значит?».

Я объяснил, что «булды» – по-узбекски «хватит». Он запомнил. Обожал мои узбекские байки, просил, чтобы я их рассказывал. А потом уже и сам повторял их в компании…».

Во время пребывания в Ташкенте Высоцкий дал несколько концертов в разных местах, в том числе и в Концертном зале имени Я. Свердлова. Помимо этого было еще одно его выступление, домашнее, о котором вспоминает другой очевидец – Лилия Николенко: