Газета День Литературы - Газета День Литературы # 84 (2004 8) Страница 9

Вот где вылезает явный примат религиозного над эстетическим. Вот к чему приводит попрание "тончайшей" грани.

Далее и вовсе назидательно: "И совсем не факт, что такое благословение будет дано. А если нет духовника, то надобно, чтобы он был".

Между тем священник отец Дудко со страниц "Нашего современника" о поэме "Путь Христа" отозвался одобрительно. Он отметил, что "поэт Юрий Кузнецов не случайно, а по велению сердца обратился к христианским истинам". При этом о.Дудко еще раз высказал глубочайшую мысль: "Умом мира сего не понять Божественной истины". И напрасно "обвиняют: христианство отвергает ум. Оно приветствует ум, но иной, который от любви и от чистого сердца".

А по мнению В.Хатюшина, не стоило вообще браться за такую тему, да еще такому "гордецу", как Ю.Кузнецов. Нормальному "большинству" авторов, мол, всегда "для самовыражения хватало земных, человеческих тем".

Да, есть поэты только таких тем, как их понимает критик. Но есть поэты земных человеческих тем как тем вселенских. Отдайте им земное! Отдайте и небесное... И — слава Богу! — "большинство", о котором критик завел речь, не абсолютное. И видно, Богу так угодно, чтобы существовали и поэты-философы, которые проникают в метафизику, в подспудное и надчеловеческое. Таких-то автор статьи и упрекает в "непомерных амбициях", их-то, этих "отдельных честолюбивых "художников", по его мнению и толкает "дьявол поиграть в "творческие" игры как с дьяволом, так и с Богом". Всё это, естественно, записывается на счет Ю.Кузнецова. Стало быть, и его выбрал дьявол, который "сам то и дело выбирает и соблазняет этих гордецов замахнуться на что-нибудь подобное".

Уже заведомо чувствуя себя победителем, критик-обвинитель берет на себя смелость лукаво решать, что от дьявола, а что нет. Отсюда и глумливые уколы, небрежные выражения, пренебрежительные словечки, клички, ярлычки... Врачу, исцелися сам!

В.Хатюшин даже норовит подвергнуть сомнению, что поэт Ю.Кузнецов, как и всякий человек, носит в себе Образ Божий: "но если Бога в сердце нет или почти нет..." Вроде бы не отказывая поэту в художественном мастерстве, он походя прибавляет: "Дьявол тоже чертовски мастеровит". А изобразительную силу кузнецовских поэм называет "мультипликационностью". Такие определения, как "пустой комикс", "фантазийная ересь", "претенциозные словесные игры" встречаются у него по нескольку раз на каждой странице.

В.Хатюшин подытоживает, что "Путь Христа" не привел Ю.Кузнецова к необходимому и, в принципе, должному результату — к осознанию, к ощущению Бога в душе. "Художество", мол, заслонило. Позволю себе со всем этим не согласиться. А более всего — не приемлю утверждение, что "автор доказал и себе и другим свои "поэтические способности", "но одновременно он продемонстрировал свою духовную незрелость".

Пути Господни неисповедимы. Неисповедимы и пути Поэта к Господу. Через бездну к Богу — и путь поэта Ю.Кузнецова.

У каждого человека своя бездна. И у каждого народа — своя. Чтобы вызвать из бездны Образ Божий, мало одного формального мастерства, "художества". Здесь необходима особая молитвенно-подвижническая подготовленность к встрече с Ним, к живой беседе, к возможному Суду над тобой. И как же легко набрались у нас многие нахальства судить: есть у кого-то Бог в сердце или нет, — как будто им сам Господь открыл это.

Полноте! Ведь какие нелепые обвинительные аргументы приводятся! Цитируя вторую строку из самого начала "Детства Христа":

Памятью детства написана эта поэма.

Встань надо мною, Звезда Вифлеема! — критик утверждает, что "звезда Вифлеема может сиять только над Христом и больше ни над кем". Позвольте, а над самим Вифлеемом, над матерью Иисуса, над волхвами, пришедшими благодаря ей из дальних земель, над всеми людьми — она что, не сияла?

Но "боговдохновенный" критик недоумевает: "ради чего писалась поэма?" И дает заранее подготовленный ответ: не стоило, мол, в очередной раз рифмовать всем известное Евангелие. "Сколько ни тужься, а лучше, чем в Священном Писании, не скажешь". В результате якобы получился "довольно вялый, хоть и рифмованный текст".

Да вялый ли? Я на этот счет имею свое мнение.

Славянский — нараспев — речитатив в поэмах Кузнецова соединен с гомеровским гекзаметром. И это получилось органично. Своим слогом поэт новозаветные тексты и легенды из апокрифов настроил на иную звуковую волну, придал им особую художественно-мистическую окраску. И библейские сказания зазвучали по-новому. Оттого и Христос у Кузнецова заговорил "на русистом санскрите". Надо сказать, что и первородным языком Библии был не славянский, но в наше народное сознание она вошла не через греческий, арамейский или латынь, а именно через церковно-славянский язык. Есть у славянского слова счастливая способность звук и слог покорять сердцу, не только смягчая и утешая, но укрепляя и благословляя на будущие битвы за вселенскую справедливость. Да, именно за нее — не меньше!

Образный ряд поэм зиждется на образах-архетипах, на метатропах. Поэтому в каждой строке слышится раскатистое эхо времен. Каждый образ,— при том, что он многозначен, текуч,— тяготеет к символу. Все образы — как звенья в общей цепи времени: тронешь одно — откликнутся по соседству и предыдущие, и последующие. Прошлое—настоящее—будущее в поэме связаны воедино словом.

Где-то слова затерялись под спудом поэмы.

Жаль, что искатели слепы, и глухи, и немы.

И напрасно критик уверяет себя и хочет уверить нас, что "из пересказанного повествования Евангелия Ю.Кузнецов вообще не делает для себя никаких выводов". Нравственным выводом, звучащим в историческом контексте, и дышит стих Ю.Кузнецова:

Царство Небесное каждому в меру дано.

В каждом из нас пребывает незримо оно.

Слова Христа поэт делает своими и по-своему стремится донести их до читателя. Но в ответ раздается критическое: "Для какой нужды переиначивать слова Христа на собственный лад, если в результате этой переделки они выглядят явно слабее и недостовернее?"

Громко вопя, фарисеи взялись за каменья...

III.

Разумеется, на все вопросы не знает ответов и Ю.Кузнецов. Поэт задает их бездне. В ней, в духовной бездне, и заключена природа творчества — та самая, которой поэта пытаются попрекнуть: "...или те литераторы, которые объявляют его одним из "лучших", "талантливейших" и "самобытнейших" поэтов, лгут себе и другим, или они ничего не смыслят в природе творчества".

Видимо, так же не смыслят ничего в "природе творчества" художники, рисующие соборы и святые лики. Им лучше бросить кисти, а довольствоваться лишь тем, что чертить в воздухе крестные знамения перед уже некогда написанными иконами. Лучше не нарисуешь! А если взглянуть глубже, не лучше ли вообще сжечь все картинные галереи, где изображены библейские легенды, уничтожить великое полотно А.А.Иванова. "Явление Христа народу", а заодно и все иконы, на которых образы святых так или иначе носят печать различных толкований и трактовок?

Догматы церкви оставим на совести духовных особ. И не следовало бы их переносить на современное искусство. Животрепещущее, насущное,— искусство всегда носило светский характер. Нравственные религиозные постулаты служат тому, чтобы направлять его, но не омертвлять; наставлять, но не загонять в инквизиторский "испанский сапог".

Ю.Кузнецов не ломает православных канонов, он их художественно исследует, духовно развивает и на их основе рисует свои эпические полотна. При этом он не допускает какого-либо ерничанья, пародирования, глумления над Христовыми заповедями, как это снова стало модно в известных кругах. Он не подвергает сомнению саму божественную сущность святости.

Путь поэта — с Христом и во Христе. "Путь Христа", а затем "Сошествие в Ад" были предопределены всем ходом творческого развития Ю.Кузнецова. Он идет в Рай — через ревизию ада, где "черное солнце блистало кромешным исподом" . Да не с каким-нибудь гоголевским ревизором, а с самим Сыном Божьим.

И показать свое падение в бездну с верой во взлет — разве нет в этом художественной честности, правдивости, "духа Истины" — вопреки всем обвинениям в "красивой и эффектной неправде"? Так поступали А.Блок и С.Есенин, которые в своем творчестве постоянно обращались к Образу Бога. Так поступали многие великие поэты — каждый в свое время.