Валентин Зорин - Мистеры миллиарды Страница 9

Когда сталкиваешься с таким явлением, ибо Поль Гетти — это уже не столько человек, сколько явление, то невольно задаешься вопросом: чего ради он действует, что любит, чего хочет, к чему стремится?

В тот памятный вечер я попытался выяснить это у самого Гетти. И Гетти заговорил... об искусстве. Он с увлечением рассказывал о своих коллекциях, в которых действительно есть шедевры мирового значения. В его доме в Калифорнии — собрание, в котором Рембрандт, Тинторетто, Веронезе, много картин Гейнсборо, одна из лучших в мире коллекция французской мебели и ковров XVIII века, мрамор Древней Греции и Древнего Рима.

После того как Гетти поселился в Англии, в его новом доме появилась вторая коллекция, которой тоже нет цены. Не скрывая самодовольства, миллиардер сказал: «У меня есть замечательные вещи. Прекрасное собрание картин. Часть из моего собрания я предоставил сейчас на время лондонской Национальной галерее. Среди полотен, которые я им одолжил, находится автопортрет Паоло Веронезе в полный рост, большое полотно Рубенса «Возвращение с охоты». Уже несколько месяцев в этом музее выставлена принадлежащая мне картина Рембрандта «Портрет мужчины», написанная им в 1661 году. У меня есть много работ импрессионистов. Недавно я приобрел замечательную коллекцию персидских ковров XVI века».

Гетти действительно знаток и тонкий ценитель искусства. Те произведения из его коллекции, которые мне довелось видеть, свидетельствуют об этом с несомненностью. В скольких богатых домах Америки вы можете увидеть модную модернистскую пачкотню.

Дело не только в том, что старомодный Рембрандт ценится меценатами все-таки дороже ультрасовременного поп-арта. Дело во вкусе, если хотите, культурном уровне. В кабинете Джона Рокфеллера в богатой раме висит нечто, что можно повесить и так и этак — и ногами вверх, и боком, и наискосок. Его эстетический вкус тому не препятствует.

Гетти за мини- или макси-модой не гоняется. В его собраниях вы не встретите ничего, что было бы данью преходящей моде. Все в них самой высокой пробы.

Нефтепромышленник не только покупает картины и статуи. Он о них пишет. Несколько лет назад вышла его книжка «Выбор коллекционера». В ней Гетти описал предпринятое им еще до войны путешествие по Европе с целью пополнения своих коллекций. В этой книжке немалая эрудиция, подчас меткие и тонкие замечания и суждения.

Но чем больше вчитываешься в эту книжку, знакомишься с собранием произведений искусства, принадлежащих Гетти, тем больше ощущаешь нечто такое, что не имеет никакого отношения к искусству, к той радости, которую дарит общение с проявлением человеческого духа, с тем высоким, что в искусстве заключено.

В первый раз эта мысль пришла мне в голову, когда я смотрел замечательные картины его американской коллекции. Как можно, подумалось мне, спрятать эти сокровища не только от людей, но и от самого себя, держать их здесь, в этих затемненных залах, отказавшись от радости общения с ними? Ведь Гетти не был здесь уже много лет, вполне удовлетворившись сознанием, что эти бесценные творения гениев — его собственность.

Рассматривая как-то богато изданный «Выбор коллекционера», я внезапно обратил внимание на дату того знаменательного путешествия в Европу в поисках произведений искусства, которое описывается в этой книге, — 1939 год. В период «странной войны» в затемненных городах — старинных очагах европейской культуры — появился холеный, под защитой американского паспорта делец с улыбкой, которую иногда называют волчьей, и чековой книжкой.

Пусть читатель мысленно представит Европу тех дней. Уже грохотали пушки, а это, как известно, время, когда «музы молчат». Преданные своими продажными правителями, жители многих европейских городов со дня на день ожидали вторжения иноземных орд. Рухнул привычный уклад жизни. Сместились все представления о ценностях: бак с бензином, ящик консервов, а тем более пачка зеленых долларовых бумажек для многих перепуганных буржуа стоили тогда дороже кусков потрескавшегося мрамора или громоздких полотен, которые не спрячешь от бомбежки, не унесешь в кармане. И за океан переправляются десятки ящиков с картинами, старинной бронзой, гобеленами, коврами. Как провести здесь грань между любовью к искусству и беспредельным цинизмом, страстью коллекционера и примитивным мародерством?

Еще деталь. Осматривающему коллекцию картин Гетти в том собрании, которое хранится в его американском доме, бросается в глаза особое пристрастие хозяина коллекции к замечательному англичанину Гейнсборо. Это, пожалуй, одно из наиболее обширных собраний великого художника. Сначала думаешь, что этот изысканный, парадно-пышный живописец чем-то особенно близок и дорог собирателю. Но все поясняет хранитель коллекции. Он говорит, что цены на произведения этого художника особенно взлетели в последние десятилетия. Тогда же, когда их покупал Гетти, они не пользовались особой популярностью у коллекционеров, цена их была намного меньше. Вот вам и секрет лучшей коллекции картин Гейнсборо — она приобретена по случаю, как подержанный пиджак, в подкладке которого впоследствии находят банковский билет в миллион долларов. Дело не столько в тонком вкусе ценителя и не в изысканном сочетании серовато-серебристых тонов и гейнсборовском совершенстве линий, дело все в тех же долларах.

Биограф миллиардера Рис, не пожалевший в его жизнеописании медовых красок, вынужден тем не менее констатировать: «Гетти начал заниматься нефтяным бизнесом потому, что он является рентабельным, и потому, что, по его собственным словам, это «хороший бизнес». Он покупает картины потому, что они прекрасны, но также и потому, что они представляют собой хорошее капиталовложение».

Словно бы испугавшись такой откровенности, автор, очевидно, хорошо оплаченного панегирика тут же пускается в сомнительного характера философические рассуждения.

«Иногда даже возникает вопрос, — размазывает он, — не существует ли для г-на Гетти какая-то предопределенная гармония в разных жизненных сферах, в силу чего его понятия Добра, Красоты и Выгоды становятся равнозначными и взаимозаменяемыми».

Вряд ли, однако, эти софистские костыли способны подпереть образ «бескорыстного и возвышенного ценителя искусств». Воистину темна душа человека, для которого понятия добра и выгоды, выгоды и красоты взаимозаменяемы!

Итак, при ближайшем рассмотрении оказывается, что Поль Гетти не такой уж бескорыстный служитель искусства. Он делает бизнес не для того, чтобы покупать картины. Он покупает картины, чтобы лучше делать бизнес, надежнее поместить свои капиталы, превращая искусство в бизнес. «Гетти ойл» может лопнуть, а Рембрандт останется Рембрандтом, и миллионы, вложенные в бесценные коллекции, — это хорошая страховка делового человека на случай обстоятельств непредвиденных.

Было бы упрощенным и примитивным утверждение, что единственно, чем движим коллекционер, — это барышничество. Гетти не вульгарный «мещанин во дворянстве», жадно скупающий что ни попадет под руку, — было бы выгодно. Все значительно сложнее. Он отнюдь не примитив — налицо и знание предмета, и, если хотите, известная утонченность, даже изысканность. Занимаясь нефтяным бизнесом, Гетти хорошо изучил технологию добычи и обработки нефти. Он неплохо разбирается в сложных финансовых проблемах. Для руководства современным бизнесом нужны знания, и Поль Гетти, не доверяющий руководства своими компаниями наемным специалистам, опирается не только на свои способности, которые, несомненно, незаурядны. Он хорошо изучил дело. Но ни его способности, ни знания не дали бы ему в обществе, в котором он действует, вскарабкаться на вершину богатства — способных и знающих немало, — если бы он не выработал в себе совершенно особых специфических качеств, которые даже его добродетели сделали пороками.

То же и с искусством, с коллекционированием. Гетти много видел, много знает, выработал собственный взгляд на вещи. Он, безусловно, специалист и ценитель. Но и здесь то, что, казалось бы, должно писаться со знаком плюс, идет под жирным минусом. Есть что-то глубоко отвратительное, абсолютно несовместимое с самой сутью искусства в этом холодном знании коммерсанта. Как от «поверки алгеброй гармонии», искусство не выдерживает прикосновения торгаша, становясь в его руках, независимо от его роли и желания, трупом.

Нет, не искусства ради действует этот черствый человек и холодно-расчетливый делец, не красоты для копит свои богатства. Для чего же?

...Несколько лет назад в отделах светской хроники английских газет были опубликованы пространные отчеты о званом обеде и вечере, на котором присутствовали сливки английского общества, а также специально прибывшие с этой целью итальянские графы и банкиры из Сан-Франциско, отпрыски испанского королевского дома и хозяева крупнейших промышленных концернов Европы, обладатели несметных состояний и даже один индийский раджа. Прием происходил в двадцати милях от Лондона, в старинном замке. Попав в этот замок, я был поражен его красотой. Этот уникальный памятник английской архитектуры XVI века в течение нескольких столетий был родовым гнездом герцогов Свазерлендских.