Алексей Цветков - Антология современного анархизма и левого радикализма Страница 86

Давайте представим (и снова мы предпринимаем «мыслительный эксперимент»!), что известного размера группа каббалистов-иммедиалистов, преисполненная самых серьезных намерений, держит в руках координаты (включая факс, телефон, e-mail или еще что-нибудь) исполнительной и творческой группы телевизионного шоу, воплощающего крайний случай отчуждения и психической отравы (пусть это будет «Дорожный патруль»). В своем «Малайском проклятии темного Джинна» я предлагал посылать таким людям коробку, содержащую дада/вудуистские предметы и записку с предупреждением о том, что место их работы проклято. Тогда я опасался рекомендовать наложение проклятий на отдельных людей. Сейчас я настоятельно рекомендую делать это — и даже кое-что похуже. Я бы послал этим зомби фотографию кошмарной гадины, пресмыкающегося восточных исламских еретических джунглей, вроде той, что я упомянул в плане операции «Черный джинн», поскольку СМИ выказывают непомерный страх перед «исламской угрозой» и демонстрируют махровый шовинизм по отношению к мусульманам. Однако теперь мне бы хотелось сильно усложнить наш план и используемые в нем образы. Надо будет послать продюсерам и сценаристам телевизионных передач причудливые и путающие сюрреалистические «ящички», содержащие прекрасные, но «запрещенные» картины сексуального наслаждения[52] и трудно постигаемые духовные символы, глубокие, многосмысленные образы автономии и удовольствия от самореализации, исполненные чрезвычайно искусно, многогранно, загадочно. Эти диковины должны быть сделаны с настоящим художественным рвением и с высочайшим вдохновением, но каждая из них — всего лишь оружие, нацеленное на какого-то одного конкретного человека — жертву чародейства.

Получатели будут, вероятно, ошарашены этими анонимными «подарками», но скорее всего не станут ни уничтожать, ни даже поначалу обсуждать их. Впрочем, если даже и станут, это не беда. Однако вероятнее будет предположить, что эти объекты покажутся им, с одной стороны, слишком уж прекрасными, слишком «дорогими» для того, чтобы их просто вот так взять и уничтожить, а с другой — слишком «грязными» для того, чтобы показать кому-то еще. На следующий день жертвы получат письмо с сообщением о том, что через «подарок» на них была наведена порча. Чары заставят их познать свои истинные желания, воплощенные в магических предметах. С этого момента они, помимо прочего, начнут осознавать, что все предшествующее время они выступали врагами человечества, превращая желание в предметы потребления и работая агентами душевного контроля. Магические артефакты будут проникать в их сны и фантазии, делая повседневную работу не просто удручающе скучной, но и подрывающей мораль. И тогда либо желания, разбуженные магией, разрушат их изнутри на рабочем месте, либо они обратят мысли к восстанию и саботажу. Лучшее, что они могут сделать, — это смыться. Так они сохранят здоровье ценой своей бессмысленной «карьеры». Если они останутся на службе у медиа, они сгорят от неудовлетворенных желаний, чувства стыда и вины. Или станут повстанцами и научатся сражаться против Ока Вавилона изнутри идолова брюха. К этому времени их «шоу» уже готово для полномасштабной магической атаки, которую могут провести шиитские колдуны-террористы, или штурмовой отряд ливийского вуду, или еще кто-нибудь. Конечно, было бы нелишним иметь внутри этой организации своего агента, способного оставлять «следы» и вынюхивать ценную информацию, однако известная часть предложенной схемы может быть реализована без активной инфильтрации в аппарат учреждения. Начальная стадия атаки, возможно, будет проводиться при поддержке печатной пропаганды и даже лозунгов, высылаемых по почте. Различные неудачи и ошибки должны быть подстроены на самом деле, — разумеется, если это возможно. Вы знаете все эти злые шутки. Но, повторяю, это вовсе не обязательно и может даже считаться дополнением к нашему чистому эксперименту в области ебли мозгов и манипуляции образами. Пусть ублюдки самостоятельно выделывают неудачи из собственной депрессии, раз уж они такие злобные кретины, из собственного атавистического тщеславия (без которого они не стали бы служить СМИ), из своего страха перед иным, из своей подавленной сексуальности. Можете быть уверены, так оно и выйдет — они станут вспоминать «проклятье» всякий раз, когда с ними будет случаться что-нибудь нехорошее.

Тот же основной принцип может применяться к информационным системам, отличным от телевидения. Компьютерная компания, например, может быть проклята через ее компьютерную сеть талантливым хакером, хотя лучше избегать научно-фантастических сценариев вроде того, где Уильям Гибсон с боем прорывается в киберпространство — до того это барочно... Рекламные компании, эксплуатирующие магию образа, режиссеры, PR-группы, художественные галереи, юристы и даже политики[53]. Всякий душитель свободы, который сделал своим инструментом образ, сам уязвим для силы образа.

Необходимо особо подчеркнуть, что мы не описываем здесь сценарий Революции, революционной политической акции или даже Мятежа. Это скорее новый вид неогерметического агитпропа, предложения по новому виду «политического искусства», проект для Тонга или мятежных художников, эксперимент в иммедиалистской игре. Прочие будут бороться против притеснителей на поле экспертизы, работы, дискурса, жизни. Будучи художниками, мы выбираем своим полем битвы «искусство», медийные практики. Мы сражаемся против того вида отчуждения, который влияет на нас непосредственно[54]. Мы вступаем в схватку там, где мы живем, вместо того чтобы строить теории о враге где-нибудь еще. Я попытался предложить стратегию и представить некоторые тактики, которые будут развивать эту стратегию. Никаких других заявлений сделано не было, и за сказанным никаких новых деталей не последует. Все остальное — дело Тонга.

Я допускаю, что мой собственный вкус может подсказать мне более жестокие приемы обращения с медиа, чем те, что предложены в этом тексте. В народе поговаривают о «захвате» телестанций, но никто пока что не добился успеха в этом деле. Может быть, в стрельбе по телевизорам, выставленным в витринах магазинов бытовой электроники, несмотря на всю кажущуюся смехотворность этого предприятия, будет больше смысла, чем в мечтах о захвате телестудий. Но я сознательно дистанцируюсь от предложений применить силу к неофашистам или даже убить одного из псов Джеральдо и делаю это по причинам, которые все еще кажутся мне достаточно вескими. Во-первых, я принял близко к сердцу замечания Ницше по поводу неполноценности и бесплодности реваншизма как политической доктрины. Голая реакция никогда не является достаточным ответом, тем более что в ней нет ничего от благородного пути. Более того, она просто не сработает. Реакционные действия посчитают «атакой на свободу слова». В противоположность этому проект, предложенный здесь, несет внутри своей структуры возможность действительного преобразования чего-нибудь, пусть даже всего лишь «сознания» нескольких отдельно взятых людей. Другими словами, конструктивный аспект проекта представляет собой единое целое с его деструктивным аспектом. Они неразрывно связаны. Наш дада/вудуистский предмет в одно и то же время и наказывает, и соблазняет, и оба эти эффекта тщательным образом разъяснены в сопроводительных открытках или письмах. В результате у нас появляется шанс обратить кого-нибудь в нашу веру. Конечно, мы также можем легко потерпеть неудачу. Все наши усилия могут в итоге оказаться в мусорной корзине вместе с ненужными бумагами, не заинтересовав тех людей, чье сознание покрыто броней, слишком толстой для того, чтобы ощутить всю ответственность момента. Помимо всего прочего, все это — всего лишь мыслительный эксперимент, или эксперимент в области мышления. Если хотите, можете даже назвать это только формой эстетического критицизма, острие которого направлено не столько на потребителей плохой художественной продукции, сколько на преступников. Время для настоящего насилия еще не пришло хотя бы потому, что производство насилия остается монополией властных институтов. Нет никакого смысла в том, чтобы насадить чью-то голову на пику и бряцать оружием, в то время как над нами реют рукотворные звезды смерти — телеретрансляционные спутники[55].

Наша задача состоит в том, чтобы расширять трещины в якобы несокрушимой твердыне социального дискурса, постоянно отрывать куски от занавеса, прикрывающего бессодержательное зрелище, выявлять и помечать скрытые формы психологического контроля, обозначать на карте пути для побега, отламывать куски от кристаллов, образовавшихся из удушающих информационных паров, греметь кастрюлями и чайниками для того, чтобы пробудить нескольких горожан от медиа транса, использовать внутренние каналы передачи информации[56] для оркестровки наших атак на Империю большой лжи, заново учиться тому, как дышать всем вместе, жить в наших телах, как сопротивляться наркотику «информации». В действительности то, что я назвал «Прямым Действием», больше известно как непрямое, символическое, заражающее, оккультное и потаенное действие, нежели как причиняющее реальный вред, воинствующее и открытое. Мы вместе с нашими природными союзниками обрадуемся даже небольшому успеху. Однако сверхсложная структура может однажды сама потерять координацию и связь своих составляющих, и ее сила иссякнет. Этот день может настать (кто мог подумать, что в одно прекрасное утро 1989 года коммунизм испарится?), этот день может настать тогда, когда перезрелый капитализм начнет таять, ведь в конце концов он всего лишь глупейший сплав выжившего из ума марксизма и фашистских пережитков. В один прекрасный день сама фабрика по производству Общественного Согласия начнет распадаться вместе с экономикой и всем прочим контекстом. Однажды колосс может дрогнуть и зашататься, как статуя Сталина на главной площади какого-нибудь провинциального городка. И в этот день, возможно, телестудия будет взорвана и останется взорванной. Но до того — одна, две, десять, тысяча оккультных атак на социальные институты.