Коллектив авторов - Исторический сборник «Память». Исследования и материалы Страница 9

В 1967 году, когда в Политбюро уже обсуждался вопрос об исключении Солженицына из Союза советских писателей (ССП)[96], он нанес небывалый символический удар по цензуре, написав открытое «Письмо IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей». В нем Солженицын «просил делегатов обсудить произвол литературно неграмотных людей над писателями ‹…› требовал – упразднить цензуру над художественными произведениями. Обвинял Союз Писателей, что он защищает своих членов ‹…› а часто выступает первым среди гонителей»[97]. Также автор письма обратил внимание съезда на те «запреты и преследования», которым подвергался сам. Подготовив 250 копий письма, Солженицын разослал его «подлинным писателям» среди делегатов, и около сотни адресатов потребовали – правда, безуспешно – обсудить письмо на съезде[98].

Благодаря публикации на Западе этого письма и романов Солженицын приобрел всемирную известность. В 1970 году ему присудили Нобелевскую премию по литературе с формулировкой «за нравственную силу, с которой он продолжил извечную традицию русской литературы»[99]. На родине же писателя исключили из ССП (в декабре 1969 года), а после присуждения премии он стал объектом клеветнической кампании в прессе.

Однако Солженицын прятал главный козырь – рукопись «Архипелага ГУЛАГ». Законченное в 1968 году исследование в глубокой тайне готовилось к публикации в США, но намеренно задерживалось автором. Во-первых, он знал, что после взрыва, который непременно вызовет эта политическая бомба, он едва ли сможет продолжать работать в СССР. А рисковать судьбой своего главного литературного произведения – многотомного романа о Первой мировой войне и революции «Красное колесо» – Солженицын не мог: для работы ему требовались источники, которые бы он едва ли нашел за границей. Да и кто знал, какая судьба ожидает автора крамольного произведения? Во-вторых, преждевременное обнародование «Архипелага…» угрожало сотням свидетелей, чьи имена, хотя и не полностью раскрывались в книге, могли быть идентифицированы.

Окончательное решение о публикации «Архипелага…» было принято под воздействием непредвиденных и трагических обстоятельств. В конце августа 1973 года Елизавету Воронянскую, верную помощницу Солженицына, арестовали. Пожилая женщина, напечатавшая раннюю версию «Архипелага…» на машинке и тайно сохранившая экземпляр рукописи, не выдержала пятидневного допроса и открыла следователям местонахождение тайника. А по возвращении домой повесилась. Узнав о гибели Воронянской 5 сентября, Солженицын сразу дал сигнал на Запад. И 28 декабря 1973 года парижское издательство «ИМКА-Пресс» выпустило первый том русского издания «Архипелага ГУЛАГ».

Начался последний бой в затяжной войне между Солженицыным и советским режимом. В январе 1974 года вся мировая печать восхищалась мужеством писателя-диссидента, а в советской прессе началось поношение «литературного власовца» и «отщепенца». В «Правде» писали:

В последние дни буржуазная печать развернула антисоветскую шумиху в связи с публикацией на Западе очередного клеветнического сочинения А. Солженицына под названием «Архипелаг ГУЛАГ». ‹…›

Книгу эту, замаскированную под документальность, можно было бы назвать плодом больного воображения, если бы она не была начинена циничной фальсификацией, состряпанной в угоду силам империалистической реакции[100].

Судьба Солженицына решилась: 12 февраля он был арестован, а 13-го выслан в ФРГ. На следующий день в самиздате стал расспространяться его обращенный к интеллигенции манифест «Жить не по лжи».

И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упремся: пусть владеет не через меня!

И это – прорез во мнимом кольце нашего бездействия! – самый легкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются ото лжи – она просто перестает существовать. Как зараза, она может существовать только на людях[101].

Из вышеизложенного следует, что появление в 1975 году исторического сборника «Память» было подготовлено рядом политических и общественных обстоятельств и, главным образом, диссидентскими экспериментами по «восстановлению исторической правды». За свержением Хрущева, положившим конец литературной оттепели и политике десталинизации, последовал поворот к консерватизму и частичной реабилитации Сталина. Общественная реакция либеральной интеллигенции приняла форму открытых – индивидуальных и коллективных – письменных протестов, адресованных советскому правительству. А последовавшее усиление преследований инакомыслящих привело к тому, что открытые антисталинские выступления постепенно сложились в более целостное движение за защиту гражданских прав, со своими ценностями и методами борьбы. Одной из центральных моральных ценностей диссидентов было стремление «жить не по лжи», в формулировке Солженицына. Относительно прошлого это подразумевало императив восстановления правды (в значении не только «истины», но и «справедливости») о прошлых преступлениях режима, а в отношении к настоящему – требование к власти уважать свои собственные законы и отстаивание гласности.

Тогда же внутри диссидентского движения наметился альтернативный подход к гласности в отношении к прошлому. Некоторые участники движения, например А. Солженицын или Р. Медведев, решили бороться с брежневским идеологическим курсом, исследуя такие запретные темы, как история сталинских репрессий и ГУЛАГа. Причем опровержение лжи официальной истории означало для них не только восполнение пробелов, но и предложение собственного, альтернативного прочтения прошлого.

В качестве реакции на такую повторную политизацию исторической науки и появился сборник «Память». Чем отличался этот проект от предыдущих? Во-первых, члены неформальной редколлегии принадлежали к молодому поколению, выросшему в послевоенные годы. В отличие от «поколения оттепели» они испытывали к коммунистической идеологии равнодушие, а то и враждебность. Если диссиденты поколения Р. Медведева отошли от конформизма в результате долгого созревания и пересмотра прежних убеждений, то Арсений Рогинский и его друзья выросли уже в новой политической обстановке. Для них самиздат и тамиздат, жизнь вне официальных рамок были не ценными завоеваниями, а естественной данностью. Отличались создатели «Памяти» и от своих сверстников-конформистов: они, например, не считали членство в комсомоле или участие в советских ритуалах для себя обязательными[102]. Главное место в их мировоззрении занимали нравственные ценности. Они стремились жить так, «как будто советской власти нет»[103], и неудивительно, что редактирование подпольного исторического сборника казалось молодым членам редколлегии хоть и опасным, но вполне легитимным занятием, равно как и чтение и распространение самиздата.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Анна Комароми из Торонтского университета, Канада, – автор книги «Uncensored: Samizdat Novels and the Quest for Autonomy in Soviet Dissidence» (Northwestern University Press, 2015) и ряда статей о самиздате. Кроме того, она составила онлайн-базу данных о самиздатской периодике (https://samizdat.library.utoronto.ca), которая в 2018 году должна появиться и в печатном виде под названием «Советская самиздатская периодика» (под общ. ред. Анны Комароми и Геннадия Кузовкина). – Прим. ред.

2

Горький М. Собрание сочинений: В 30 т. М.: Гос. изд. художественной литературы, 1953. Т. 27. С. 333. Цитата из рецензии М. Геллера «Память и “Память”» (Вестник РСХД. 1979. № 128. С. 192.)

3

От редакции // Память. Исторический сборник. Вып. 1. Нью-Йорк: Хроника, 1978. С. V.

4

Там же. С. IX.

5

Письмо А.Е. Тумановой Н.Г. Горбаневской. 21.11.1983. Forschungsstelle Osteuropa (FSO. F. 24. Фонд Н.Е. Горбаневской).

6

Чуковская Л.К. Не казнь, но мысль, но слово. (К 15-летию со дня смерти Сталина). В редакцию газеты «Известия» // Посев. 1968. № 8. С. 47 – 49.

7

Sherlock T. Historical Narratives in the Soviet Union and Post-Soviet Russia: Destroying the Settled Past, Creating an Uncertain Future. New York: Palgrave Macmillan, 2007. P. 2.