Анна Ромашкина - Хостесс. История Бэйли Екатерины Страница 9

– Ну, иди вон Библию полистай. Тебе, как преступнице, не мешало бы узнать, в какой из кругов ада ты попадешь. Жаль только, Библия на корейском. Но ничего, времени у нас тут навалом, так что осилишь заодно и корейскую грамоту! – с издевкой предложила Ира.

Я глянула на нее хмуро, но к полке с книгами все-таки прошла. Авось повезет, и найду что-нибудь на английском. Я долго рылась и перебирала книги, но так ничего и не нашла. Однако я заметила, что во всех книгах первые три-четыре страницы пустые. Недолго думая я выдрала их и понесла к своей «лежанке».

– Ты чего удумала!? А если они увидят, что ты государственное имущество портишь? – спросила Ирка безразлично, но с легкой иронией.

– Ну, подумаешь, значит – депортируют быстрее, пока все не перепортила. Я просила у них бумагу и ручку. Вместо ручки дали фломастер, а вместо бумаги – ничего не дали. Так что сами виноваты.

– Но это ж Библия! КОРЕЙСКАЯ! – округлив глаза и с интонацией алкоголика, на глазах у которого разбили бутылку водки, воскликнула она.

– О да! Ужас! Гореть мне в корейском аду, синим пламенем! – было в самую пору шутить, вот мы и развлекались черным юмором, как могли.

Я взяла листочки, аккуратно разорвала их на тридцать шесть частей и принялась разрисовывать. Через час все было готово.

– Кто в дурака будет? – громко и радостно спросила я.

Все сбились в кучку, кроме филиппинки.

– Блин, жалко мне ее, девчонки. Мы-то хоть друг друга понимаем. А ей каково? Сидит себе там одна, в углу… – тихо сказала Настя.

– Да, действительно, ей, наверное, хуже всего приходится. Но, извините, что мы можем ей предложить? Научить в дурака резаться? Да она ни в жизнь не запомнит. Это, во-первых. Во-вторых, как ты ей объяснишь, что такое «козырь»? Лично в моем словарном запасе таких высокопарных слов на английском нет, – ответила я.

– Э-эй, тебя как зовут? – обратилась Яна к девушке по-английски.

– Мария, – удивленно и едва слышно представилась филиппинка. Она так привыкла к своему одиночеству, что кажется, испугалась нашего внезапного интереса.

– Ты как, в порядке?

– Да-да, спасибо. У меня все о’кей, – торопливо закивала головой и заулыбалась она.

– Хочешь в карты поиграть? Ты игры знаешь какие-нибудь?

– Нет, я не умею. Да все о’кей, вы за меня не волнуйтесь.

– Ну ладно, о’кей так о’кей, – пожали плечами мы и раздали самодельные карты.

Сыграли несколько партий в дурака, потом Ира предложила сыграть в тысячу.

– Да ну, это долго, – протянула Лера.

– А ты что, торопишься куда? У тебя, может, свидание с кем, или на работу бежать надо? – съязвила Ирка.

– Ладно. Давай в тысячу, – расстроено буркнула Лерка и уткнула подбородок в колени.

От вечного сидения на полу седалищный нерв начинал отниматься и мы все время ерзали, пересаживались, садились на корточки, делали разминку.

Теперь мы поняли, почему все кореянки отличаются такой плоской конструкцией мягкого места, – от постоянного сидения на жестком полу.

– Слушайте, мне надоело играть. Я пойду, телевизор посмотрю, – сказала вдруг Настя.

Она включила телевизор и стала искать канал на английском. Через пару минут нашла.

Шел «День сурка». Опять. Мы все рассмеялись.

– Да, не велик выбор. Там еще есть канал жрачки. Он хоть и на английском, но так как там просто постоянно что-то готовят – можно посмотреть. Хоть вспомнить, что такое нормальная еда, – предложила Яна.

Настя переключила на канал еды. Бойкий парнишка готовил что-то божественное. Руки порхали над баночками с приправами, тарелочками с соусами и отменными кусками стейка. Мы уставились на телевизор, как зачарованные.

– Кто-нибудь, – дайте салфеточку, по-моему, я слюной футболку запачкала, – со взглядом очумевшего от «дихлофоса» таракана промямлила Лерка.

– Кончились, я все на свою майку истратила. Девки, не издевайтесь, а!? – жалобно попросила я.

Мы решили, чем так мучиться, уж лучше посмотреть «День сурка» еще раз. Потом пообедали, покурили (теперь уже по полторы сигареты: спасибо Ире и Марии), еще поиграли в карты, поужинали, поболтали перед сном и легли спать. Так прошел еще один день.

Глава 3

Где-то внизу живота явственно чувствуется тугой узел напряжения, скопившегося от невыносимого ожидания последних дней. Мы все ужасно переволновались, помня о том, что сегодня нас начнут допрашивать, и еще неизвестно, чем эти допросы для нас закончатся.

И в то же самое время в глубине души каждая из нас надеялась, что ее либо отпустят работать дальше, либо просто отправят домой. По сравнению с перспективой провести долгие годы в камере, даже принудительная высылка на Родину казалась нам не столь уж страшной. После двух дней, проведенных здесь, нам уже было все равно: куда и как. Лишь бы на свободу!

Я до сих пор, когда вижу в кино заключенных, сразу же вспоминаю свои размышления того периода: «Ладно еще, когда ты знаешь, что через год или два тебя выпустят, – можно жить и ждать, когда это произойдет. А вот как себя чувствуют те, которые сели на всю жизнь? Зачем они живут?! Чего ждут?! Чуда, что может быть когда-нибудь и их отпустят? Можно ли жить, имея лишь призрачную надежду на свободу?! Мне казалось, что – нет. По крайней мере, я бы – не смогла».

Вот такие грустные мысли меня посещали.

Да-а, вот кому здесь раздолье, – тому, кто любит пофилософствовать о смысле бытия. Похоже, что тюрьма – лучшее место для подобных размышлений. Обычно у нас не хватает на них времени. Здесь же время – единственное, что у нас осталось.

Но, не буду больше нагружать вас своей философской белибердой, а вернусь к моей истории.

– Девчонки, смотрите, не проболтайтесь про соки! Если они узнают, что мы еще и соки пили, – начнется разбирательство. «Мамашек»-«папашек» клубных да менеджеров начнут таскать по судам, а нас вообще отсюда не выпустят, – серьезно начала Ира. – А вы, – она обратилась к Лере с Яной, – не вздумайте признаться, что с корейцами за бабки ходили. Скажете, что они – ваши знакомые. Позвали побухать. Все ясно?

Ира с Настей пробыли в Корее дольше всех нас и, соответственно, знали о местных особенностях куда больше нашего. Вот мы и старались прислушиваться к их советам.

– Во всем остальном – лучше не врать, а то не дай Бог сами запутаетесь, – весомо добавила Настя.

– Ладно, уж, – поняли, – понуро закивали девчонки.

Раздался скрежет замков, дверь отворилась, и вошли двое охранников.

– Валериа Говрилова, – громко, старательно выговаривая незнакомые слова по бумажке, огласил один из них, – и Ирина Паноева.

Девочки встали и направились к выходу.

– Ни пуха! – хором крикнули мы.

– К черту! – ответили нам дружно, в один голос.

Их не было около часу. Когда вернулись – на обоих лица не было.

– Как вы? Как все прошло? Что спрашивали? Вы нормально? – засыпали мы их вопросами.

– Янка, мы попали. Там корейцы были, с которыми мы ездили. Их тоже допрашивали, – упавшим голосом сообщила подружке Лера. – Отпираться бесполезно. Они уже во всем признались: и сколько «мамашке» заплатили, и сколько нам… Я все рассказала.

– Ой, б…ть! Ну, попали! – в ужасе прошептала Яна.

– Яна Сысоева и Анастасия Кобанова! Пошли, – охранник сурово взглянул на наш бурный обмен информацией и требовательно позвал на выход следующую партию «смертничков».

– Ни пуха, – уже с меньшим энтузиазмом напутствовали мы.

– Да к черту! – нервно отозвались Яна с Настей.

Я поняла, что из-за Леры с Яной у нас у всех еще могут возникнуть проблемы. Раз эти двое были с корейцами за деньги, то с чего им верить остальным!? Наверняка они думают, что все мы именно проституцией в Корее и занимаемся.

Я бросилась к Ире и скомандовала:

– Рассказывай!

– Да капец! С чего начать-то…? – вид у нее был растерянный. Было такое ощущение, что она под асфальтовым катком побывала. – Сперва кореец через переводчика спрашивал, с какой целью я была в гостинице и кем мне приходится Ник. Когда я сказала, что мы жениться собираемся, он стал расспрашивать о нашей интимной жизни: сколько раз за ночь мы занимались любовью, сколько раз в неделю, как часто он и я кончали… Когда я спросила, зачем ему это надо знать, он ответил,… не поверишь, – ТАК ОН УЗНАЕТ, ЛЮБИМ МЫ ДРУГ ДРУГА ИЛИ НЕТ! – перейдя в последней фразе на крик, закончила рассказ Ира.

У меня на глаза навернулись слезы. Я представляю, каково было ей: вот так, запросто, взять и выпотрошить перед каким-то говнюком все самое ценное и дорогое, все личное и глубоко интимное, принадлежащее только им двоим; превратить воспоминания о близости с любимым человеком в банальную похабщину в угоду этим моральным уродам с искаженным восприятием ценностей… Мне стало тошно. Физически тошно.

Ира отдышалась, уняла дрожь в руках и продолжила уже спокойнее:

– Спрашивал, как долго мы встречались. Про соки спрашивал несколько раз в разных формулировках: все запутать пытался. Еще спрашивал, сможет ли Ник приехать, чтобы подтвердить мои слова. Я позвонила своему, но он говорит, что у них учения начались и приехать не сможет, – база закрыта. Вот, собственно, и все, – с тяжелым вздохом закончила она.