Слава Тарощина - Рожденные телевизором Страница 9

Аналитическое вещание растворилось без остатка. В кадре осталось только два объясняющих господина – Путин и Медведев. Даже верный помощник партии Максим Шевченко со своей программой «Судите сами» выходит не регулярно, а ситуационно. Скажем, нужно прославить китайский вектор или, напротив, ослабить вектор американский – программа тут как тут. Кстати, антиамериканская риторика по-прежнему актуальна, но пыл заметно ослаб. То ли смена президентов благотворно повлияла на наших ястребов, то ли в чью-то светлую голову пришла благодатная мысль: смешно ненавидеть Запад и США, пребывая в системе координат их политической культуры, экономики, в их одежде, в окружении их фильмов, музыки, продуктов и телеформатов.

Просветительского ТВ уже просто не существует. Его вытеснила мода на псевдоисторические программы. Даже «Имя Россия», главный проект года, именно так его величает автор и ведущий Александр Любимов, всего лишь навсего не очень умело использует прошлое для пропаганды настоящего. Хотя штука удобная: в зависимости от нужд момента достаем из рукава то Николая Второго, то Сталина, то Александра Невского. А еще теледеятелей искусств с историческим уклоном больше всего волнует богатый внутренний мир державных лидеров середины ХХ века, дружно приведших одну шестую часть суши к краху. Редкая неделя обходится без сочувственных фрейдистских экскурсов в подкорки членов разнообразных Политбюро – от великого реформатора-страдальца Андропова до фанатичного психопата Дзержинского, от закомплексованного невротика Суслова до жертвы собственной гиперсексуальности Берии. Вот и все просвещение.

В безвоздушном пространстве гибнут даже те программы, которые еще летом казались вполне приличными. В разновидность рекламного ролика выродился «Гордон Кихот», грозившийся отчаянно сражаться с ветряными мельницами отечественной культуры. Борьба обернулась дополнительным пиаром этих самых мельниц. Если слегка пожурить «Хор Турецкого» за попсовость, а затем сразу после «Гордон Кихота» запустить двухчасовой концерт означенного хора, то рейтинг сразу взметнется ввысь. В последней программе Александр Гарриевич весьма невнятно предъявлял свои претензии «Comedy club», так что можно не сомневаться – вскоре и он в полном составе материализуется на Первом. Ведь лицо клуба, правильный мальчик Гарик Мартиросян, правильно понимает свою магистральную задачу: «Я считаю, что Путин спас нашу великую страну от распада, поэтому мы на него не делаем пародий». Аналогичные сообразительные мальчики населяют и «Прожекторперисхилтон». Тот же Гарик вместе с Иваном Ургантом и Сергеем Светлаковым, призванные противостоять петросянизации эфира (что, заметим, отлично удавалось в дебютных выпусках), теперь обогнали по цинизму своих оппонентов. Петросян с Дубовицкой хотя бы не замахиваются на политическую сатиру, а упорно обрабатывают тучную ниву свекровей и невесток. А эти-то юноши с идеями так отчаянно смело бьют по Кондолизе Райс и Бушу, дрожь берет, а потом еще долго-долго сами же смеются своим остротам.

Жаль, что не проводится исследований по телетриаде, но не сильно ошибусь, если скажу: сегодня информация и просвещение занимают процентов тридцать, а процентов семьдесят отдано развлечениям. В программе «Пусть говорят», где волоокая Волочкова в амплуа умирающего лебедя пускала изумрудную слезу по случаю развода с мужем, разгорелась дискуссия о допустимости публичного душевного обнажения (противником выступала – о времена, о нравы! – Ксения Собчак). И тут возбужденный больше обычного Малахов возопил: давайте не будем ханжами, многие известные люди превращают свою жизнь в товар и рассказывают о себе за деньги. Жизнь как товар – основа сегодняшнего эфира. Большая часть современников вряд ли бы узнала о хорошем поэте Николае Рубцове, если бы его вдова Людмила Дербина, которую обвиняли в убийстве мужа, не согласилась на перемывание косточек покойного в эфире того же Малахова. Он, похоже, теперь выполняет ту же функцию, что при советской власти партком, куда супруги бегали жаловаться друг на друга. Толпою шумною, наступая на пятки, приходят сюда дети и жены певца Серова и артиста Журавлева, Видова и Шукшина, и несть им числа. Сейчас даже документальная линейка немыслима без звезд. Включаешь, скажем, документалку под названием «Когда третий не лишний», а там уж Алла Довлатова при флердоранже слезно благодарит Киркорова за то, что познакомил ее с очередным мужем…

Больше всего в этой дурной бесконечности меня убивает градус запредельной халтуры. Подлинным содержанием культуры в ХХ веке была борьба за вкус. В бурные двадцатые годы конструктивисты и лефовцы даже пытались установить «диктатуру вкуса». Без малого столетие понадобилось благодарным потомкам для того, чтобы с помощью ТВ воцарилась диктатура безвкусицы. Роковой вопрос «С кем вы, мастера культуры?» сегодня обрел новое звучание: «С кем вы, Анастасия Заворотнюк?». Именно с него начался выпуск «Ледникового периода», в котором состоялась свадьба ведущей шоу Заворотнюк с фигуристом Петром Чернышевым. Дрожащим от фальши голосом великая Татьяна Тарасова, вымученно улыбаясь, объявила молодых мужем и женой. Казалось, вот-вот от джемовых речей и пошлости происходящего растопится лед.

Когда же произошел сбой в программе? Куда подевалась наша пресловутая духовность? Ведь можно сколь угодно долго пенять ТВ за качество передач, но понятно, что именно всякую мерзость и смотрят в первую очередь. Впору вводить термин «зрительский планктон». Хотя у нас народ принято любить и гладить по головке. На моей памяти только Чулпан Хаматова в программе «На ночь глядя» осмелилась порассуждать о деградации публики. Впрочем, это уже тема совсем другой, не телевизионной статьи.

А пока, дабы не быть обвиненной в недостоверности, вынуждена признаться – есть, есть еще у нас на ТВ дискуссии. Одна из них, очень бурная, произошла опять же у Гордона. Почтенное собрание яростно спорило о слове «попа» (разумеется, в его более откровенном варианте) – ведь оно составляет лучшую рифму к слову «Европа», что убедительно доказал в том же эфире ролик с Павлом Волей. Еще дальше пошла Глюкоза. Ее хит, триумфально прокатившийся по многим каналам, включая государственные, предлагает новые стандарты патриотизма: «Танцуй, Россия, и плачь, Европа, а у меня самая, самая красивая попа». Особую актуальность затронутая Глюкозой тема приобретает в связи с надвигающимся на нас «Евровидением», которое пройдет в Москве. О масштабах ажиотации можно судить уже сегодня. На днях вицепремьер Александр Жуков заявил, что на подготовку и проведение конкурса будет потрачено более одного миллиарда рублей. Слово «более» вдохновляет. Не исключено, что при столь мощной государственной подпитке ближе к маю развлекательный сегмент ТВ разовьется до ста процентов.

Умница Глюкоза! Взяла и одной фразой обозначила не только суть телевизионного контента, но и суть исторического момента.

Грань дозволенного

Съемочная группа фильма о Льве Ландау «Мой муж – гений» должна неустанно благодарить академиков во главе с Евгением Велиховым. Они не зря писали письма в высокие инстанции с требованием запретить картину. Если бы не шумная кампания в прессе накануне премьеры, редкий зритель досидел бы до середины «Закрытого показа».

Дело в том, что нас обманули. Никакого фильма нет. Есть набор вялых, небрежно смонтированных эпизодов. Есть задыхающийся от аритмии сценарий. Есть рассыпающаяся композиция, где вчерашним студнем застыли образы, ракурсы, сюжет. Мемуары жены Ландау Коры (исходный материал для фильма), страстные, сумасшедшие, местами отвратительные, местами пронзительные, имеют хотя бы одно оправдание перед вечностью – они пронизаны любовью к мужу. В сочинении режиссера Татьяны Архипцовой нет ни любви, ни шума времени, ни гениальной личности, которая переосмысляет мир по своим законам. Ее Ландау – даже не сексуальный маньяк, меняющий половых партнерш непременно в присутствии жены, но городской сумасшедший. Герою Даниила Спиваковского (худшая работа отличного актера), начисто лишенному мужского обаяния, энергии, искрометности, свойственных прототипу, не веришь ни секунды – таких не любят, а жалеют. И уже не имеет значения, сколько у Ландау было любовниц, как именно он их «осваивал» (его словцо), насиловала ли его медсестра еженощно в больнице или нет, а главное – какой смысл вкладывали авторы в фильм, выпущенный к столетию прославленного физика. Нет фильма – нет предмета разговора.

Искусству можно все, если оно искусство. Мы безоговорочно принимаем Моцарта в «Амадеусе» и Ленина в «Тельце» не потому, что образы биографически корректны, а потому, что художественно безупречны. Однако Архипцова, увы, не Форман с Сокуровым. И с этим ничего не поделаешь. Если бы была соблюдена чистота жанра, к авторам вообще не было бы претензий – каждый снимает, как может. Но запредельный градус бездарности фильма связан еще и с провалившейся попыткой скрестить стилистику модной докудрамы с художественным повествованием. Как только в кадре появляется сын Ландау Игорь с обрывками фраз и мыслей, тотчас вольному сочинению предъявляется другой счет.